Я иду искать

«Или как человек, оказавшийся во власти злобного духа», – подумал Ур, отступая теперь назад. – «Кажется, именно такой эффект приписывали одержимости жрецы.»

Они с Айццем уходили прочь от посёлка, а в спины им летел ноющий визг существа, никак не желавшего смириться со своей участью.

***

В этот раз по дороге прошагали недолго. Мусорщик свернул на какую-то тропку, что едва угадывалась в прошлогодней траве, и двинулся на северо-восток, ориентируясь по высоковольтным вышкам. Шёл быстро, возраст ему будто и не мешал, так что Ур, которому приходилось экономить запасы экзоскелета, вскоре почувствовал себя, как во время марш-броска на учениях. Скучная местность почти не давала поводов зацепиться глазом хоть за что-нибудь интересное – мелкие пригорки, овражки и рощицы, выкрашенные осенью во все оттенки бурого, сменяли друг друга, словно в повторяющихся кадрах мультфильма. Иногда в земле угадывались кусок искрошившегося бетона или какая-то железяка, а один раз вдалеке показалась кирпичная будка, похожая на вход в подземелье, но Айцц к будке не пошёл и Уру не велел: бросил лишь, что там «темно и нехорошо». Ухватившись за эту возможность, разведчик постепенно втянул спутника в разговор: о деле тот говорил охотно и был не прочь похвастаться трофеями, что годами отыскивал на руинах цивилизации. С дел новейших Ур постепенно перешёл к делам прошлого и попробовал выяснить, кем был мусорщик до того… – тут он едва не затронул самый сложный вопрос, но быстро поправился, – до того, как пришлось заняться текущим промыслом.

Немедленно начались проблемы и отговорки. Старик отвечал уклончиво и норовил сменить тему, но когда Ур припёр его к стенке, всё же сознался. Был художником. Выходило так, что художник в Литтерстадте считался человеком если и не презренным, то уж всяко не респектабельным. Хвалиться нечем. Почему дела обстояли именно так, понять было решительно невозможно – оставалось лишь принять, как очередную странность этой земли. В истории Этнан-Вегнара, да и всего Араанга, мастера кисти тоже переживали взлёты и падения своего ремесла – случалось и такое, что дерзких рисовальщиков изгоняли и даже казнили – но чтобы буднично выталкивать на социальное дно? Ур попробовал выяснить, чем обычно занимались художники, и узнал, что самыми утилитарными вещами – символьной графикой, знаками-указателями, разными вывесками. Изобразительное искусство, как таковое, вымерло лет за двести до рождения Айцца. Или за триста. Старинные картины, которые на родине Ура то яростно уничтожали в эпоху обскурантизма, то спасали ценой человеческих жизней, в Литтерстадте не значили ничего.

Через несколько минут разведчик догадался, что ничего не значило само прошлое. Айцц удивительно мало знал об истории собственной страны, она словно выцветала и осыпалась, стоило только преодолеть рубеж в какие-нибудь полвека. Хуже того – он искренне не понимал, почему странный «Ур-менос» вообще интересуется такими бесполезными вещами. Спросил бы лучше про места, где можно найти годную добычу, или про урожай. В крайнем случае, про науку – мусорщик о ней знал немного, но к достижениям прогресса испытывал некоторое уважение. В конце-концов, плоды этих достижений он и добывал на руинах прошлого. Но само прошлое? Для чего оно?

Конец ознакомительного фрагмента.