Я не свидетель
Шрифт:
– Значит вы даже не уверены, что плащ был сдан кем-то в комиссионный и продан через него?
– спросил Богдан Юрьевич.
– Не уверен.
– И все-таки хотите искать?
– А что делать?
– Вы представляете, что такое поднять столько квитанций?! Это же гора! А выловить надо одну. Да еще сомнительно, есть ли она там.
– Придется.
– Для этого мне надо выделить вам человека. На целый день.
– Не надо. Выделите мне только место.
– Место найдем. В торготделе высвободим стол.
– Давайте в торготделе...
В комнате, куда вошел Михальченко,
Когда принесли в несколько ходок связки пропахших пылью квитанций, ему стало тоскливо. Не уместившись на столе пришлось сложить на полу. Зажмурив глаза, как в детстве перед прыжком в воду с высоких подмостков в городском пруду, он приступил к работе...
Квитанция за квитанцией, пачка за пачкой, месяц за месяцем. Женщины выходили, возвращались, что-то писали на своих бумажках, считали на калькуляторах, куда-то звонили, кто-то звонил им, потом ушли на перерыв, вернулись, а он все сидел. Плащи попадались. Много. Женские, мужские, отечественные, импортные, но - серые, бежевые, коричневые, голубые. Несколько темно-синих, однако размер 46-й, 52-й, 54-й...
В конце дня отупевший, голодный, с пересохшими, скользкими от пыли пальцами, Михальченко перелопатил все, что лежало перед ним на столе и часть квитанций, сваленных на полу.
Он заметил, что женщины начали собираться домой, одна складывала в ящик письменного стола бумаги, другая, глядя в зеркальце пудреницы, красила губы. Михальченко с наслаждением откинулся на спинку стула.
– На сегодня хватит?
– попытался он улыбнуться...
Придя домой, он первым делом влез под душ. Затем попросил у жены какой-нибудь крем. Она удивилась:
– Что это ты?
– но все же дала тюбик.
– Пальцы видишь какие? Сморщились от пыли, - он втирал крем.
Спал эту ночь Михальченко плохо, снился ему какой-то гигантский пожар, чьи-то руки швыряли в пламя пачки квитанций...
Только к вечеру следующего дня Михальченко объявился в бюро.
– Где ты пропадал?
– спросил Левин.
– Искал плащ по вашим с Остапчуком рекомендациям.
– Без толку?
– Да как сказать?
– он достал квитанцию.
– Что-то похожее нашел: темно-синий. Судя по индексу - импортный, 50-й размер, утепленный, хабэ с полистером. Поступил в магазин 20-го августа. Продан на следующий день.
– Где гарантия, что это наш плащ?
– Вы еще гарантии хотите!
– А кто сдал? Фамилия, адрес.
– Он поступил в магазин анонимно.
– Что значит "анонимно"?
– удивился Левин.
– Из ломбарда.
– Сомневаюсь, что это плащ Тюнена.
– Почему?
– Что же это, похититель решил избавиться от вещи спустя четыре месяца? Хранил плащ у себя?
– Нет. Вещи в ломбарде хранятся три месяца, затем еще льготный месяц. Лишь потом реализуются через комиссионные.
– Ты где это все узнал?
– Прижмет, узнаешь и не такое.
Их разговор прервал телефонный звонок. Михальченко снял трубку.
– Откуда? Слушаю вас. Так... Помню, помню. Ну как же!.. Наше дело. Всегда готовы... Сейчас, одну минуточку, - и повернувшись к Левину, сказал: -
Это директор конного завода. Приехал немец, наш заказчик по делу Кизе. Когда вы сможете его принять?– Если сегодня пятница, то, разумеется, в понедельник, - после некоторых раздумий ответил Левин.
– Хорошо бы раньше.
– Мне до встречи с ним надо бы повидать еще одного человека. Так оно лучше стыкуется, - сказал Левин. Он конечно рад был бы встретиться с Шоором хоть сейчас, в нем даже засуетилось нетерпение: раз Шоор подал сигнал о своем прибытии и хочет встретиться, значит он что-то привез от Анерта. Но может быть кое-что даст разговор с Маргаритой Марголиной, о чем следует сообщить Анерту через Шоора?
– Ты скажи, обратился он к Михальченко, - что я жду его в понедельник к девяти.
– Если удобно вашему гостю, то в понедельник к девяти, - передал Михальченко. И, видимо, получив согласие, опустил трубку.
– Ну что?
– спросил Левин.
– Его тоже устраивает, у них там какие-то свои дела.
– Вернемся к плащу. Нам нужен ломбард: кто сдал плащ? И хорошо бы установить покупателя. Но как?
– спросил Левин.
– С ломбардом просто - пойду туда. А вот с покупателем... Я решил дать объявление через газету. Договорился с директором "Комиссионторга", чтоб от их имени, я им оплачу, - Михальченко вынул из кармана листок бумажки, подал Левину.
"В связи с недоразумением убедительно просим купившего 21-го августа импортный темно-синий плащ 50-го размера в комиссионном магазине N_12 по ул. Червоных казаков позвонить по телефону 42-19-17.
Дирекция "Комиссионторга".
– Надежда слабая, но другого выхода нет, - сказал Левин по прочтении.
– Все ты, Иван, сделал правильно...
Михальченко ушел к себе.
Оставшись один, Левин вспомнил о Шооре и тут же подумал о Маргарите Марголиной: выписалась ли она уже из больницы, захочет ли разговаривать, а что если она не помнит этого Кизе и ничего не добавит к тому, что знает о нем Левин? В таком случае не зря ли отложил свидание с Шоором?.. После первого звонка на квартиру Маргариты Марголиной прошло всего шесть дней. А, была не была, и он снял трубку.
– Я вас слушаю, - отозвался старческий спокойный голос.
– Маргарита Семеновна?
– наугад спросил Левин.
– Да.
Левин назвался.
– Мне необходимо с вами повидаться. Окажите любезность, уделите полчаса.
– Я сегодня только из больницы. Если можно, давайте завтра.
– Конечно!
– обрадовался Левин.
– Когда вам удобно?
– Если вас устроит, приходите часов в двенадцать.
– Очень хорошо! Адрес ваш у меня есть. Благодарю вас!
– Пожалуйста...
Без четверти двенадцать Левин уже шел по улице Бакинских комиссаров к Марголиной. Дом номер восемнадцать оказался обычной блочной пятиэтажкой хрущевских времен.
Дверь открыл мальчик.
– Здравствуй, - сказал Левин.
– Тебя, наверное, зовут Семен. Я угадал?
– Да, равнодушно ответил мальчик.
– Бабушка ждет вас...
Выйдя из комнаты навстречу, она стояла в глубине коридора - высокая, худая с совершенно седыми волосами, гладко стянутыми к затылку в большой узел.