Я не Пань Цзиньлянь

— Давай-ка, сестрица, поправляйся и, если хочешь, не возвращайся домой, а оставайся со мной торговать рыбой.

В ответ Ли Сюэлянь лишь снова заплакала.

Прошло еще три дня, температура у Ли Сюэлянь наконец спала, она пыталась подниматься с постели. Еще через три дня она уже могла передвигаться по комнате и помогать Лэ Сяои по хозяйству. Убедившись, что Ли Сюэлянь в состоянии позаботиться о себе, Лэ Сяои снова пошел торговать на рынок.

Рано утром они вместе позавтракали, после чего Лэ Сяои отправился на работу. Ли Сюэлянь помыла посуду и сразу принялась готовить обед. Закончив со стряпней, она переложила еду в тарелку и, накрыв ее сверху другой посудиной, поставила на стол. После этого она написала такую записку: «Спасибо тебе, Сяои. Я ухожу. Что касается тех денег, я уже обо всем сказала, больше эту тему поднимать не буду».

После этого Ли Сюэлянь взяла свою сумку и ушла. Но направилась она не домой. Она хотела найти место, где сведет счеты с жизнью. Ли Сюэлянь даже придумала, как умрет, она решила повеситься. Такой выбор был сделан не столько из-за того, что смерть Цинь Юйхэ искоренила суть ее жалобы, навсегда поставив точку в судебном разбирательстве, что, конечно, было нестерпимо обидно, сколько из-за того, что Цинь Юйхэ своим уходом превратил всю эту тяжбу Ли Сюэлянь в анекдот. за двадцать с лишним лет ее тяжба из семечка разрослась до арбуза, из муравья превратилась в слона, теперь же, с исчезновением основания, будь то семечка или муравей, разрушилась вся цепочка жалоб, которые присоединились позже, поэтому жаловаться больше было не на что. и то, каким образом все это рухнуло, включая историю тяжбы Ли Сюэлянь, вызывало смех. Смеялись не только над ее попыткой пожаловаться в этом году, в анекдот превратились все двадцать лет ее мытарств. и смеялись не только над ее жалобой, но и над ней самой. Выходило, что муравьи сами уничтожили свой муравейник. Этот год и впрямь стал для нее особенным, ведь ныне ее не просто обманули, но еще и затащили в постель. Причем последний факт стал достоянием общественности, из-за чего Ли Сюэлянь обрела славу распутницы Пань Цзиньлянь. Такой финал также стал предметом для шуток. Ладно бы она, проиграв дело, осталась просто обиженной, но, превратившись в ходячий анекдот, она была опозорена. Если с обидой еще можно как-то мириться, то жить под гнетом стыда человек не в состоянии. Как говорится, Ли Сюэлянь стало стыдно жить на белом свете. Раз уж она собралась расквитаться с жизнью и повеситься, она должна была придумать, где ей это сделать, и с этим у нее снова возникли трудности. По ее замыслу, правильнее всего было повеситься где-нибудь на виду у своих врагов: или перед домом Чжао Большеголового, или перед уездным судом, или перед уездной управой, или перед городской администрацией. Этим самым она вроде как скажет последнее слово своим обидчикам. Однако при нынешнем раскладе, когда ее тяжба стала всеобщим посмешищем, вешаться подобным образом было совсем не резон, но поступи она как-то иначе, ее все равно засмеют. Выходило, что не только жить, даже умереть спокойно она не могла, даже могилы у нее не останется. Последнее также станет поводом для шуток. Коснись это другого, скажут, что он или всеобщий враг, или нищий, а Ли Сюэлянь вынуждена была умереть такой смертью из-за своего позора и чужих насмешек.

Выйдя с рынка Юэгэчжуан, Ли Сюэлянь, задумавшись, пошла куда глаза глядят, при этом все дальше удаляясь от центра города. Поскольку она уже сделала свой выбор в пользу тихого самоубийства, она просто искала место, где сможет свести счеты с жизнью. Так она шла до полудня, пока не дошла до горного склона, сплошь усаженного персиковыми деревьями. Последние двадцать с лишним дней она или думала о своей жалобе, или лежала без сознания, ничего другого в ее жизни не было. Она никак не ожидала, что в это время в начале весны вдруг распустятся цветы персиков. Потрясающая картина — горный склон, покрытый цветущими персиковыми деревьями. Ли Сюэлянь вошла в персиковую рощу и вскоре в глубине ее увидела хижину. за открытой дверью она заметила скатанный матрас и кухонную утварь, по полу были разбросаны пила, секатор, стремянка и другие инструменты, которые, скорее всего, принадлежали живущему здесь садовнику. Поскольку пришел весенний сезон, персиковые деревья требовалось подстригать. Ли Сюэлянь перешла на другую сторону холма и пошла под гору. Этот склон располагался прямо под солнцем, из-за чего персиковые цветы сверкали еще ярче. Пройдя в самую глубь рощи, Ли Сюэлянь нашла подходящее место и решила:

— Вот здесь.

Посмотрев на утопающий в цвету горный склон, она сказала себе:

— Думала, запросто найду место, ан нет.

Вжикнув молнией на своей сумке, она достала заготовленную веревку. Осмотревшись окрест, она выбрала высокое крепкое дерево и перекинула веревку через ветку, под которой тут же образовалось облако из лепестков. Смастерив петлю, Ли Сюлянь подтащила под дерево камень. Она собиралась встать на камень, просунуть шею в петлю, после чего отпихнуть опору ногами — и делу край.

Однако прежде чем она успела испустить последний вздох, ее кто-то подхватил за ноги. Этот кто-то одновременно пытался вытащить ее из петли и сам, задыхаясь, ругался:

— Сестрица, я тебя знать не знаю, за что ты меня погубить решила?!

Он наконец опустил Ли Сюэлянь на землю. Этот мужчина средних лет продолжал:

— Я за тобой уже давно наблюдаю. Когда ты к хижине подошла, подумал, что воровка какая, кто же знал, что ты здесь смерти ищешь?

Не совсем понимая, что происходит, Ли Сюэлянь спросила:

— Моя смерть — это мое личное дело, чем я тебе помешала?

Мужчина снова взбунтовался:

— Тебе легко говорить, а я на этом участке работать подрядился. Вот наступит осень, и как я выручу деньги за эти персики? Ведь только на городских надежда, они приезжают сюда собирать урожай. не видела внизу вывеску «Садоводческое хозяйство»? Да если кто пронюхает, что здесь кто-то повесился, кто же сюда приедет?

Ли Сюэлянь его поняла, вот уж действительно, и смех, и грех, даже помереть она спокойно не могла. Уставившись на мужика, Ли Сюэлянь спросила:

— И куда же мне идти?

— А ты и впрямь задумала помирать? — также уставился на нее мужик.

— Если человек принял такое решение, никто его уже не отговорит.

— А из-за чего?

— Долгая история, в двух словах не расскажешь. Если начну рассказывать, то смерти мне не дождаться.

Тогда мужик указал ей в сторону горного склона напротив и сказал:

— Если ты и вправду надумала умирать, сделай для меня доброе дело, ступай вон на тот склон, там тоже есть персиковая роща, которая тоже вся в цвету. за ней присматривает Лао Цао, мы с ним не в ладах.

Сделав паузу, он добавил:

— Как говорится, не сошелся же клином свет на этом дереве, а найти другое у тебя много времени не займет.

Ли Сюэлянь невольно прыснула со смеху.

Третья часть

Основной текст Шутка

В одной провинции есть один уезд, в главном городе которого на улице Сицзе находится известная харчевня под названием «Снова в деревне». Окрестили ее так из-за одного блюда, которое в свою очередь называлось «Отварное мясо на косточках». Кроме этого, в харчевне также подавали суп с потрохами, посыпанные кунжутом лепешки, холодные закуски, всякого рода выпивку и другое. Все вышеперечисленное здесь готовили так же, как и в других местах, но вот «отварное мясо на косточках» в этой харчевне было вне всякого сравнения. Если у других при долгой варке в котле мясо в конце концов отделялось от костей, то здесь могли приготовить мясо так, что разваренное оно все равно оставалось на костях. Специи пропитывали не только мясо, но и эти самые косточки. Так что, когда вы съедали мясо и начинали сосать мозговую кость, вкус был ничуть не хуже. Да и сам вкус отличался. Блюдо раскрывало целую гамму ароматов: в соленом ощущалась сладость, в сладком — пряность, в пряном — приятное и мягкое послевкусие. Всякий, кто приезжал в этот уезд, если хотел поесть на широкую ногу, то шел в ресторан «Тихоокеанские деликатесы», если был стеснен в средствах — то в харчевню на улице Сицзе «Снова в деревне», чтобы отведать «отварное мясо на косточках». Здесь привыкли есть это блюдо с пылу с жару. Прямо при вас мясо вытаскивали из котла, а дальше, обжигая пальцы, можно было отщипывать его с косточек и между делом пропускать рюмочку-другую. при этом, если обычно вам хватало граммов пятьдесят, то под такое блюдо и двести пятьдесят уходили за милую душу.

В харчевне «Снова в деревне» это блюдо готовили только два раза в день: в обед и вечером. Все мечтали отведать это мясо, поэтому людям приходилось даже заблаговременно занимать очередь. По правилам харчевни, на вынос это блюдо не продавалось. а если вы не собирались брать ничего другого, тогда привилегия оставалась за теми, кто к мясу заказывал что-нибудь еще. Но даже в случае с заказом полноценного обеда или ужина не было гарантии, что вам достанется это блюдо. Все зависело от количества клиентов в конкретный день и от того, насколько близко находилась ваша очередь. Приезжие часто спрашивали, почему бы такое ходовое блюдо не готовить чаще. Хозяин харчевни Лао Ши на это отвечал, что он не хочет утруждать себя.

2

Лао Ши в этом году исполнилось шестьдесят. Кроме продажи вареного мяса, ему нравилось играть в мацзян. а поскольку мясо в харчевне готовили только дважды в день, время на игру у него оставалось. с другой стороны, точно так же, как и в случае с варкой мяса, он боялся пресытиться игрой в мацзян. Поэтому Лао Ши играл лишь один раз в неделю, причем в строго определенное время: по четвергам с трех до одиннадцати, итого восемь часов к ряду. Состав игроков также был давно определен: хозяин винодельни Лао Бу, оптовик винно-табачной продукции Лао Ван и хозяин бани Лао Цзе. Шли годы, времена менялись, а люди оставались прежними. в конце концов, если подсчитать, то их общие, а также личные победы и проигрыши уже давно сравнялись, поэтому они собирались вместе, чтобы просто скоротать время.

На игру в мацзян эти четверо собирались в харчевне Лао Ши. в четверг после обеда Лао Ши специально оставлял за собой отдельную комнату, а также начинал готовить на ужин дополнительный тазик «отварного мяса на косточках» для них четверых. за ужином они также выпивали. Водку под названием «Гладенькая» приносил хозяин винодельни Лао Бу. Отведав «отварного мяса на косточках» и прикончив бутылочку «Гладенькой», они начинали резаться в мацзян.

3

В пятницу Лао Ши позвонили и сообщили о смерти его тетки, которая раньше жила в Ляояне на северо-востоке Китая. Сын тетки, который приходился Лао Ши двоюродным братом, звал его на похороны. Лао Ши спросил брата, не оставила ли тетя перед смертью какого-нибудь наказа. Тот ответил, что поскольку тетя умерла ночью от инфаркта, они о ее смерти узнали лишь утром, когда она уже остыла, поэтому сказать она ничего не сказала. Вздохнув, Лао Ши решил поехать на похороны. Он принял такое решение не потому, что тетя не оставила никакого наказа и ее следовало проводить в последний путь, а потому что вспомнил свое детство. Когда он был маленьким, его дядя уехал в Ляоян проходить службу в армии, тетя поехала вслед за ним и стала работать портнихой. не успели и глазом моргнуть, как пролетело пять лет. в тот год, когда Лао Ши исполнилось восемь, дядя с тетей вернулись в родные края и по приезду пришли в гости к его родителям. Отец Лао Ши был человеком ушлым и, зная, что дядя с тетей работали на стороне, заикнулся, чтобы те одолжили ему денег. Дядя еще не успел найтись с ответом, как тетя тут же отказала: