Я — легионер. Рассказы

— То-то, — удовлетворённо заключал Луцилий и удалялся.

* * *

И всё же нам трудно было скрыть свои настроения и тревогу.

Юний Блез, судя по его действиям, был человеком достаточно опытным. Он решил прибегнуть к испытанному приёму. Зрелище — вот что сможет отвлечь воинов от опасных мыслей и вернуть им бодрость. Разве не с помощью зрелищ император справляется с многотысячной городской чернью? Амфитеатр вместо форума. Звон мечей в руках гладиаторов заменил речи народных трибунов.

Правда, в провинции не было ни амфитеатра, ни гладиаторов. Но разве в канабах [50] при лагерях мало бродячих актёров? Конечно, зимний лагерь не вместит трех легионов. А что если воспользоваться одним из летних лагерей, превратив его в амфитеатр? Достаточно только на месте претория соорудить деревянный помост.

Отдав соответствующие распоряжения, легат отправился в Аквилею, где у него была вилла. Но всё же Блез рассчитывал прибыть на представление, хотя и не к его началу.

50

Кан'aба — посёлок при лагере, где жили солдатские жёны и дети, торговцы и другой люд, обслуживающий войско. Многие крупные города Европы (Вена, Будапешт, Белград и др.) выросли из лагерных посёлков.

Не буду рассказывать о том, как мы прибыли в летний лагерь, как разместились на указанных нам местах. Справа от нашего легиона располагались воины XV легиона, прибывшие из Эмины, слева воины IX, стоявшего в Сирмиц. Представление было обычным. Мимов сменяли акробаты, акробатов — жонглёры. В воздухе мелькали шары и кольца. Дрессированная обезьянка в одежде и короне парфянского царя, кривляясь, склонялась перед актёром в пурпурной тоге, а актёр пел:

Обезьянка, поклонись,Покажи бесплатно,Как знамёна Красса царьВ Рим вернул обратно. [51]

51

Римский полководец Красс в 54 г. до н. э. был наголову разбит парфянами. При Августе, после дипломатических переговоров, знамёна Красса были возвращены парфянами, что считалось крупной победой.

Но вот на помост вышел Перценний. Наш VIII легион встретил появление своего любимца одобрительными возгласами. Соседи молчали. Их удивило, что новый артист в простом солдатском плаще, а не в яркой одежде, как другие.

Перценний подошёл к самому краю помоста и сказал:

— Многие здесь знают меня. Я не актёр. Я воин восьмого легиона. Говорят, что я умею говорить разными голосами…

Смех. Крики:

— Давай, Перценний!

— Говорят, что для актёра важнее всего воображение, — продолжал Перценний. — Вот я и представил себе, что к нам в лагерь прибыл Марк Туллий Цицерон, [52] да будут к нему милостивы небожители.

52

Марк Туллий Цицер'oн (106—43 гг. до н. э.) — римский политический деятель, оратор, писатель.

Я насторожился. Это что-то новое. Конечно, Цицерон — великий оратор, это признавал и Август. Но Цицерон был врагом Августа и убит по распоряжению триумвиров. Цицерон в солдатском лагере! Ну и придумал!

Перценний сделал движение рукой. Край плаща закинут на плечо. Гордый поворот головы. Глаза сверкают. Да, это чудо искусства! Не было ни одного человека в многотысячной массе, кто бы не поверил превращению. Цицерон жив. Солдат не отрубил ему голову. А презренная Фульвия, жена Марка Антония, [53] не протыкала вилкой язык, произносивший филиппики! Цицерон бессмертен, как бессмертны разум и возвышающее душу, гордое, не склоняющееся перед насилием человеческое слово.

53

Марк Ант'oний (83–30 гг. до н. э.) — политический деятель и полководец.

— До каких же пор вы, дикие звери, будете злоупотреблять нашим долготерпением? — начал Перценний. — Даже варвары, что за Данувием, мягкосердечнее вас. Вы превратили нашу жизнь в сплошное мучение, вы не даёте нам покоя ни днём, ни ночью. Долго мы терпели из малодушия. Старики, мы совершили по тридцать, по сорок походов и почти все изувечены. Кто в отставке, и для того служба ещё не кончена, его оставляют при знамени, и под другим званием он несёт те же труды. А кто переживёт все эти бедствия, того тащат в отдалённые страны и вместо полей дают ему болото или негодный участок на горе. Военная служба поистине тяжка и жалка: душа и тело оценены в 10 ассов [54] подённо; за эту сумму должны мы припасать платье, оружие, палатки, откупаться от жестокости центурионов, от лагерных работ. Свидетель Геркулес! Нет конца побоям и ранам.

54

Асс — мелкая римская монета.

На моих глазах происходило удивительное. Все понимали, что это не жалкое подражение, не игра, а слова, идущие от самого сердца.

— Ты прав, Перценний! — кричали одни. — Достаточно терпеть!

Другие молча обнажали спины, показывали рубцы или открывали рты с остатками зубов. Третьи с кулаками подступали к трибунам и центурионам, растерявшимся от неожиданности и не знавшим, как себя вести.

— Мы страдали при Августе, — продолжал Перценний. — Будет ли нам легче при Тиберии? Не пора ли нам вступать на службу на определённых условиях? Каждый должен получать по динарию. Срок службы шестнадцать лет и чтобы нас не держали потом при знамени и выдавали содержание не гнилыми продуктами, а чистыми деньгами. Почему преторианцы [55] получают по два динария и служат 16 лет? Разве служба у Коллинских ворот опаснее, чем в горах и дремучих лесах?

55

Преторианцы — императорская гвардия, находившаяся в привилегированном положении. Лагерь преторианцев располагался в Риме у Коллинских ворот.

Крики одобрения заглушили последние слова оратора. Да, оратора, а не актёра. Было вслух произнесено то, что втайне мучило каждого. Человеческое стадо, сдерживаемое суровой дисциплиной, превратилось в народ. Так, наверное, выглядел форум в те времена, когда Гракх произнёс свои знаменитые слова: «Даже дикие звери имеют в Италии свои норы и логовища, а вы, сражающиеся и умирающие за Италию, не имеете ни клочка собственной земли!» Сто пятьдесят лет назад была произнесена эта речь, и с тех пор ничего не изменилось. По-прежнему уделом бедняков являются страдания. По-прежнему богачи наслаждаются жизнью, не зная лишений.

Расталкивая воинов, я бросился к Перценнию, на помощь. Толпа гудела и ревела. Казалось, поток прорвал плотину. Но стоило Перценнию поднять руку, как наступила тишина.

— Братья! — крикнул я что было сил. — Не пора ли нам объединиться под одним орлом? [56] Поодиночке нас сломают! Вместе же мы непобедимы.

Что тут началось! Одни, это были воины нашего легиона, ревели от восторга. Другие возмущённо вопили: «Почему под вашим? Разве наш орёл хуже?» Зависть и соперничество готовы были сделать нас врагами. Положение спас Перценний.

56

Серебряный орёл на древке был значком легиона. Нижний конец древка был заострён и втыкался в землю. Орлу поклонялись, венчали его венками, умащали благовониями.

— Друзья! — сказал он в наступившей тишине. — Почему нам не объединить наших орлов, не поставить их рядом?

— Верно! — послышались возгласы.

Тотчас же нашлись энтузиасты, решившие осуществите предложение Перценния. С лагерного вала они срывали дёрн, чтобы насыпать возвышение и в него воткнуть древки с орлами. За этой работой и застал нас легат, прискакавший из Аквилеи. Спешившись, Блез кинулся к тем, кто таскал дёрн. Он останавливал то одного, то другого, пытался вырвать дёрн, словно кусок земли с травою представлял для него опасность. Отчаявшись, легат вытащил меч и, протягивая его воинам, молил о смерти:

— Заколите меня! — кричал он. — Лучше убить легата, чем изменить императору.

Потрясённые настойчивостью Блеза, воины перестали таскать дёрн.

Простирая к нам руки, Блез кричал:

— Зачем прибегать к насилию? Не лучше ли послать гонцов к императору? Выскажите ему свои жалобы! Вспомните, что грозит мятежникам!

Слова эти нашли отклик в толпе. «Если сам легат советует отправить посольство в Рим, значит, он признаёт тяжесть нашего положения и справедливость требований», — рассуждали новобранцы. «Нам не дадут никаких участков, и долгие годы, проведённые на службе, останутся невознагражденными. Мы не новобранцы. Это им нечего терять», — думали ветераны.