Я люблю тебя, Зак Роджерс

Не она одна переживала.

Я до сих пор не могла свыкнуться с тем, что мама беременна. От моего отца. От этого безответственного человека, у которого черт знает что творится в голове.

Она отказалась остаться в больнице. Отказалась позаботиться о безопасности своего будущего малыша. Поэтому теперь я не была уверена и в ее адекватности. Любая женщина, волнующаяся о спокойном течении своей беременности, без раздумий согласилась бы полежать недельку-другую под присмотром врачей.

Собственно возникает вопрос: о чем думает моя мать?

Надеется, что то, что произошло ночью, исчезнет само по себе и не повлечет никаких последствий? Что-то сомневаюсь. Я, конечно, ни черта не смыслю в беременности, но случившийся приступ насторожил бы меня. Я бы не стала столько пренебрежительно относиться к таким вещам.

Ведь это не шутки. Это ее жизнь. И жизнь малыша, которому всего три недели.

Ворчливо вздохнув, я покачала головой и убрала одну руку с руля. Протерев глаза, плавно остановилась на светофоре. По моим подсчетам, было около десяти утра, но от солнца уже исходило невероятной мощи, поистине адское тепло. Оно прокралось в салон автомобиля и впиталось в воздух, которым мы дышали, сделав его горячим. Пришлось спустить окно. Страшно представить, что будет твориться на улицах днем. Такой жаре может позавидовать даже ад.

Так же плавно тронувшись с места, я миновала пересечение улиц и зацепилась взглядом за виднеющийся вдали знакомый образ столь родного моему томно колотящемуся сердцу кафе «Голд». Интересно, сколько раз Макс мысленно спустил с меня шкуру? Ведь я не явилась на работу, а босс то и дело, что грезит, как бы выпнуть мою задницу и лишить работы.

Я позвонила Джесс, как только вышла из палаты мамы, и попросила ее предупредить Макса о моем отсутствии сегодня. Подруга потребовала подробностей, и стоило мне заикнуться о беременности мамы, как в телефоне повисла необычайная тишина. Я даже подумала, что связь оборвалась. Но нет. Джессика просто проглотила язык от шока. Наверно, она смогла говорить только спустя несколько минут. Мы договорились созвониться вечером.

За время пути от больницы до дома я успела о многом подумать. О том, что будущее нашей семьи вновь потерпело крутые изменения. О никчемном отце, который даже понятия не имел о том, что мы с мамой пережили этой ночью. Я пыталась представить себе его реакцию, когда он узнает ошеломляющую, уводящую из-под ног почву новость о том, что у него и мамы примерно через восемь месяцев появится ребенок. Будет ли он рад? Сумеет ли это вправить ему мозги? Изменит ли внезапная беременность их отношения? Я более чем уверена, что мама так думает, по крайней мере, надеется на это. Хотя она выглядит такой уставшей, что в мое сердце прокрались сомнения: вряд ли сейчас она вообще о чем-либо задумывается.

Она сидела, прислонившись щекой к стеклу, и тяжело дышала. Я отчетливо слышала ее неровное, обрывистое дыхание даже сквозь гудящий звук древнего мотора.

Как только я надавила на педаль тормоза, и автомобиль коротким рывком замер у нашего дома, мама распахнула глаза и встрепенулась, отлепившись от бокового окна. Сморщившись, она огляделась, и когда ее взгляд остановился на моем вопросительном лице, мама испустила глубокий, подавленный вздох и принялась отстегивать ремень безопасности.

Покинув красный «Минивэн», я обошла ее и стала дожидаться, когда мама выберется наружу. Ее движения были медлительными и вязкими. Она испытывала затруднение, когда пыталась подняться с кресла. Опираясь о распахнутую дверцу, не оставляла попыток превзойти свою беспомощность.

Насупившись, я подошла к ней и мягко сжала ее свободную руку. Робко вздрогнув, мама устремила на меня печальный, извиняющийся взгляд. Ей тоже было несладко, и хоть я сердилась на нее, мне не хотелось, чтобы она думала, будто одинока. Я хотела поддержать ее, потому что она нуждалась в этом. Действительно нуждалась. Даже в такой незначительной мелочи, как выйти из машины, ей была необходима помощь.

— Спасибо, — раздался ее осипший голос рядом с моим лицом, когда я, приобняв ее за плечи, вытащила из тачки.

Захлопнув дверцу и не отпуская маму, направилась к дому.

Она едва могла идти. Я чувствовала, как подкашивались ее ноги, и это причиняло моему сердцу колоссальную боль. Мне хотелось сделать для нее нечто большее, нежели просто довести до постели и уложить спать. Если бы я только могла, то забрала бы ее слабость себе, потому что смотреть на нее, такую хрупкую, бледную и потерянную было поистине мукой.

Я видела, как мама морщила лицо, и могла предположить, что сейчас она ненавидела себя за свое состояние, но сжимала губы и не позволяла самокритике усугубить и без того напряженную атмосферу.

Когда мы зашли в дом, я не обнаружила отца. Два этажа тонули в беспробудной тишине, что свидетельствовало об отсутствии здесь кого-либо.

Похоже, дом пустовал всю ночь.

Где носит этого ублюдка, зовущегося моим отцом?

— Давай отведем тебя в спальню, — сказала я, направившись к лестнице.

Слабое сопротивление мамы заставило меня остановиться.

— Что? — спросила я, взглянув в ее сторону.

— Я… сама, — медленно ответила она.

Ей было сложно даже говорить.

Пропустив через себя вспышку гнева, я сильнее обвила рукой ее опущенные плечи.

— Просто держись крепче, — сказала, отпустив все бурлящее внутри меня, и приятное тепло разлилось по телу, когда посеревшие, потрескавшиеся губы расплылись в крошечной, благодарной улыбке.

Благополучно добравшись до родительской спальни, я осторожно уложила маму на кровать, хорошенько укутав ее в одеяло. Как только ее лицо коснулось подушки, которую я подбила ей под голову, мама засопела. Я даже не успела спросить, голодна ли она.

Где бы ни носило моего отца, как бы сильно мама ни надеялась на него, она всегда может положиться на меня. Я не оставлю ее. Никогда. Скорее позволю этому миру сойти с ума.

Я буду защищать тебя, мама.

И больше не позволю подобному случиться с тобой.

Вероятно, этот день был самым противоречивым за всю историю Самых Противоречивых Дней Моей Жизни. Я чувствовала себя спокойно, потому что находилась дома, забыв о возможных проблемах с работой, и обо всем том, что подвергало мои нервы беспокойству. Я постаралась вычеркнуть из мыслей и то, что в любой момент мог вернуться отец и испортить ту долгожданную идиллию, что процветала в этом доме, пока его не было в нашей жизни целых восемь лет. На моем лице блуждала ностальгическая улыбка по тем замечательным временам.

Но как бы я ни пыталась облепить себя иллюзией гармонии, все было ужасно.

В воздухе витал приторно-сладкий аромат его духов.

В гостиной на кресле лежала его красная футболка, а на журнальном столике покоился помятый листочек с заметками о футбольных матчах, за которым он наблюдал в течение нескольких недель.

Все здесь напоминало о том, что он присутствует в нашей жизни, и это не является моим кошмаром. И каким бы огромным ни было мое желание избавиться от всех этих вещей, это не изменит того факта, что он никуда не уйдет. Отец будет здесь до тех пор, пока не решит, что он все-таки не создан для семьи. Хотя для меня это более чем очевидно. Но как достучаться до мамы? А ведь теперь это вообще невозможно, потому что… потому что она сделает все ради того, чтобы удержать отца своего будущего ребенка и по совместительству моего отца, в котором я нуждалась в самую последнюю очередь. Точнее вообще не нуждалась. Сдался мне такой папаша.