Я останусь с тобой навсегда

Перемены

Всё заметнее блёклость осенних картин: краски в бледных лучах не горят, льётся скупо тепло сквозь дрожащую синь, стала щедрой на холод заря. Липнут клочья сырой паутины к ветвям. Дым фруктовый разносят костры. Над белёсым жнивьём часто стелет туман из пастелевой пряжи ковры. След, оставленный клином последним, истлел, расползлась по лугам тишина… С непомерным усердьем по мокрой земле рассыпает бурьян семена. Уходящий ноябрь, словно алчный койот, за ночь листья с берёз оборвал; на буграх облысевших галдит вороньё, непогоду сулит птичий гвалт.

Конечно же я грешная…

Я слабая… Я женщина… Несу свой крест осознанно. В миру разноступенчатом себя не тешу грёзами. На долю не досадуя, иду по жизни разная… Дню прожитому радуюсь и думаю о завтрашнем. Не в меру я застенчива. Не скряга и не вредина. Кокетка… я же женщина… В любви нежна и предана. Года… им вопреки… меня волнуют ночи лунные… Хотя мне лет… Зачем Вам знать? В душе… ещё я юная. Стараюсь со знакомыми быть в дружбе ненавязчивой. Ценю немногословие и не терплю похабщину. Мне чужд угар тщеславия. Я до работы жадная. Доверчива. Без зависти… чужим успехам радуюсь. Конечно же я грешная, конечно же ранимая… Речь не люблю лжелестную, мне до^'рога правдивая. Что не на зле замешана и не с сарказмом скрещена… Я милая… я нежная… я слабая… я женщина.

Романтичное

Разносит по гостиной запах леса в предзимие растопленный камин… Свет лунный, полутьму легко разрезав, тень прячет в фалдах шёлковых гардин. Усладой мне под музыку Марради, в халатик бумазейный облачась, постлав на стол миткалевую скатерть, пить, пламенем любуясь, чёрный чай. Не раз, прервав речетатив поленьев, тревожить у^'гли медной кочергой, задерживая взгляд на гобелене, завидовать романтике его.

Тревожные сны

Тают свечи. Оклады блестят. В будний день не теснят прихожане. Я под шёпот негромкий, крестясь, доверяюсь иконе «Державной». В сердце трепетом нынешний сон: будто я, в переулках блуждая, отыскала родительский дом, рвусь в калитку, а та не впускает. Свет неяркий заметив в окне, в палисад сквозь кусты пробираюсь… Тюль задёрнут, но видится мне, будто мамино платье мелькает. Внутрь смотрю… И вдруг, руку подняв, в створки резко без слов ударяю; разлетаются стёкла звеня… кровь на пальцах и я просыпаюсь.

Что отдал… то твоё…

Добро… оно у каждого с рожденья в сердце. Известно издревле: «…что о^'тдал… то твоё». Не бойтесь ближнего одаривать без меры, вас в расточительстве Господь не упрекнёт. От щедролюбия душа богаче станет. Не дайте жадности изъесть нутро своё, не сделайте ладони алчными руками — мы в мир пришли ни с чем… такими же уйдём. Живите, соблюдая строчки истин божьих, не станьте, личный гнев излив, другим бедой… Поверьте, словом оборвать дыханье можно и в горстку пепла превратить любовь. Очаг не погасите, сделав дом несчастным, в безладице триумф не рвитесь одержать, позвольте в передышке мудрости вмешаться — семья важнее, чем пустых амбиций жар. Изнанка жизни не на бархатной основе… Соблазны… Их полно… Чтоб страсть к ним одолеть, зовите, не стесняясь, на подмогу совесть, та /вне сомнения/ вам умный даст совет.

Птенец

Открываю калитку с трудом… заржавевшие петли хрипят, сквозь забор, защищая мой дом, пёс соседский рычит на меня. Дикий хмель обнимает крыльцо… Во дворе подорожник ковром. Сполоснув минералкой лицо, обувь сняв, я сажусь на порог, Прикрываю на время глаза, возвращаюсь к ушедшей поре, представляя с цигаркой отца, сожалею, что нет сигарет. Затянуться б сейчас, что есть сил, может дым, въевшись горечью в грудь, в сердце рвущую боль приглушил и душе стало б легче чуть-чуть. Веет сыростью сумрак сенец; яркий свет, зажигая везде, я шучу: «Наконец-то птенец оказался в родимом гнезде». Вниз летят паутины клочки — веник влажный её разбудил, через стёкла ворвавшись, лучи золотят двухгодичную пыль.

На земле мы заложники времени

В предсказанья не верю и страхами повседневный не полню я быт. В заурядной моей биографии нет того, что хотелось бы скрыть. Жизнь моя без медалей и почестей… много в ней растеряла друзей, то сказала не то, что им хочется, то не стала где надо своей. Нелегки расставанья печальные, их причин до конца не поняв, опустевшую нишу в отчаянье тут же я не спешу заполнять. На земле мы заложники времени. У него… для всех разный лимит, помня заповеди о прощении, зло в душе не пытаюсь копить. Нет в ней алчности и лицемерия, в ней не прячется зависти ком; оказать помощь ближнему первою для меня не тяжёлым ярмом. Мне невесело в шумных компаниях. Обожаю я без никого, глядя вдаль, на заре затуманенной слушать вздохи проснувшихся волн…

Ничья потеря

Что… устал… ничья потеря, бегать о^'бок целый час, ты откуда в нашем сквере, прицепившийся балласт? Так… мои не трогай пальцы, языком ладонь не гладь, зря на шорохи не скалься, на фонарный столб не лай. И чего к ботинкам жмёшься, слёзно смотришь на меня? Я… себя, любезный пёсик, не просила охранять. Не шарман… твой вид собака: болью взгляд отягощён, хвост в колючках, грязь на лапах, непонятно уши в чём. Эй… куда это так лихо… Ну-ка быстренько: «Назад!» Поостынь… не надо рыком будоражить воробьят. Разлетелись птахи… Ладно. Виновато не дрожи, в гости хочешь, дом мой рядом? А на даче можешь жить.

Романтичный бред

Устроившись удобно на диване, под приглушённый бледно-жёлтый свет, мне нравится тонуть в плену мечтаний в час поздний с тишиной наедине. Аллюзии строкою оживляя, рождаю я лирический куплет. Войдя в азарт, внутри себя копаясь, приоткрываю тайны разных лет. Взяв перерыв, себя балу^'ю чаем, с улыбкой взгляд в окошко устремив… Свет лунный, вниз стекающий ручьями, подсказывает как закончить стих. Бегут по клеткам мысли точно кони; приятен сердцу романтичный бред… Седые блики лижут подоконье, мигают звёзды странными тире.

Автобиографичное

Я… зимой в избе крестьянской, в мир явилась по любви, род мой, хоть и не дворянский … генов нет во мне плохих. Папа — сын простолюдинки, был умён, что Соломон. «Жизнь, не книжные картинки», — повторял частенько он. «Дочка, знать и помнить нужно, что в ухабах ейный путь, не кори его споткнувшись, осмотрительнее будь. Не старайся и в потеху, не своё к себе пригресть, труд — основа всех успехов, воровать чужое грех». Мама тоже постоянно объясняла… что к чему, но под окнами тальянка волновала больше слух. В умность речи не вникая, взглядом в зеркале застыв, быть примерной соглашаясь, я смотрела на часы. Было ночью неопасно, дверь была не на крючке… как же нравились мне танцы под гармонь на пятачке. Прижимая клёш широкий я на цыпочках… тайком, слыша отзвуки фокстрота, покидала спящий дом. Возвращалась точно также, не прервав отцовский храп. И была нектара слаще — та далёкая пора.

О себе

Барто взахлёб я не читала в детстве и в юности не млела от есенинских стихов, лишь в сорок пять, не грезя стать известной, вдруг увлеклась серьёзно поэтической строфой. Любовь… одна из тем моих стараний… Нередко я, чтоб не казался выдуманным стих, краду, бесстыдно взламывая память, во днях ушедших сладостный невозвратимый миг. Мои герои из реальной жизни, они /что дети/ в помыслах и искренни в делах, в них грешность и стыдливость, и капризность, им ведомы ошибки, одиночество и страх. Войдя в азарт, «к столешнице приклеясь», бывает до зари я «издеваюсь» над строкой, не прост успех и чаще плод мучений … увы… ершистая «гора» исписанных листов.