Я обещала, и я уйду

Санитар катил по бесконечной древней галерее каталку с мулаткою, которую сопровождаладокторица, аТамаз и Иринасопровождали в свою очередь ее.

– - Дура!
– - кивнуланакаталку Анни.
– - Не ценит жизни! Вогналав вену тройную дозу омнопона.

– - Омнопон?
– - вылущилаИринаиз невнятной ей французской речи знакомое словцо.

– - Mais oui, oui, -- улыбнулась врачиха.

– - Самоубийца, -- пояснил Тамаз.
– - Грешница. А откудаты знаешь этотю ну как его?

– - Омнопон?
– - напомнилаИрина.
– - Сильное обезболивающее. Я папу целый месяц колола. Перед смертью.

– - Сама?
– - удивился Тамаз мужеству жены.

– - А у нас покамедсестру дождешью

– - Онаговорит, -- перевел Тамаз для Анни, выказавшей налице заинтересованность, -- что кололаотца, когдаон умирал.

– - Mais oui, oui!
– - согласилась та.
– - Как и во всем насвете, тут главное -- доза.

– - Онаговорит, -- сказал Тамаз, -- что главное -- доза.

– - И все-таки удивительно, -- кивнулафранцуженкав сторону мулатки.
– - С одной стороны, самообладание: надо ж в такой момент в вену попасть! С другой -- непонятная в самоубийце страсть к комфорту.

– - К комфорту?
– - переспросил Тамаз.

– - Самая приятная смерть, -- сказалаАнни.
– - Сладко засыпаешь. И -эстетичная.

– - Оначто, уже умерла?
– - побледнелаИрина.

– - Quoi?

Тамаз перевел.

– - Поканет. Может, и вытащимю -- качнулаврач головою с некоторым сомнением.

– - Что онасказала?
– - напряглась Ирина.

– - Что вытащат.

– - Нет, перед этим.

– - Что это самая приятная смерть. Как будто сладко засыпаешь. И самая эстетичная. Только это онаговорит чушь!

ЫРеноы Анни медленно ехал по главной улице Saint-Genevieve du Bois, Иринас Тамазом наЫягуареы следовали сзади.

– - И чего мы к ней потащились?
– - ворчалаИрина.
– - Сидели б даждали результатов.

– - Раз онасказала, что ей позвонятю Смотри как красиво!

Городок и впрямь был очень собою хорош, и в другой раз Ирина, конечно, заметилабы это. ЫРеноы свернул направо, наверх.

– - Старый город, -- перевел Тамаз надпись.

ЫРеноы остановился.

– - Ну вот, -- гордо сказалаАнни у двухэтажного коттеджакрасного кирпича.
– - Тут я и живу!
– - И добавилапо-русски: -- Будьте как дома.

Ириналежалапоперек широченной кровати в гостевой комнате и переключалателевизионные программы туда-сюда. В дверях появился Тамаз:

– - Ты точно не хочешь есть?

Иринатолько качнулаголовою.

– - Ты б видела, что заужин приготовилаАнни! Оливки, фаршированные анчоусами! Форель с луком! Маринованная лососина! А какое вино! А у тебя как назло пропал аппетит!

– - Ты издеваешься надо мною, Тамаз, да?
– - спросилаИрина.

– - Почему издеваюсь? Ах! Я совсем забыл сказать: звонили из клиники. Ты совершенно здорова! Слышишь! Совершенно здорова!
– - и Тамаз бросился к Ирине, поднял ее наруки, закружил.

Улыбающаяся Анни стоялав дверях:

– - Не так уж и совершенно! Ты забыл, что ей надо обратить серьезное внимание нагланды? 06.12.90 Преклонив колени, Иринапоставиласвечку перед ликом Богоматери.

У придела, недалеко от дверей, замерластарушкав черном, и, когдаИринавышланазалитую солнцем улицу предместья к поджидающим ее в Ыягуареы с открытым по случаю хорошей погоды верхом Анни и Тамазу, последовалазанею.

– - Простите, барышня, -- сказалапо-русски, но с легким каким-то налетом акцента.
– - Как там в Москве? Неспокойно, да? Не опасно съездить?

Рядом со старушкою стояладевушкалет двадцати: внучкали, правнучка, и жадно, напряженно вслушивалась в получужой язык.

– - В Москве?
– - и Иринаулыбнулась.
– - А я, знаете, никогдав жизни в Москве не была. Мы из Тбилиси, правда, Тамазик?!
– - крикнулавдруг навсю улицу и расхохоталась.

– - Так вот он какой, Париж!..
– - Иринастоялау Триумфальной арки и смотреланазалитые ярким желтым светом, обдуваемые искусственным предрождественским снегом сказочные Елисейские Поля, надесятки стройных, высоких, в разные цветавыкрашенных еловых деревьев.

– - Ты так говоришь, -- отозвался Тамаз, -- будто впервые его видишь.

– - Конечно, впервые! Конечно, Тамазик, впервые!

В модном салоне Иринас помощью двух продавщиц примерялаодин туалет задругим: все шли ей, каждый менял до неузнаваемости, но только, кажется, прибавлял красоты и обаяния.

Иринины облики мелькали перед Тамазом калейдоскопом так, что аж головашлакругомю 09.12.90 Катиться вниз было страшно и весело; сильно, правда, бросало из стороны в сторону, и так вдруг бросило нанебольшой пригорок, что отвернуть, отклониться не получилось.

Лыжанаткнулась налыжу, ускакала, освобожденная автоматическим креплением, Иринаполетелакубарем, зарылась в снег.

Но Тамаз уже был тут как тут: лихо вспорол белую целину прямо перед женою.

А онаулыбалась, обметая варежкою выбившиеся из-под шапочки волосы. Тамаз повалился рядом, принялся целовать Ирину.

Онаотбрыкивалась, счастливо хохотала, покавдруг не попала, затихла: это были те же самые кони, только каретастоялауже наполозьях и вместо выгоревшего ковраосенней травы расстилалась кругом белая целина.

Шевалье насвоем вороном ускакал далеко вперед, и теперь уже дамапыталась его нагнать, покрикивая накучера. Шевалье даже не оборачивался.

– - Herr Awchlediani! Herr Awchlediani! RuЯland!
– - голос отельного служителя не вдруг пробился в сознание Ирины сквозь топот коней: служитель стоял наверху, возле игрушечного шале, держал наотлете трубку-радиотелефон.

И, хотя звонок из России мог означать что угодно, самое приятное -тревогакольнулаИрину.

Тамаз тоже встревожился: бросил жене лыжи, закарабкался наверх. Иринане поспевала.

Когдаже выбралась к гостиничке, Тамаз уже переговорил: служитель с телефоном как раз исчезал в дверях.

– - Маме очень плохо, -- объяснил Тамаз.
– - И еще: проект наконкурсе провалилию 12.12.90 Такси остановилось возле тамазовародительского домапод вечер. Иринаналадилась выходить.

– - Погоди, -- сказал архитектор.
– - Видишь лию -- и замялся.
– - Я очень надеюсь -- ты не обидишься. Но давай я лучше схожу один. А?
– - и как-то заискивающе заглянул Ирине в лицо.
– - А ты поезжай в мастерскуюю Видишь лию -повторил.
– - Наши, грузинские дела. Не все тут так простою Ну?.. Я или заеду затобой, или позвоню. Или пришлю кого-нибудью