Я не тормоз

Нет. Если совсем честно — это не мой герой. Я бы на его месте… Нет, мне там больше всего нравится история с медведем, когда он Ле Форж. И вот это: «Маша, вы свободны». А всё остальное…

Марго просила честно. Кажется, лично просила. Именно меня.

Я перебрал таким образом всю школьную программу. Потом другие книжки.

Больше всего я похож на Ёжика в тумане. Это правда, кстати. Я не то что хотел бы, я на него и похож. «Я в реке. Пускай река несёт меня».

Ладно, а если не книжки. Правда — чего бы я хотел?… Быть похожим… Быть каким? Я пролетаю мимо киоска с журналами, да, я думаю это сочинение на бегу; а когда ещё думать, права Тонька. Там такие… Такие есть на журнальных обложках красавцы, одни с голыми торсами, другие в пиджаках-галстуках, но все светят зубами. Как это им удаётся?

У меня нормальные зубы, но чтобы так сиять… Думаю, фотошоп это. Ну так вот, хотел бы я? Таким?

От хохота чуть с доски не слетел. Ха! Чтобы я — с такой причёской, таким знойным взглядом…

Бред какой-то. Это не я.

Доска выскочила из под ног, и я не стал удерживаться — просто остановился, подхватил её. Сбоку смотрю в этот киоск, отражаюсь в стекле. Вот этот нос, и рот огромный, как у клоуна. Эти жёлтые волосы. Променял бы я? Попытался так совпасть с журнальной обложкой, чтобы это было как бы моё лицо. Сначала тётка попалась, хорошо ещё, одетая.

Смешно. А потом дядька. Так же смешно. Всё равно одинаково невозможно.

В жизни не отдам свою физиономию Ивана-дурака. Моя.

Надо же, мне впервые в жизни нравится моё лицо. Ну, с кожей есть проблемы, но этого не видно в стекле. Нормальное лицо. Если что — ещё же можно бороду отрастить.

— Молодой человек, вы будете что-то покупать или нет?

Ууу, заметили, что я тут кривляюсь стою. Мотаю головой и вскакиваю на доску.

Как меня занесло; причём тут внешность, не об этом же речь. Но вот таким знаменитым я, наверное, не хочу. Как-то не я это.

На кого, на кого… Что я читал вообще.

А. Понял. Если вот самый-самый. Такой герой, которым хотел бы. Я, кажется, придумал.

Я вылетел к реке. Перешёл на набережную, и пролетел под двумя мостами, не останавливаясь, пробуя на вкус фразу:

«Я бы хотел быть похожим на Дона Румату Эсторского».

Антон, Дон Румата. «Трудно быть богом». Это, наверное, первая книга, такая взрослая.

Первая, которую я закончил и сразу же начал читать второй раз. Папа её подсунул мне.

Именно подсунул, это было шито белыми нитками: он сидел в нашей комнате и читал, и не реагировал на внешние раздражители, то есть на нас с Лёвкой. А потом оставил у меня на столе. «Трудно быть богом». Я сразу понял, что он мне подсунул. Я так не люблю. Поэтому не трогал книгу, пока он не уехал. А потом — два раза подряд.

Дон Румата. Наверне, это самый-самый герой, который… Который.

«У вас будет оружие. Но вы не имеете права его использовать. Ни при каких обстоятельствах». У тебя есть сила. И ты ничего, ничего не можешь сделать, ничего изменить…

Нет. Нет. Я бы не хотел быть Руматой. Как ему было плохо… Я бы. Не то, что я так бы не смог. Если бы вопрос стоял так: какой у тебя любимый литературный герой. Я бы сказал — Румата! Но тут. Быть похожим, похожим… Ни на кого бы я не хотел. Ни на кого.

«Я бы хотел быть похожим на Игната Волкова. Я пока не знаю, кто это. Мне кажется, он, или я, каждую минуту разный. Но я не хотел бы повторять кого-то. Я хотел бы быть отдельным, отдельно стоящим. Я ненавижу, когда меня сравнивают с кем-то. Я не хочу быть лучше или хуже.

Пока я не пойму, что во мне главное. Но хочется, чтобы было такое. Чтобы сразу понятно: я — это я, Игнат Волков. Скажем, я точно знаю, что я быстрый человек. И если я буду медленным, то это не я. Но этого мало, быть быстрым. Надо что-то ещё. Чтобы мне соответствовать самому себе.

Мне кажется, что я вижу какие-то размытые контуры. Как за стеклом в дождь. Иногда мне кажется, что этот человек похож на кого-то знакомого. Но не он. Мне бы хотелось, чтобы этот контур стал более чётким. Хочется навести резкость. И увидеть, что же это такое — я».

Чёрт знает, надо ли сдавать такое сочинение. Мне кажется, я там дальше ещё слишком много про себя написал, личного. Чего-то не по себе такое показывать кому-то. Да ещё оценивали чтобы.

На всякий случай написал и про Румату тоже.

Перечитал утром. Совсем с ума уже сошёл, с катушек съехал. Конечно, про Румату. А про Игната Волкова — бред, бред, только бы не увидел никто. Хотя совсем выбросить, сжечь — жалко.

* * *

Телефон. Домашний. Я не всегда даже трубку беру; мне обычно на мобильный звонят. А сюда чаще всего — «Добрый день, зубная клиника «Мастодонт». Или «Интервент». Или: «наш опрос займёт не более пятнадцати минут», они думают, человек может так легко выкинуть из жизни такую тучу времени на их вопросы? Так что обычно я игнорирую телефон. Но тут взял. И…

— Да, я вас слушаю, — сказал я.

— Будьте добры Румату, — сказал мне приятный мужской голос.

Пол поехал у меня под ногами.

— К-кого?

— Дона Румату Эсторского будьте добры.

Я положил трубку. Потом испугался, опять взял и стал орать туда:

— Да, подождите! — но там шли короткие гудки.

Что это было, а? Да, шутка. Конечно. Но кто мог знать, что я пишу про Румату? Прямо сейчас? Кто, откуда?!!

Мироздание или кто там со мной разговаривает. Что ты, чёрт возьми, имеешь ввиду?!!

* * *

— А ещё, мам, знаешь. Нам кто-то звонил непонятный.

— Кто? — без особого интереса спросила она, вытирая чашки. Зачем их вытирать? Это же просто вода, она потом сама высохнет.

— Не знаю. Спрашивали Румату, — осторожно говорю я. Не хватало ещё, чтобы она подумала, что я псих.

— А, — улыбается она, — надо же… Кто это был?

— Я не знаю…

— Надо было спросить. Это какой-то наш очень старый знакомый. Может, Серый… Или Каподастр.

— Кто? — они что, все с ума посходили?!

— Это наша походная компания, студенческая. Всех звали прозвищами почему-то… Каподастр — такая штука, на гитару надевается. Тональность менять. В общем, одного гитариста мы звали так, Каподастром. А папу все звали Руматой.

— Ой. Ой. Ого… А почему?

— Потому, — мама улыбнулась. Загадочно так. — Потому что он похож. И потом, работа такая, к разным народам ездить… И не влезать в их жизнь, наблюдать просто. Ты же читал Стругацких, знаешь, про что это?

Надо же. Мой папа — Румата. С ума сойти. Я, получается… Получается, я совсем про него ничего не знаю. В походы ходили… Каподастр какой-то. Ничего не рассказывали никогда, почему?…

Но всё же, всё же. Это совпадение, что именно сегодня позвонили. Когда я пишу и думаю об этом. Как это удивительно.

* * *

Борода

Чёрт. Чёрт, чёрт! Четверг же! У мамы спектакль. Значит, я должен был Лёвку забрать!

Аааа!

Мы летим с Костиком. То есть я лечу, а он пыхтит за мной.

— Не жди меня, — наконец, кричит он, — я тебя догоню!

Тыдым, тыдым, самокат скачет по трещинам, по жёлтым плиткам. Главное бордюры, не пропустить, нельзя падать. Я сосредотачиваюсь только на покрытии дороги; поставить ногу на трещину, толкнуться, не упасть, скорее, скорее!