Я обязательно спасу Тот

Летом она часто гуляла на поляне с темно-бордовыми цветами, пахнущими ванилью, изредка помогая своему отцу в его небольшой части большого бизнеса. Все жители знали, что город держится именно на этом бизнесе и относились к этому совершенно спокойно. Правда, говорить о том, что под их носом выращивают марихуану, они всегда опасались.

Однажды их точку выкупил некий Аларик - богатый мужчина с огромным количеством связей. Он уволил работников, в том числе и отца юной Клеменс, а их места заняли его люди. Денег в семье французских эмигрантов стало не хватать, когда мать Клеменс, Викторайн, бросила работу по состоянию здоровья. Врачи обнаружили у неё рак, а совсем скоро, через две недели, она умерла. Так Клеменс осталась с отцом, но не прошло и пары недель, как его обнаружили мертвым у себя в спальне.

Девушка начала работать проституткой в возрасте пятнадцати лет. Красивая, маленькая и худенькая - мужчина сходили с ума от одного её взгляда, но работа так не нравилась Клеменс, что она решила просить денег у того, кто, как ей казалось, погубил её семью. К её удивлению, Аларик не прогнал девушку, а дал ей кров и лучшую работу.

Так Клеменс, юная французская гимнастка, попала в Дом.

Прошлое

Ева сидит в кресле, которое Майкл перенес на кухню специально для неё. Остальные жители дома неоднократно пытались вернуть его на место, но каждый раз оно оказывалось там, где его оставили Майк с Евой.

Девушка рисует что-то у себя в альбоме, курит и растирает грифель по бумаге. А затем...

Это похоже на столкновение представителей разных миров.

Клеменс в растянутой майке, покрытой непонятными пятнами, наматывает на руку жгут. В это время на кухню вплывает высокая статная Рашель в длинном платье и замысловатым пучком на голове.

– Гребанные наркоманы.
– ворчит она, проходя мимо Клем, которая уже успела ввести наркотик и теперь усаживается на стул. Девушка ставит тарелки в одну стопку, звенит дорогим фарфором и, упираясь руками о раковину, брезгливо морщится.
– В общей кухне! Черт возьми, Клеменс, ты ведешь себя, как свинья! А если сюда заглянет Аларик, что тогда? Я тоже буду ввязана. И я, и Ева, и остальные. А ты ведь обещала завязать!
– Рашель гневно сжимает губы и сводит брови на переносице.
– Когда?

Клеменс в блаженстве прикрывает веки и с улыбкой смотрит в потолок.

– Последняя, Рашель.
– говорит она. Рыжеволосая секунду молчит, затем издает короткое "Ха!", порывисто взмахивает рукой и бросает мочалку прямо в грязную воду.
– С-серьзно, чего ты? Мы с... я завяжу, правда. Нам... мне только нужно... немного времени, понимаешь? Привыкнуть.

– Да что там привыкать!
– вспыхивает Рашель.
– Прекратили и всё, здесь никаких разговоров! Пережила ломку и будь здорова! А ты только тянешь и тянешь в дом всякую заразу. Не удивлюсь, если ты и остальных подсадишь на эту дрянь...

– Не-ет, ты чего!
– у Клеменс уже начинает заплетаться язык, но она продолжает.
– Конечно нет.

– Тогда брось колоться и найди нормальную работу.
– Рашель подходит к невменяемой Клеменс, хохочет и щелкает её по носу. А француженка только улыбается.
– И если я еще раз увижу, как ты приводишь домой клиентов...

Роберте угрожающе качает указательным пальцем, затем подбирает юбку и поднимается на второй этаж.

Как только её шаги стихают, Ева достает сигарету изо рта и смеется.

– Вот дура.

Настоящее

Знаете, что меня раздражает в людях больше всего? Эта свобода, которую они якобы дают тебе: "Ты можешь сама выбирать то, кем тебе быть в будущем, где и с кем жить и что делать". На самом же деле они сопровождают путь твоего выбора фразами "тебе нужно выбрать это", "брось то", "тебе он не нужен", "зачем ты это делаешь?" и "делай это, не будь такой глупой". Как по мне, то это похоже на поведение родителей со своими маленькими детьми. Они кормят их, пока тех не начнет выворачивать, и вбивают им в головы, что нужно съедать всё. Чревоугодие? А потом удивляются и жалеют своих детишек, когда те становятся ужасно толстыми. Так и здесь - мы вроде как не голодны, но нас кормят указаниями что и как делать, а потом окружающие жалуются, что у их взрослых детей ничего не получаются и они до 40 живут в родительском доме.

Смысл? Не кормите детей.

Нет, я не об этом.

С другой стороны, это "свободное решение" походит на наказание шпицрутенами в Росии 19 века, когда обнаженного до пояса осужденного проводили сквозь два длинных ряда солдат. Каждый из них должен был ударить осужденного, а если кто-то видел, что солдат его пожалел, следующим через "живой коридор" вели этого самого солдата. Так происходит и в жизни, где человек - осужденный, а солдаты - семья и окружающие. Они ставят свои рамки и указывают, но практически никогда не приходят на помощь, боясь реакции общества. А ведь изначально ты можешь делать всё, что душе угодно.

Мои родители были такими-же. С одной стороны, дающими мне свободу выбора, а с другой - наказывающими прутом за неверный по их мнению выбор.

Ничего не изменилось и сейчас. Меняются только люди, эти самые солдаты с прутьями в руках, но смысл остается. Мы живем в мире, где свободу достать труднее, чем детское порно.

– Со мной всё хорошо, мам, правда. Я нашла жилье.
– я сжимаю мобильный в руках с такой силой, будто его могут забрать в любую минуту (а ведь так оно и есть). Возле меня стоит Дилан, запустив руки в карманы джинсов.
– Совершенно небольшая плата. Нет, мам, берут деньгами. Ну что ты, в самом деле.
– я смеюсь.
– Понимаю. Ты только не плачь, ладно? Ты же знаешь, как я не люблю... Ну ма-ам!

Прошлое

– I can't just sit here and watch it!
– раздаются вопли из комнаты, за дверью которой плюс ко всему ужасно громко играет музыка.
– If we don't stop it no one will!

Бьянка толкает дверь, ведущую в спальню Клеменс, и в нос ударяет запах сигаретного дыма, дешевого виски и свежескошенной травы. Следом за ней в спальню входит сонная Кайла.

– Кто это остановит, если не мы?!
– тем временем повторяет француженка, отпивая из бутылки. Содержимое сосуда дружелюбно булькает, когда она опускает руку с зажатым в кулак горлышком. Затем она подскакивает на кровати, еще раз и еще.
– Мы едины!

– Я тоже люблю "Thousand Foot Krutch".
– между делом замечает Кайла.

– Ты мешаешь нам спать.
– возмущается Бьянка, ударяя по кнопке и выключая музыкальный центр. Француженка с ошашелым видом замирает на месте, прекращая свои бессвязные движения, поправляет широкий рукав кофты, сползающий с плеча на руку, и выгибает губы дугой.

– А мне плевать!
– развязно осведомляется Клеменс, мотнув рукой так, что содержимое бутылки частично выплеснулось на пол.
– Не спите! Пусть все проснутся! Все!

Бьянка уже собирается сделать шаг навстречу Клеменс, но француженка с визгом отпрыгивает назад, прижимая сосуд с алкоголем к груди.

– Иди сюда.
– повелительным тоном произносит Бьянка, едва удерживая себя в руках. Кайла с самым суровым видом стоит позади младшей сестры.
– Подойди. Ко. Мне. Живо!

– А ты заставь!
– удивительно, но на глазах Клеменс почему-то выступают слезы.
– Заставь, ну! Вам же плевать, правда? Кого и к чему принуждать. А что вы еще можете, кроме как командовать людьми?!