Я лечил Сталина: из секретных архивов СССР

Чисто по-американски: посадить к себе в машину мужчину, приехавшего в город с другого края света на один-два дня, и покатить с ним одной за несколько десятков километров в лес

Мы летим в Хьюстон, на юго-запад. В Далласе - пересадка, обширные залы аэропорта. Купили галстуки и шариковые ручки. Вечером - в Хьюстоне. Жарища, деваться некуда - вернее, деваться можно только в здания, снабженные кондиционером. В гостинице мы устраиваемся все трое в одном номере, доллары!

Утром едем в клинику Дебейки. Это целый институт, архисовременный. В Хьюстоне вообще все новое, как будто бы город только что возведен (в конструктивном, то бишь ящиковом стиле со стеклянными витринами вместо стен). Это город миллионеров, нефти и вооружения. Здесь опять Пол Уайт! И не только он, но ряд персонажей из Института сердца, а также Кейс и другие. Все прибыли, как и мы, проездом на кардиологический конгресс в Мексико-Сити.

В Хьюстоне состоялась конференция Международного кардиологического фонда. Эта организация, параллельная кардиологическому обществу, отличается от последнего тем, что, во-первых, в нее входят членами и не врачи, поддерживают ее средствами - в числе их имеются миллионеры, бизнесмены и т. д.; во-вторых, она носит не научный, а скорее финансовый и пропагандистский характер: по мысли инициаторов, она призвана в порядке общественном помочь государственной официальной системе борьбы с сердечно-сосудистыми заболеваниями в каждой стране мира. Нас спросили, что мы думаем об этом. Я сказал, что нам пока еще не удалось организовать свое кардиологическое общество, но это - вопрос ближайшего времени; что же касается фонда, то у нас другая государственная система, и жертвований бизнесменов, как и самих бизнесменов, конечно, не может быть. «Но - сама мысль о широком привлечении для общественной борьбы с сердечно-сосудистыми болезнями различных кругов нашей интеллигенции, деловых людей - государственных деятелей, ученых, писателей, - сказал я, - заслуживает внимания, и мы по приезде домой должны будем ее обсудить». Собравшиеся выслушали мой неподготовленный английский спич с одобрением.

Вечером Дебейки пригласил участников собрания на ужин в ресторан; тут я впервые познакомился с милейшим Бэером, председателем секции не медиков - членов фонда; он нажил миллионы на… перочинных и столовых ножах (почему направо и налево раздает маленькие ножички с изображением сердца в качестве сувениров, да и для пропаганды кардиологии); этот весельчак играл на балалайке «Очи черные» и пел их, не стесняясь.

Наутро мы отбыли в Мексику.

Чазов сделал хороший доклад по фибринолизину

Четвертая поездка в США была осенью 1964 года вдвоем с Е. И. Чазовым, моим молодым сотрудником и заместителем по директорству в Институте терапии. Опять трансатлантический перелет, далее - Вашингтон, Бетесда.

Чазов сделал хороший доклад по фибринолизину. Был еще доклад большого специалиста в этой области Аструпа (переехавшего из Копенгагена, где «для научной работы нет таких условий»). Слушали мы еще доклад о пресловутом фрэминтемском опыте: десять лет наблюдали за сердечными больными - при поголовном исследовании всех жителей. Ну и выяснили, что следует воздерживаться от злоупотребления табаком, жирной пищей, надо работать физически и т. п.
– все, что и без того всем хорошо известно. Зато «статистически достоверно». Еще один интересный доклад о «пре-бета-липопротеинах» сделал Фридрихсон; он обещал нам прислать описание метода, но задержал еще больше чем на полгода (до тех пор, пока метод не был опубликован).

Были мы и в Бостоне. На этот раз Пол Уайт и его супруга поселили нас у себя в доме. Мы вечером съездили к Самойлову - сыну известного казанского физиолога, который впервые в России занимался электрокардиографией; Уайт считает его работы выдающимися (для него имеют значение от старых русских медиков только три-четыре фамилии: И. П. Павлов, Н. С. Коротков - аускультативный способ измерения кровяного давления - и Самойлов, немного Аничков).

Мы снова в уютной комнате в чистейших кроватях в старом английском стиле - с высокими углами. Утром, после кофе с джемом, тостами и яичницей с беконом, мы покатили в соседний штат Нью-Джерси; машину вела миссис Уайт. «Куда мы?» - спросил я Пола Уайта. «Я хочу вам показать места, где жили индейцы». Удивительно красивые места: бесконечные леса, опять «индейское лето», огненная листва, это еще красивее Миссисипи, какие-то красные растения на почве, ягодные кусты; попадаются деревья с фиолетово-синей листвой - фантастика! Дороги, дороги (кстати сказать, всюду отличные, но - пустынные, кто, собственно, и когда их чинит?). Вот наконец плато, где стоял последний вигвам. Теперь здесь музей и красивая скульптура индейца. Горы, уходящие в Канаду.

Наконец приезжаем - это усадьба Кларка. Обширный дом, пруд, цветник, гараж. 400 гектаров земли. Большая библиотека. Господин Кларк обуреваем вопросами мира в нашем мире. Он написал объемистый трактат, перевел его на многие языки (напечатал на собственные средства); по-русски дан лишь обширный реферат в виде брошюры. Он послал свое сочинение Хрущеву, Громыко. «Там даны конкретные предложения, которые обеспечат полное согласие стран». Кларк был и в Москве, его принимали члены правительства. Он опять готов туда отправиться (и, действительно, зимой он опять был в СССР, и я заходил к нему в гостиницу «Националь», и Кларк сказал как-то понуро: «Пока из моих планов ничего не получается».) Склеротик? Возможно. Но симпатичный мечтатель.

Обед и прочее. Приехал еще один Кларк, его брат, оказывается, и он сенатор. Он демократ (от штата Пенсильвания, недавно был мэром Филадельфии), юрист по образованию. Крайне не одобряет Голдуотера [262] и предсказывает провал этого крикуна.

Мы направляемся к какому-то сельскому аэропорту и вскоре на четырехмоторном самолете с Полом Уайтом летим в Нью-Йорк (а Маргарет Уайт должна гнать машину домой).

В Нью-Йорке мы заняли резервированный за нами номер в «Президент-отеле» - это удобное место, недалеко от Центрального вокзала, между Пятой авеню и Мэдисон-авеню, и отправились в гости к мистеру Бэеру, тому самому миллионеру, который занимается ножиками и кардиологией. У него многоэтажный дом, живут разные родственники, сам он занимает просторную квартиру с дочкой и ее мужем-врачом.

262

Голдуотер Барри Моррис (1909-1998) - американский политик-республиканец, кандидат в президенты США на выборах 1964 года. Крайний антикоммунист. В советской печати часто служил символом агрессивной политики США.

На этот раз в Нью-Йорке я повторно побывал в музеях - особенно новой живописи. В Museum of Modern Art - на Пятьдесят третьей стрит, недалеко от Пятой авеню - мне понравилась абстрактная живопись Делоне - с французским изяществом, создавшим расцвеченные композиции переплетающихся овалов, наивные простодушные кубики Модриана, чертежи Малевича, а особенно фигуры Любови Поповой, полные изысканной красоты, радующей глаз, как хорошая музыка - уши. Приятно, что русская живопись все же представлена - хотя бы группой «левых». Как жаль, что они у нас предаются анафеме и мы открещиваемся от своих талантов - только потому, что руководители, не знакомые сами с этой областью искусства, послушно следуют советам консерваторов из Академии художеств и т. п.!

В этом же музее мы смотрели выставку Пьера Бонара. Чудесный художник, и я горд, что имею одну его вещь. Был я также, конечно, в музее Гуггенхайма (он также на Пятой авеню); здание в своеобразном стиле; вы подымаетесь на лифте на верхний этаж - оттуда по плоской широкой лестнице спирально спускаетесь вниз, рассматривая развешанные по стенам картины; свет дан сверху, в обширное цилиндрическое пространство, окаймленное винтообразной лестницей. В собрании Гуггенхайма также есть несколько русских - Малевич, Кандинский и еще мне ранее известный Павел Телицев, показавшийся немного страшным, как все сюрреалисты.

Как жаль, что мы открещиваемся от своих талантов - только потому, что руководители, не знакомые сами с этой областью искусства, послушно следуют советам консерваторов из Академии художеств

Хочу еще добавить, что в Музее современного искусства я видел еще одного Сальвадора Дали - картину «Христофор Колумб», также сделанную мастерски, хорошо отражающую жестокий дух католических завоевателей, но по свету и колориту менее интересную по сравнению с «Тайной вечерей» Вашингтонской галереи.

Очень мне понравилась в Нью-Йорке частная коллекция сенатора Ласкера. Круг картин от Ренуара до Матисса (таково и название монографии-альбома с воспроизведениями картин - в отличном исполнении; эту книгу сенатор мне прислал в Москву в подарок, а купить ее стоило бы 25 долларов).

Наконец, был я еще в одной картинной галерее, в которой устроена была выставка вещей немецкого импрессиониста Коринта. Коринт - в таком, по крайней мере, количестве или подборе - мне не понравился; слишком много противного жирного женского тела в разных проекциях, да и пейзажи страдают избытком масла. Кстати, ходил туда вдвоем с Соней Шейх-Али, моей бывшей сотрудницей и приятельницей, в свое время очень интересной девушкой, вот уже два года проживающей в Нью-Йорке (ее муж работает в нашем представительстве в ООН). Она еще не дошла до персонажей Коринта, но идет в этом направлении, если не изменит круто своего режима. Одета Соня элегантно, и было приятно погулять с ней по вечерним улицам Нью-Йорка и поговорить о жизни - прошлой, настоящей и будущей.