Я не искала любовь

Джейн вздрагивает, а художник бросает на меня непристойный взгляд.

Он узнал меня, знает, — Дит — моя мать, но его это не волнует. В определённом смысле я его не виню, мне тоже было бы всё равно, если бы кто-то пришёл и потревожил меня, пока я с девушкой, которая мне нравится; я мог показать выражение лица ещё менее дипломатичное, чем у него. Рационально я это понимаю, но сейчас мне плевать на логику. Мне просто нужно с ней поговорить.

Джейн выглядит озадаченной. Возможно, какая-то её часть хотела бы отправить меня куда подальше, но другая часть сопротивляется правилам хороших манер. А может быть, ей не терпится избавиться от Томаса, и я даю ей отличный повод.

Но факт остаётся фактом: она встаёт и следует за мной.

В галерее слишком много народу, несколько человек перехватывают меня и пытаются заговорить. Несколько человек — красивые женщины. В другое время я бы остановился, но сейчас быстро здороваюсь и направляюсь к выходу. Джейн идёт рядом со мной, от неё пахнет тальком и цветами. Внезапно, чтобы избежать очередного захвата кем-то, кто мешает, разделяет нас, я хватаю девушку за запястье и притягиваю к себе. Чувствую, как она вздрагивает и сопротивляется, но это длится лишь мгновение.

— Возьмите пальто, мы уходим, — говорю решительно.

Я ожидаю категорического отказа, но она соглашается.

— Я соглашаюсь только потому, что мне тоже есть что вам сказать, а не из-за вашего тиранического тона.

При мысли, что мой «тиранический тон», как она его назвала, — это ещё один звук в её жизни, полной приказов, вызывает во мне желание закидать себя камнями.

Почему эта чёртова девчонка всегда заставляет меня чувствовать себя виноватым в чём-то? Неужели я всю оставшуюся жизнь буду извиняться перед ней за то, что рисковал причинить ей какую-то боль?

Иметь дело с ней всю оставшуюся жизнь — это не вариант, поэтому часть уравнения уже не имеет смысла.

Как только мы оказываемся на улице, Джейн заговаривает первой, скороговоркой, словно боясь в ожидании потерять мужество.

— Невозможно отрицать, что вы хам, адвокат Ричмонд. Однако, признаюсь, я зашла слишком далеко. Мне не следовало приходить в ваш дом. Этого больше не повторится. Но всё же, планируете ли вы по-прежнему вести моё дело, или мне действительно нужно искать другого адвоката?

— Я вчера был у одного из заместителей окружного прокурора, — отвечаю я.

— П-правда?

— Она хочет поговорить с вами и выяснить, есть ли основания для судебного преследования. Она защищает права женщин, особенно в случаях сексуального насилия, домогательств и преследований. Судя по всему, она уже несколько лет пытается прижать Джеймса Андерсона. Этот мудак изнасиловал трёх девушек. К сожалению, он всегда выбирает бедных и отчаявшихся, и в итоге они соглашаются на деньги, предложенные его семьёй, чтобы снять с себя обвинения. Я заверил её, что тебя не купят. Конечно, это будет нелегко, но…

— Адвокат Ричмонд, — перебивает Джейн. — Никогда больше не делайте этого.

— Что?

— Вы обратились ко мне на «ты». Ни с того ни с сего. Я бы избегала этого. Это слишком конфиденциально… — Она замолкает, плотнее укутываясь в пальто, которое едва защищает от ветра, дующего с Ист-Ривер, и смотрит на меня. — Если в вашу голову хоть на мгновение закралась иллюзия, что мы можем стать друзьями или даже чем-то большим, избавьтесь от неё, иначе вам будет больно.

Джейн использовала мои слова, которые сказал ей, когда она пришла ко мне домой, чтобы навести порядок и приготовить суп.

Я одариваю Джейн едкой улыбкой.

— Когда вы правы, вы правы, — признаю я.

— Вы говорили мне о помощнике прокурора. Вы рассказали ей что-нибудь о.… о моём прошлом?

— Это сделаете вы, мисс Фейри, — я провокационно подчёркиваю вы и мисс. Джейн понимает. Она выпячивает губы, слегка надувая. Они красные, как коралл. Я сердито отвожу взгляд.

Джейн кивает и слегка склоняет голову.

— Ну, раз уж мы более-менее всё сказали, я пойду.

— Галерея в другой стороне.

— Я не вернусь в галерею, а пойду домой, — Я хмурюсь, представляя, как она идёт девять миль. Словно прочитав мои мысли, Джейн продолжает: — Я не парализована, мне немного трудно ходить, и я пройдусь, пока не устану. Обычно это несколько миль. Потом поймаю такси. Но сначала хочу прогуляться вдоль Ист-Ривер, мне это нравиться. Не то чтобы это вас интересовало, так что извините за отступление.

— Гулять ночью по Лонг-Айленд-Сити в одиночку не очень благоразумно.

— Уверяю вас, в этом районе гораздо спокойнее, чем в любом другом районе Манхэттена. Со мной никогда ничего не случалось, и я сомневаюсь, что Джеймс Андерсон настолько самоотвержен, что покинет Верхний Ист-Сайд, чтобы преследовать меня здесь.

— Джеймс Андерсон — не единственный засранец в округе. Я провожу вас.

— Это любезно, но, как я уже говорила, я хочу прогуляться.

— Я пойду с вами.

Она так дрожит, что кажется, будто вот-вот упадёт. Я не уверен, но мне кажется, она краснеет.

— Не нужно. Я делаю это каждый вечер, когда выхожу из галереи.

— В другие вечера вы, твою мать, так не одеваетесь.

Матерное слово скорее для меня. Почему я продолжаю вести себя так, будто её безопасность — моя проблема? Джейн способна постоять за себя, она это не раз демонстрировала. А у меня есть дела поважнее, чем сопровождать девушку, которая ходит по улицам Куинса со скоростью улитки, и которой ясно дал понять, что не хочу переступать границы профессиональных отношений.

Провожать её домой — это не переходит грёбаную черту?

В чём смысл моего стремления?

Я не знаю, пока не знаю, возможно, никогда не узнаю, а может быть, узнав, — пожалею, что сделал это.

Дело в том, что я не оставляю её одну.

Я показываю ей дорогу, сделав своеобразный ироничный поклон.

— После вас.

— Повторяю…

— Вы не можете запретить мне идти по общественной улице. Если мне нравится любоваться горизонтом Нью-Йорка с этого ракурса сегодня вечером, то вас это не касается.