Я не Пань Цзиньлянь

— Ну раз дело касается твоей карьеры, то можешь успокоиться. Я ведь только что сказала, что в этом году жаловаться не поеду.

Между тем Ван Гундао уже чуть не плакал:

— Сестрица, ну почему ты без конца обманываешь меня? Ведь мы с тобою родственники, неужели нельзя хоть раз поговорить начистоту?

— Да кто тебя обманывает? Я тебе правду говорю, а ты не веришь, — вспылила Ли Сюэлянь и схватила лежавшую на крыльце под финиковой пальмой сумку. — Раз ты все равно мне не веришь, то и время с тобой мне больше незачем терять. и вообще, мне еще нужно к дочери. Если вы намерены еще здесь задержаться, то, уходя, не забудьте, пожалуйста, закрыть ворота.

Ли Сюэлянь вышла со двора. Ван Гундао поспешно выскочил следом.

— Чего ты сердишься, я же просто как родственник тебя навестил. Да подожди же ты меня, я подвезу тебя на служебной машине.

2

Прошло всего три месяца с тех пор, как Чжэн Чжун приехал в эту провинцию, чтобы занять пост начальника уезда. Чжэн Чжун, пожалуй, был единственным среди чиновников, кто еще не испытал на себе каверзы Ли Сюэлянь. Но произошло это вовсе не потому, что ему была неведома ее репутация современной Сяо Байцай. Ведь из-за ее жалоб уже был уволен целый ряд чиновников, начиная с мэра города и заканчивая начальником уезда, председателем суда и так далее. Зная обо всем этом, ему казалось, что все эти руководители, однажды испытав укус змеи, теперь десять лет будут бояться колодезной веревки. Как говорится, у страха глаза велики. Виданное ли это дело, чтобы всех чиновников от городской до уездной управы держала под каблуком какая-то деревенская баба? Чтобы вся их жизнь зависела от нее? Когда слабое место оказывается во власти другого, и при этом нет никаких лазеек, то ни о какой спокойной жизни говорить не приходится. Стабильность важна, гармония тоже. Но ни стабильности, ни гармонии таким способом не достичь. Это все равно, что общаться с террористом, когда у тебя нет пути к отступлению: при любой попытке убежать он будет выдвигать новые условия и так без конца. Никакие переговоры здесь не подействуют. Новому начальнику уезда казалось, что руководство всех упомянутых инстанций проявляло чрезмерную уступчивость. Но иногда требуется применить жесткость, пусть что-то разлетится в прах: если террорист готов открыть огонь, надо позволить ему сделать это. Разумеется, произошедшее двадцать лет назад, когда с постов слетели мэр, начальник уезда, председатель суда и другие руководители, считалось взрывом. Но поскольку этот взрыв уже прогремел, сейчас бояться нечего. Там, где уже произвели чистку, снова увольнять никого не будут, бомба не падает дважды в одну и ту же воронку.

Про Чжэн Чжуна, кроме вышесказанного, можно добавить, что, работая первым замом начальника в другом уезде, ему не раз приходилось сталкиваться с прошениями и жалобами, так что опыт у него по этой части имелся, при том, что дела там были посерьезнее, чем жалоба Ли Сюэлянь. Когда в уезде планировали построить индустриальный парк, то у одной из деревень отняли под него больше двухсот му [17] земли. Органам власти никак не удавалось достичь соглашения с крестьянами по вопросу компенсации. в результате из деревни стянулись тысяча с лишним мужчин и женщин, которые устроили молчаливую забастовку перед входом в уездную управу. Десять раз начальник уезда Лао Сюн вступал переговоры с их представителями, но все безрезультатно. Между тем народу собиралось все больше. Тогда Лао Сюн обратился к мэру города Ма Вэньбиню, спрашивая разрешение на применение полицейских сил. Ма Вэньбинь был краток:

17

Му — мера площади, соответствует 667 кв. м.

— Принять надлежащие меры.

Сложная обстановка довела Лао Сюна до больничной койки. в связи с этим все дела свалились на голову Чжэн Чжуна. Чжэн Чжун понимал, что болезнь Лао Сюна — всего лишь притворство, он просто хотел спрятаться от всех этих передряг. Но у Чжэн Чжуна имелись свои соображения. Приняв пост, он уже ни у кого разрешения не спрашивал, а просто вызвал в зал заседаний уездной управы нескольких предводителей возмущенных крестьян на одиннадцатый раунд переговоров. Войдя в зал, те натолкнулись на большой наряд полицейских. Без лишних разговоров полицейские повалили вошедших на пол, надели на них наручники, закрыли им рты и через черный вход вывели под конвоем. Узнав о том, что их предводители задержаны полицейскими, толпа перед входом стала совсем неуправляемой. Народ вломился в здание, стал бить окна в кабинетах, три машины, стоявшие рядом с управой, были опрокинуты и подожжены. а Чжэн Чжун того и ждал. Крушившие все и вся крестьяне вскоре обнаружили, что со всех сторон к ним стали стягиваться полицейские. Их становилось все больше, и вскоре можно было насчитать триста-четыреста человек. Некоторые из полицейских имели при себе огнестрельное оружие, другие же были вооружены дубинками. Чжэн Чжун подтянул сюда все имеющиеся в их уезде силы. Произошло столкновение крестьян с полицейскими, в результате Чжэн Чжун отдал приказ стрелять в воздух. Едва раздался выстрел, все тотчас бросились врассыпную. Две шальные пули ранили двух убегающих крестьян. Беспорядки прекратились. Арестованных представителей, которые приходили на переговоры, выпустили на свободу. Семь-восемь особо разбушевавшихся главарей получили наказание от трех до пяти лет лишения свободы за «нарушение общественного порядка», «создание помех государственным делам» и «умышленное причинение вреда государственной и частной собственности». Власть выплатила народу компенсацию по изначально назначенной цене, крестьяне получили деньги, и возмущаться больше никто не осмеливался. в результате, тотчас началась реализация проекта по строительству индустриального парка. Чжэн Чжун получил внутрипартийный выговор за ранненых во время столкновения крестьян. Мэр города Ма Вэньбинь, который раньше не был близко знаком с Чжэн Чжуном, благодаря данному инциденту проникся к нему большой симпатией. Ему понравилось не то, что в результате действий Чжэн Чжуна были ранены люди, а то, что, столкнувшись с проблемой, он не стал спрашивать разрешения, а осмелился все взять на себя. Другими словами, он не побоялся ответственности. Поэтому спустя год, когда начальника уезда провинции, из которой была Ли Сюэлянь, перевели на другую должность, Ма Вэньбинь распорядился о том, чтобы на освободившийся пост послали Чжэн Чжуна, несмотря на наказание. Когда к Чжэн Чжуну пришел председатель суда Ван Гундао, чтобы с кислым выражением лица доложить ситуацию относительно Ли Сюэлянь и выразить свои опасения по поводу ее действий, это совершенно не смутило Чжэн Чжуна.

— Прошло уже двадцать лет, но эта женщина с каждым годом становится все несговорчивей. Чем чаще она говорит, что больше жаловаться не будет, тем больше я волнуюсь. Я не могу быть уверенным в ее помыслах, — пожаловался Ван Гундао.

— Не можешь и ладно. Пусть жалуется!

Ван Гундао суетливо замахал руками:

— Начальник Чжэн, вы к нам только что прибыли, не всё знаете, нельзя допустить, чтобы она жаловалась.

— Где это в Конституции прописано, чтобы народ не мог жаловаться?

— Если она будет подавать жалобу, то не в наш уездный суд, а то бы и я не боялся. Но ведь она сразу поедет в Пекин. и ладно, если бы она собралась туда в обычное время, так ведь в Пекине вот-вот начнется съезд ВСНП, не так ли? Она снова прорвется в Дом народных собраний, и тогда все мы, от мэра города до вас, начальника уезда, и меня, уйдем в отставку.

Чжэн Чжун на это только улыбнулся и стал объяснять, что увольнение целого ряда руководителей, которое произошло двадцать лет назад, не может повториться снова. Но Ван Гундао с ним не соглашался:

— Начальник Чжэн, может быть, я скажу неприятную вещь, но вы не принимайте это на свой счет. Я понимаю, что времена меняются, но именно поэтому мы не в силах сказать наверняка, совпадут или нет планы руководства с планами Ли Сюэлянь. Вы что же, думаете, что руководству будет жалко кого-то из нас уволить? Китай испытывает нехватку чего и кого угодно, но только не чиновников. Одних уволят, тут же других наберут из своих людей.

Чжэн Чжуну и в голову не приходило то, о чем говорил Ван Гундао. Откинувшись на спинку стула, он сказал:

— Ну, уволят так уволят, лично я как раз не против.

Ван Гундао заволновался:

— Но ведь это не только вас касается, если вы не прочь оставить свой пост, то мэр города, может, захочет его сохранить?

Опустив голову, он добавил:

— Да и я не прочь остаться на своем месте.

Заметив, насколько искренен был Ван Гундао, Чжэн Чжун невольно прыснул:

— Бывает же такое, чтобы какая-то деревенская баба держала под каблуком чиновников сразу нескольких уровней?

— Бывает. Двадцать лет уже прошло, и каждый год одно и то же.

Немного погодя он добавил:

— Тут вот еще в чем сложность: будь она одна, мы бы ее одолели, но у нее, на самом деле, уже три личины.

— Как это понять? — озадаченно спросил Чжэн Чжун.

— Для нас она — Сяо Байцай, для ее бывшего супруга — Пань Цзиньлянь, ну а сама она, в силу своих обид, считает себя Доу Э. Разве это не три личины? Вот и думай, какая из этих трех женщин самая безропотная? Как говорится: и одну-то трудно вытащить из ямы, а если в одной связке окажется сразу трое строптивиц, то как справиться с таким монстром? Она словно тренировалась у Бай Сучжэнь [18] , за двадцать лет тренировок любой достигнет совершенства!

18

Бай Сучжэнь — героиня из легенды о Белой змейке, она совершенствовалась тысячу лет в змеином теле, прежде чем в облике девушки прийти в мир людей.

Помолчав, он добавил:

— Чтобы хоть как-то ее задобрить, все эти двадцать лет мы приносим ей подношения. Только свиной окорок доставляли раз семнадцать-восемнадцать. в порядке вещей, когда что-то дарят чиновникам, но где это видано, чтобы чиновники одаривали какую-то деревенскую бабу?

Прервавшись, он продолжил свои роптания:

— Эти Всекитайские съезды народных представителей проводятся постоянно: что ни год, то съезд, но раз в пятилетку проходит большой съезд. в нынешнем году как раз его черед. Это время перевыборов, как можно позволить ей туда просочиться? Да это просто недопустимо.

Вздохнув, он добавил:

— И тут винить-то некого, просто все перевернулось с ног на голову. Кто бы мог подумать, что проблемы простой женщины вдруг перемешаются с делами государственной важности?

— Так вы ее сами избаловали своими действиями, — сказал Чжэн Чжун.

— Начальник Чжэн, такова нынешняя реальность. у меня должность невысокая, мне ее не уговорить. а вы занимаете высокий пост, может быть, вам поговорить с ней?

Чжэн Чжун усмехнулся. Он понял, что Ван Гундао хочет продвинуть это дело в более высокие инстанции, чтобы самому увернуться от проблем. Выглядел он искренне, чего нельзя было сказать о его помыслах. Но Чжэн Чжун не стал препираться, а задал вопрос на другую тему: