Я нарисую тебя

Я и сама чувствовала, как все тело ломит и очень холодно. Роза набросила на меня еще какие-то тряпки, но это мало помогало. Меня всю трясло.

– Сколько нам ехать? – осторожно произнесла я, боясь прикусить язык, так как зубы выбивали дробь.

– До монастыря еще дня три, сейчас Морд немного поспит и снова тронемся в путь, – кивнула Роза на кучера, который спал у входа в повозку, – Если бы не дождь, я бы согрела тебе воды с травами, но пока терпи, нет возможности. Да и отъехали мы не настолько далеко, чтобы разжигать костер.

Я кивнула, пытаясь закутаться в тряпье и снова проваливаясь в болезненный сон.

Дальнейшие дни и ночи слились для меня в одну нескончаемую ночь. Я то просыпалась от жара во всем теле, то снова ныряла в ледяное забытье. Роза поила меня какими-то травами, и я с благодарностью принимала это горячее питье. Мне было ужасно плохо, я находилась словно в бреду, пытаясь поймать мгновения ускользающего сознания. В такие минуты понимала, что сильно больна и жалела, что у меня нет с собой антибиотиков и лекарств, очень не хотелось умереть неизвестно где, да и вообще не хотелось умирать. Смутно помню, что меня куда-то несли, затем холод, дикий холод и склонившегося надо мной белокурого ангела с красивой улыбкой.

– Все хорошо, спи, – шептал он мне, улыбаясь, и я снова проваливалась в забытье.

Очнулась я внезапно, чувствуя себя намного лучше, только слишком слабой, чтобы поднять голову и осмотреться, где я. Удалось немного ее повернуть и разглядеть каменную келью с крестом на серой стене. В комнате было тепло, а на мне лежала меховая шкура. Мой лоб покрылся липким холодным потом, что стекал к ушам, щекоча их. Я попыталась поднять руку, чтобы стереть эти капли и мне это удалось с трудом. Вытащила руку из-под шкуры, чувствуя, какая на мне влажная сорочка.

Дверь открылась и в комнату вошел самый красивый мужчина которого я когда-либо видела в жизни. Этакий взрослый херувим, с золотистыми короткими локонами по бокам и маленькой черной шапочке на макушке. Был бы он в моем мире, имел бы бешеную популярность, как модель и актер. На нем была надета длинная черная ряса без пояса и широкими рукавами, на груди висел большой деревянный крест.

– Господь вернул тебя, дочь моя, – улыбнулся он и я снова удивилась этой белозубой улыбке. В это время и с такими зубами-просто чудо какое.

– Где я? – хрипло спросила, когда он подошел и приподнял меня за плечи, усаживая на узкой кровати с жестким настилом из одеял вместо матраса.

– Ты в монастыре Кенвелл, дочь моя. Я – приор Уильям, – улыбнулся мне этот красавчик, по-другому я его не назову и протянул мне чашу, от которой шел ароматный пар.

– Что это? – сделала я обжигающий глоток, держа чашу двумя руками. На вкус вроде рыбный бульон, но с приправами.

– Это мой особый рецепт, – снова улыбнулся приор и я уставилась на него. Ну нельзя быть таким красивым священнослужителем! – Бульон сваренный из жирной рыбы и лекарственных трав, чтобы поднять больного на ноги. Действует очень хорошо, только вот душа сопротивляется лечению, – горестно вздохнул красавец.

– Чья душа? – нахмурилась я, делая еще глоток, бульон и впрямь был питательным и приятным, чуть с кислинкой.

– Тот, кого привезли ночью, отказывается пить, – ответил Уильям и я встрепенулась.

– Кто?!

– Рыцарь, имен мы не спрашиваем, но его тело не соединяется с душой, он не лечит себя.

– Лайон?! Он здесь? – крикнула я, пытаясь встать, чувствуя головокружение, – Отведите меня к нему, прошу, – взмолилась я и приор кивнул.

– Тебе нужно одеться, дочь моя, – невозмутимо сказал красавчик и направился к выходу, – Там, все, что тебе нужно. Я подожду за дверью, – и он вышел, прикрыв за собой дверь. Я посмотрела в указанную сторону и увидела сложенные на стуле вещи. Откинула шкуру и села, ежась от мурашек на коже. Мокрая от пота сорочка холодила кожу и было неприятно. Встала и осторожно шагнула в сторону стула. Каменный пол был просто ледяной, но чистый. Я поджала пальчики на ногах и быстро скинула с себя сорочку, которую в пору было выжимать.

Натянула первым делом свои шерстяные чулки и тунику, поискала взглядом кожаные штаны, но их не было. Сверху видимо предлагалось надеть темно-серое платье, больше похожее на монашескую рясу. Хотя я была и высокого роста, но ряса упала к ногам, задевая своим подолом пол. У кровати стояли мои ботинки, и я натянула их, затем распутала волосы руками, заплела косу из еще влажных прядей. Видимо, я сильно потела, пока болела, раз была вся мокрая и ослабевшая. Все эти движения вызвали во мне такую усталость и головокружение, что я снова села, пытаясь прийти в чувство.

Мысли о Лайоне не дали мне долго сидеть. Я снова поднялась, чтобы направиться к двери и выйти. Уильям ждал меня в узком коридоре, освещенным одним факелом. Стоял, что-то тихо шептал, перебирая четки в руках. Посмотрел одобрительно на меня, задержав взгляд на непокрытой голове и кивнул, приглашая следовать за ним.

ГЛАВА 48. Лечение и новости

Шли мы недолго, и вскоре приор толкнул низкую дверь в келью и открыл, пропуская меня вперед. Я вошла оглядываясь, сразу наткнувшись взглядом на кровать на которой лежал мой граф, точнее то, что от него осталось. Лайон лежал с закрытыми глазами, на животе, полностью обнаженный. Его спина превратилась в кровавое месиво и мне стало дурно. Монах, что как раз занимался спиной графа, посмотрел на меня, но промолчал. Он накладывал на спину Лайона ровные белые полоски ткани, предварительно смачивая их в горшочке с какой-то мазью.

Я подлетела к кровати Лайона и упала на колени, прижалась губами к его лицу, беря в руки его ледяные пальцы. Рука Лайона была холодной, а лоб обжег меня своим жаром. Я обвела взглядом спину, что представляла собой кровавую нарезку с редкими лоскутами кожи и глубокими ранами. Меня замутило, и я отвела взгляд, невозможно смотреть на это, а какую боль испытывал Лайон, я даже не могла представить. Лайон был без сознания, и я села на пол прижимаясь лицом к его плечу.

– Вам нельзя сидеть на полу, – строго сказал монах, аккуратно выкладывая полосы с мазью на спину Лайона, – Он холодный, а вы только пришли в себя.

– Хорошо, – согласилась я и встала. Уильям подошел и пододвинул мне низкий табурет.

– Я оставлю вас здесь, но ненадолго, вам самой нужны силы, – сказал он и я кивнула, все что угодно, только быть здесь, рядом с моим графом. Уильям вышел из кельи, а я сидела и наблюдала за умелыми руками монаха. Тот делал все аккуратно и я бы сказала умело. Полосы, смоченные в мази, он уложил на рану, а сверху накрыл всю спину чистым полотном.

– Он должен проспать до утра, – сказал монах, – Я дал ему маковое молочко. Господь запрещает использовать это средство дьявола, что вызывает дурные мысли и сны, но я буду молиться, чтобы это не было грехом, – монах перекрестился и отошел, собирая свои горшочки с мазями.

– Лайон поправится? – спросила я, держа за руку своего рыцаря и пытаясь согреть своим теплом, – У него жар начинается.

– На все воля Господа, – ответил монах, – Я зайду после вечерней службы. Если будет метаться или пытаться перевернуться, напоите его отваром из этого кувшина. – Монах указал на глиняный кувшин и вышел из кельи.

– Лайон, милый, как ты меня напугал, – шептала я, прижимая его пальцы к своим губам. За какой-то месяц этот рыцарь стал так дорог мне, что я не знала, как смогу уйти от него. Может ведьма сказала правду, и если я потеряю Лайона, то мне ничего не останется, как вернуться домой.