Я, оперуполномоченный

– Разве это плохо?

– Но мне вдруг захотелось, чтобы это состояние длилось вечно… А в таком состоянии невозможно работать.

Я только что понял, что блаженство отнимает работоспособность…

– Вить, у нас, оказывается, хлеба нет.

– Сейчас слетаю в булочную.

– Да тебе уже на работу пора.

– Не беспокойся, успею. Я мигом…

Он быстрым шагом вышел из комнаты, на ходу надевая пиджак и проверяя, в кармане ли кошелёк. Спускаясь по лестнице, Виктор пытался вернуть почти уплывшее ощущение блаженства. «Тайна… Нежность, любовь», – мысленно повторял он, но чувство, пережитое им несколько минут назад, не воскресало. Остались только слова, за которыми почти ничего не стояло. «Ничего, ничего, – бормотал он, – никуда не денется… Верочка здесь, Сашулька тоже, значит, будет и то самое … Не знаю, как и обозвать его. Экстаз? Восторг? Блаженство? Чёрт его знает… Пожалуй, всё-таки блаженство. Но какое! Я словно увидел всё изнутри и одновременно со всех сторон и сам был тем, что видел. Что же это? Как это объяснить? Как охватить разумом? Эх…»

Подгоняемый мирскими заботами, Смеляков мчался в ближайшую булочную, убегая всё дальше и дальше от непостижимого состояния всепоглощающего единения, которое ему посчастливилось испытать, глядя на жену и ребёнка. Мысли его понемногу возвращались к работе, он успокаивался и не догадывался, что те несколько мгновений, которые столь глубоко пронзили всё его существо, были самыми яркими в его жизни и что отныне он, сам того не понимая, будет сверять все свои чувства по этим мгновениям, притаившимся где-то в бездне его души.

* * *

– Витя, – Максимов сделал торопливый жест, – ты пообедать успел?

– Да.

– Это хорошо, потому что мы срочно выезжаем.

– Что стряслось?

– Нападение на инкассатора. Скончался на месте.

– А у меня сегодня свидание, – с досадой проговорил Веселов. – Что это такое, Петрович? Как только с женщиной договорюсь, так обязательно что-то внеочередное наваливается! Они ж будут думать, что я специально увиливаю. – Он вертел телефонную трубку в руке, пытаясь дозвониться куда-то. – Опять занято… Что у них там?.. Алло! Будьте добры Ингу…

– Игорь, долго не объясняйся, – поторопил его Максимов. – Машина уже ждёт.

– Хорошо, уже бегу… Алло, Инга? Это я… Слушай, беда у меня. Срочный выезд. Ты уж извини… Ой, ну что ты сразу начинаешь! Прекрати! Одна сходишь в этот раз… Мне некогда, пока… Да ничего я не грублю! Просто я тебе русским языком говорю, что у меня срочный выезд, а ты сразу про то, что я тебя бросаю… Хватит же! Я позвоню вечером, только поздно, когда освобожусь…

Он расстроенно посмотрел на стоявшего в двери Смелякова.

– Классная баба, но вот обидчивая до чёртиков, – посетовал Веселов. – По любому поводу слёзы пускает. Терпеть не могу женских слёз, они меня убивают… Надо с Ингой заканчивать, иначе все нервы мне вывернет наизнанку.

– Поехали, – позвал Виктор, – не то Петрович нас вывернет…

Как вскоре выяснилось, в инкассатора стреляли из револьвера. Нападавшего никто разглядеть не успел, поэтому примет никаких не было.

– Будем искать револьвер, – сказал Максимов и выразительно посмотрел на Смелякова.

Вся работа по сбору информации об оружии, хлынувшей со всей Москвы, легла на плечи Виктора. В работу оперативной группы, как это всегда бывает в чрезвычайных случаях, были вовлечены самые разные структуры. Каждый день изымалась масса незаконно хранившегося у граждан оружия, но интересовавший сыщиков револьвер так и не обнаружился. Объять одним махом все имевшиеся на вооружении револьверы было просто невозможно. Револьверы состояли на вооружении у ВОХР [20] и инкассаторов, так что предстояло проверить все подразделения вневедомственной охраны Москвы и области, каждый объект, где были вохровцы, а также другие структуры, где имелись на вооружении револьверы, изъять все револьверы для проведения баллистической экспертизы – работа колоссальная.

20

Вооружённая охрана при Управлении вневедомственной охраны ГУВД г. Москвы. Как правило, туда набирались гражданские лица, которым выдавалась форма установленного образца; на важных объектах охрана была вооружённой. Прообраз нынешних ЧОПов (частных охранных предприятий).

Под вечер третьего дня в караульном помещении железнодорожной станции «Перерва» обнаружилась недостача одного револьвера. Начальник караула, шестидесятилетний Иван Кузьмич Щукин, пришёл в ужас, когда его носом ткнули в пустой ящик.

– Где револьвер, дед?

– Да ведь на месте был. Я же принимал. Вот в книжке записано.

– Но револьвера-то нет.

– Нет.

– И где он?

– Не знаю. Должен быть. – Старик часто моргал подслеповатыми глазами и нервно подёргивался всем телом.

Долгие допросы не дали результатов. Было принято решение задержать Щукина на трое суток по статье 122 УПК по подозрению в краже револьвера.

Когда Смеляков встретился с Иваном Кузьмичом на Петровке, в ИВС, Щукин выглядел подавленным и беспомощным.

– Да не виноват я, – мямлил он свистящим голосом и шмыгал носом.

– Иван Кузьмич, давайте разбираться без суеты, – сказал Виктор. – У вас числятся трое в карауле: Терентьев, Лазарев и вы. Оружие пропало на днях, иначе вы бы уже давно спохватились. Верно я рассуждаю?

– Верно, – потряхивал седой головой Щукин.

– А когда он исчез?

– Исчез-то? Ну, ежели Терентьев должен был вчера заступать, а револьвера нема, а в прошлый раз он с ним ходил, то получается, что двое суток назад был он на месте…

– Вот смотрите, в тетради написано вашей рукой, что вы приняли у него револьвер.

– Написано, – соглашался Щукин.

– И куда же делся револьвер? Вы сами его в ящик убираете?

– Сам.

– И ключ у вас?

– У меня…

Так продолжалось долгих два дня. Наутро третьего Смеляков, изрядно измученный бестолковостью допроса, начал всё сначала.

– Иван Кузьмич, давайте поступим следующим образом. Мы сейчас отправимся к вам на работу и на месте будем шаг за шагом воспроизводить всё, что было…

Виктор заставлял несчастного старика вспоминать, какой рукой он брал оружие, куда при этом поворачивался, что говорил, что ему отвечали, кто где стоял в ту минуту…

– Не могу, не помню, – жаловался Щукин и смотрел на Виктора влажными старческими глазами. – Совсем не держит ничего голова. Если бы я, милок, знал, что оно так получится, я бы, конечно, всё запомнил, но я же не знал…

– А вы всё-таки припоминайте. Вот вернулся с поста Лазарев… А где был Терентьев? Ему же заступать после Лазарева.

Лазарев был таким же замшелым стариком, как и Щукин, поэтому помнил тоже мало. Терентьев же оказался молодым парнем и на допросе сразу сказал, что он спал до возвращения Лазарева с поста. Спал в служебном помещении.

– Ну да, спал он, вот тут лежал. – Щукин указал на продавленный диванчик, заваленный старыми газетами.

– А Лазарев где был?

– Вот здесь перед столом остановился, как водится. Я, значит, тетрадку повернул ему… Вот-с…