Я обещала, и я уйду
Шрифт:
Веселая компания 3 + 3, решившая, вероятно, продолжить ужин напленэре, вытаскивалаиз дверей накрытый стол, чему пытались противодействовать две официантки. Ирину привлек шум, и онамгновенно узналасреди парней того, который утром напляже играл в шахматы раздумчиво.
Компания, усмирив официанток взяткою, утвердилась-таки во дворе и продолжилапировать, аИрине уже кусок не лез в горло. Онане выдержала, решилась: всталаиз-застолика, подошла, остановилась vis-а-vis к давешнему шахматисту. Тот поднял голову, улыбнулся в приятном узнавании:
– - Продали машину? Давы садитесь, садитесь, -- уступил место.
– - Володя! стул быстро!..
Иринаударилашахматистапо
– - Извините, -- сказал тот, -- но мне кажется: вы меня с кем-то спутали. Вот, -- и достал из специального кожаного чехольчикавизитную карточку с золотым обрезом.
– - Тамаз Авхледиани. Архитектор из Тбилиси.
– - Спутала?!
– - изумилась Ирина.
– - Может, это не вы играли там в шахматы?! Может, это не ваш приятель помог мне продать машину? Боттичеллию
– - Дая егою я его, правда, первый раз в жизни видел.
– - Ага, так я и поверила. Дурочкаиз провинции. Просте четырнадцать, -обиженно передразниладавешнего страстного.
– - Официально оценим, остальное сразу же наруки! А потом, говорит, в милицию иди! Ты же оценку подписалаю
– - Мамой клянусь, я его не знаю, -- апеллировал Тамаз к приятелям и приятельницам, но Ирина, плача, возвращалась уже к своему столу.
Тамаз неловко рассмеялся и стал разливать вино, рассказывая что-то по возможности весело. Иринаковырялавилкою в тарелке, приправляя котлету слезами. Однако, веселье получалось посредственное, Тамаз встал, приблизился к Ирине:
– - Сколько он вам недоплатил?
– - Разве в этом дело?!
– - ответилата.
– - Я б и завосемь! Я б и зашесть! Папаумирал -- оставил. Только зачем обманывать?!
– - Сколько?!
– - переспросил Тамаз тверже.
– - Вот, -- подвинулаИринаденежные пачки накрай стола.
– - Можете забрать и их!
Тамаз наглазок оценил сумму.
– - А обещал? Четырнадцать?
Иринанехотя кивнула.
– - Где вы остановились?
Иринапродемонстрироваласумки-чемоданы:
– - Говорили: как оформим -- довезут до гостиницы, помогут. А сами сели и укатилию
– - Пойдемте. Я вас устрою.
– - А как же ваши?..
– - кивнулаИринанатамазов стол.
– - Думаю: переживут. Не сразу, ною -- и Тамаз взял с земли иринино барахло.
– - А, -- махнулаИринарукою.
– - Все равно, -- и поднялась, повесиланаплечо оставшуюся сумку.
Когдаони шли к выходу, Тамаз наминутку подвернул к своей компании.
– - А деньги, -- сказал приятелям, -- я с этого абхазавзыщу. Исключительно в интересах Справедливости. 10.11.90 Оттого, что большую тбилисскую квартиру мы ли впервые увидим, Иринали потом, позже вспомнит-вообразит в бликах прихотливого ночного освещения и в стремительном движении, сопровождающем проход Натэлы Серапионовны через две комнаты в третью, к особо пронзительно -из-занеурочности -- трезвонящему телефону, дорогая обстановка, тусклое золото корешков книг, почерневшее серебро оружия наковрах, картины по стенам, -- все это покажется еще сказочнее и роскошнее, чем есть насамом деле.
– - Тамаз? Это ты, Тамаз? Что случилось, мальчик?!
– - биологическая материнская тревогазазвучит в этих по-грузински сказанных фразах.
– - В Москве отец, в Москве. Вызвали. Зачем тебе отец? Что? Сколько? Десять тысяч? Где я тебе возьму к утру десять тысяч?! Попал в переделку? Абхазы, да?!
– - Только не вздумай как в прошлый раз приезжать, слышишь?
– - прокричит Тамаз в телефонную трубку уличного междугородного автоматанеподалеку от ночного шумящего моря.
– - Я насебя руки наложу, если не перестанешь бегать замной как замаленькимю
Сладкая
медленная мелодия будет сопровождать наших героев весь следующий день: и у карстового Синего озера, в чью бездну бросит Иринакамешек под нетерпеливым присмотром вертящего ключ таксиста; и наРице, по ледяной воде которой поплывут они с Тамазом налодке; и в вагончике-малютке подземки, влекущей в глубь Новоафонских пещер; и в самих пещерах, где, по настоянию Тамазаприотставшие от экскурсии, останутся они возле разноцветно освещенных сталактитов, а, когдагруппаотойдет достаточно далеко и подсветкапогаснет, Тамаз в наступившей почти тьме попытается поцеловать Ирину, но тане дастся; и в пацхе, у стены-плетня, застолом, врытым в землю, где Тамаз не позволит Ирине выпустить рог с изабеллой, покатот не опорожнеет, сам отрежет кусок от длинной ленты козлятины, коптящейся над очагом, покажет, как зачерпывать соус ткемали кусочком лаваша: красная капельканаирининой руке; и когдаю– - Никогда!
– - засмеется Ирина, раскинув руки: не пуская в номер, и натамазово:
– - Ну, чаю просто попьем!
– - останется непреклонна, и архитектор сновасдастся: -- Ладно, -- скажет, -- в таком случае едем к моим друзьям; вечер продолжается.
– - Мы там будем одни?
– - спросит Ирина.
– - Поздно уже!
– - Что ты, дорогая! В этом доме всегдастолько народую Только мне надо по пути заскочить напочтую
и лишь там, у тамазовых друзей, уступит национальному грузинскому мотиву, под который архитектор, в окружении веселой, отхлопывающей такт компании (иринино внимание привлечет живое лицо немолодой женщины, особенно азартно бьющей в ладоши;
– - Кто такая?
– - поинтересуется Иринау соседа;
– - Гостья, из Парижаю)
станет эффектно, артистично танцевать что-то горское, но прервет танец: вдруг, внезапно, неожиданно, и, схватив Ирину заруку, потащит к выходу:
– - Ты былакогда-нибудь ночью намаяке?
– - Намаяке?
– - снованевпопад расхохочется Ирина.
– - Эй! кудавы?!
– - понесется им вслед. 11.11.90 Большой теплоход, сияющий огнями, разворачивался в миле от берега. Реликтовые сосны ровно шумели, дезавуируемые пунктиром маячного света. Иринастояла, закинув голову, и глубоко всем этим дышала; Тамаз неподалеку пытался всучить червонец маячному смотрителю.
– - Пошли!
– - крикнул во тьму, договорившись.
– - Эй, Ирина!
Онавыпалаиз странного своего состояния.
– - Ничего не трогать! со стороны моря лампу не перекрывать!
– - по-армейски прикрикнул сторож, сторонясь от входа.
Поднимаясь крутой лестницею, Тамаз тянул Ирину заруку. Наверху, накруговом балкончике, свет слепил почище фотовспышки, и глазазанедолгие мгновения темноты не успевали к ней привыкать.
– - Вот, -- сказал Тамаз, доставая из многочисленных карманов кожаного пиджакапачки десятирублевок.
– - Торжественно вручаю. Справедливость одержалапобеду.
– - Не возьму, -- ответила, помрачнев вдруг, Ирина.
– - Почему?
Онакачнулаголовою:
– - Значит, ты все-таки связан с ними, -- и пошлак выходу.
– - Постой!
– - крикнул Тамаз.
– - Не веришь, да? Не веришь?! Ты же виделамои рисунки!..
Иринапризадержалась.
– - Не знаю, -- сказала, -- я уже ни-че-го-не-зна-ю.
– - Не возьмешь, значит?
Тамаз разорвал бандероль, пустил десятирублевки по ветру. Они, кружась как ржавые листья, разлетались вкруг маяка, то исчезая во мраке, то вспыхивая вновь -- чем дальше, тем бледнее. Тамаз хрустнул следующей пачкою, пустил по ветру и ее. Полез заследующейю