Я – Малала

Хай Какар сказал, что использовать мое настоящее имя слишком опасно, поэтому дневник будет выходить под именем Гюль Макай, что означает «василек». Так звали одну из героинь пуштунского фольклора. Ее жизнь похожа на историю Ромео и Джульетты. Гюль Макай и юноша по имени Муса Хан встретились в школе и полюбили друг друга. Но они принадлежали к различным племенам, и их любовь стала причиной войны. Тем не менее в отличие от шекспировской трагедии финал нашей истории был благополучным. Гюль Макай с помощью Корана доказала старейшинам, что война – это зло. Они вняли словам юной девушки, прекратили междоусобицу и позволили влюбленным соединиться.

Первая запись в моем блоге появилась 3 января 2009 года под заголовком «Мне страшно».

«Всю ночь под гул талибских и военных вертолетов мне снились кошмары. Они не оставляют меня в покое с тех пор, как в долине Сват начались военные действия», – говорилось там.

Я рассказывала о том, что боюсь ходить в школу и, идя по улице, постоянно оглядываюсь по сторонам. Описывала случай, произошедший со мной по пути из школы домой.

«Какой-то человек за моей спиной произнес: „Я тебя убью“. Я пошла быстрее. Через некоторое время я осмелилась обернуться, чтобы узнать, преследует ли он меня. К своему великому облегчению, я увидела, что он разговаривает по мобильному телефону. Значит, он собирался убить не меня, а кого-то другого».

Впервые увидев свой рассказ в Интернете, я была потрясена. Поначалу я испытывала некоторую скованность, но вскоре поняла, чего ждет от меня Хай Какар, и стала беседовать с ним более доверительно и открыто. Ему нравилось, когда я делюсь с ним своими чувствами и тем, что он называл моими «мудрыми рассуждениями». И разумеется, его интересовала ежедневная жизнь нашей семьи под гнетом талибского режима.

Центром моего существования была школа и, естественно, я больше всего рассказывала о ней. Мне очень нравилась наша голубая форма, но теперь носить ее стало опасно. Мы одевались как можно неприметнее и прятали книги под шалями. Одна из записей в моем блоге так и называлась: «Не носите яркую одежду». Там я рассказывала, как однажды, собираясь утром в школу, уже надевала форму, но вспомнила советы учителей и надела скромное будничное платье.

Нередко в моем дневнике заходила речь о парандже. Маленькие девочки обожают надевать на себя паранджу, изображая взрослых. Но когда ты вырастаешь и тебя насильно заставляют носить этот душный футляр, это совсем другое дело. К тому же в чадре ужасно трудно ходить! В одной из записей в своем блоге я рассказывала о случае, произошедшем со мной, моей мамой и двоюродным братом на Китайском базаре:

«Нам рассказали, что вчера женщина, завернутая в паранджу, как в кокон, споткнулась и упала. Когда мужчина хотел помочь ей встать, она ответила:

– Не надо, брат. Я готова помучиться, лишь бы доставить удовольствие маулане Фазлулле.

Когда мы вошли в магазин, хозяин со смехом спросил, не спрятаны ли у нас под паранджами бомбы. В этом была лишь доля шутки, ведь террористы-смертники обоих полов очень часто надевают паранджи».

В школе ходило множество разговоров о моем дневнике. Одна из учениц даже распечатала его и показала моему отцу.

– Хорошо, что кто-то решился рассказать о наших проблемах, – с улыбкой сказал он.

Мне очень хотелось рассказать всем своим знакомым, что автор блога – я. Но Хай Какар предупредил меня, что делать это ни в кем случае не следует. Я не понимала почему. Ведь я – всего лишь маленькая девочка. Неужели кто-то будет мстить ребенку? Но некоторые мои подруги стали узнавать события и происшествия, описанные в блоге. Да и я сама почти открыла секрет, сообщив в одном из выпусков:

«Моей маме очень нравится мой псевдоним Гюль Макай, и она говорит отцу, что меня надо переименовать. Я не против, тем более что мое настоящее имя означает „погруженная в печаль“».

Блог Гюль Макай вызвал интерес далеко за пределами долины Сват. Некоторые газеты публиковали выдержки из него. Радиостанция Би-би-си даже сделала передачу на его основе, используя голос другой девочки. Я все больше убеждалась в том, что слово может быть сильнее автоматов, вертолетов и танков. Мы учились бороться. Учились понимать, что, открыто выражая протест, обретаем могущество.

Некоторые из наших учителей прекратили работать в школе. Один заявил, что маулана Фазлулла приказал ему работать на строительстве штаб-квартиры Талибана в Имам-Дери. Другой сказал, что по дороге в школу видел обезглавленный труп и больше не хочет подвергать собственную жизнь опасности. Страх подчинял людей своей власти. Наши соседи рассказывали, что, согласно распоряжению талибов, людям, у которых есть незамужние дочери, следует сообщать об этом в мечети. Талибы сами будут выдавать девушек замуж, возможно, за своих боевиков.

К началу января 2009 года в моем классе, прежде насчитывавшем двадцать семь учениц, осталось всего десять девочек. Многие мои подруги уехали из долины Сват, чтобы получить образование в Пешаваре. Но мой отец твердо заявил, что мы никуда не уедем.

– Сват так много дал всем нам, – говорил он. – И в эти тяжелые дни мы не должны бросать нашу долину на произвол судьбы.

Как-то вечером мы были в гостях у друга отца, доктора Афзала, который руководил крупной клиникой. После ужина доктор предложил отвезти нас домой на своей машине. По обеим сторонам дороги выстроилась цепь талибов в масках и с автоматами. Конечно, все мы испугались. Клиника, которой руководил доктор Афзал, находилась в районе, захваченном талибами. Из-за комендантского часа и постоянной стрельбы клиника не могла нормально работать, и доктор решил перевести ее в Барикот. Жители района протестовали против этого. Пресс-секретарь талибов Муслим Хан позвонил доктору и попросил его вернуть клинику на прежнее место, обещая поддержку и защиту. Доктор Афзал попросил совета у моего отца, и тот ответил:

– Не верь в добрые обещания дурных людей.

Доктор и сам понимал, что на покровительство талибов полагаться не стоит, и не отступился от своего решения перевести клинику в другой район.

Доктор Афзал жил недалеко от нас, и поэтому, когда он доставил нас домой, отец сказал, что теперь проводит своего друга к его дому. Отец не хотел оставлять доктора без поддержки, если машину остановят талибы.

– Как мы представимся патрульным? – нервно спросил доктор Афзал, когда они двинулись в обратный путь.

– Доктор Афзал и Зияуддин Юсуфзай, как же еще, – пожал плечами отец. – Зачем нам врать? Мы не сделали ничего дурного. Чужими именами называются только преступники.

К счастью, талибы куда-то исчезли. Когда отец позвонил и сказал, что они с доктором Афзалом благополучно добрались до его дома, мы все облегченно выдохнули.

Я ни за что не хотела сдаваться. Но черный день, после которого все девочки должны были бросить школу, неумолимо приближался. Я не представляла, как в XXI веке кто-то может запретить учиться 50 000 пакистанских девочек. Наверняка что-то произойдет, и школы для девочек будут работать по-прежнему, надеялась я. Мы решили, что звонок школы Хушаль замолкнет последним. Госпожа Мариам, директор школы для девочек, специально вышла замуж, чтобы иметь возможность остаться в долине Сват. Дело в том, что ее семья переехала в Карачи, более спокойный район, а она, будучи женщиной, не могла жить одна.

И все же в среду, 14 января, моя школа была закрыта. Проснувшись утром, я увидела в своей комнате телевизионные камеры. Пакистанский журналист по имени Ирфан Ашраф следовал за мной по пятам, даже когда я читала молитвы и чистила зубы.

Отец очень нервничал и переживал, что подвергает меня риску. Один из друзей убедил его сняться в документальном фильме, который будет размещен на сайте «Нью-Йорк таймс» и расскажет всему миру о произволе сватских талибов. За несколько недель до этого мы встретились в Пешаваре с американским журналистом Адамом Элликом. Во время этой встречи произошел забавный случай. Сначала Эллик взял у отца длинное интервью по-английски. Я все это время молчала. Потом он начал беседовать со мной, в качестве переводчика используя Ирфана. Минут через десять он понял по выражению моего лица, что я прекрасно понимаю его вопросы без переводчика.