Я – паладин!

Леон поднялся на ноги. Шатаясь, подошел к борту.

– Что там?

Филипп, который чудом умудрился остаться на ногах, покачал головой.

– Артур где? Артур!

– Тут я, – Юноша вынырнул из толпы перепуганных пассажиров.

– Я попал? – Леон присматривался к берегу. Но кроме валяющегося на земле, перепуганного насмерть мужичка, что заведовал переправой, никого не видел.

– Попал, – тихо сказал Филипп. – Вон там. У большой коряги.

И действительно. Леон пригляделся. В воде покачивался странный грязный пузырь. Ряса.

На переправе потеряли очень много времени. Пока паром прибило к берегу, пока удалось найти место для высадки и успокоить испуганных лошадей. В путь отправились только к полудню. Вскоре дорога свернула к какому-то селению.

Леон притормозил.

– Дальше надо уходить в степь. И так времени потеряли. Каким путем пойдут те, кто перед нами двигается, я не знаю. Точно уверен, что они постараются дорогу сократить. Но не уверен, что решатся степью идти. В любом случае они опережают нас приблизительно на день пути. Чтобы их догнать, надо очень торопиться. Сейчас мы можем крепко сократить, если пойдем через кочевья. Но это риск. Так что если вы откажетесь, я пойму.

– Отказываться надо было в Фервале. А теперь-то чего? – Филипп ухмылялся.

Леон посмотрел на Артура.

Тот пожал плечами:

– Филипп прав. Нужно закончить дело, раз мы его начали.

– Отлично.

Леон свернул с дороги. Его конь одним махом перепрыгнул через отводную канаву и резво пошел по невысокой степной траве.

Глава 30

Степь. Ровная, голая, где растет только трава. Каменистая почва, твердая, как стол. Тут не встретишь ни кустика, ни деревца. Только трава да какой-то белесый, жирный мох, которым тут питаются все, от зеленомордых троллей до их лошадей, низеньких, словно прижатых к земле этим бескрайним небом. Водится тут вроде бы лисица, да какие-то мыши-землеройки. Вот и все.

И от неба до неба – трава, трава. Колышется, раскачивается волнами. Тут кажется, что земля выгибается, как огромная линза. Край неба давит на землю с такой силой, что она уходит куда-то вниз. Странное место.

Тут можно ехать днями и не встретить никого. Тут жарко днем и холодно ночью. Иногда в этом зеленом море можно увидеть огромные города, вокруг высоких башен которых летают драконы. Многие видели, многие пытались добраться до этих крепостей, но никто не сумел. Всех сжирала степь. Посмотришь вокруг, только кости белеют в траве да дико скалятся черепа.

Степь. Кто ее выдумал?

Негде тут спрятаться. И все – беда. Солнце, дождь, снег. Если уж застанет в дороге, то только на божью милость и остается надеяться.

Орки, что кочевали по степи, возили с собой целые дома. Огромные остроконечные шатры из шкур и свалянной овечьей шерсти. Они жили в них целыми родами. Старики, дети, внуки, правнуки. Те, кто не мог больше переносить постоянного движения, покидали дома. Уходили в степь. Да так там и оставались.

Кочевья двигались постоянно. Иногда быстро, иногда очень-очень медленно, растягиваясь на многие версты. От неба до неба.

Странное это место – степь. Кто ее выдумал?

Еще говорили, что есть в этих краях особый народ. Вроде и люди, а вроде и нет. Дикие, стремительные, в лохматых шапках, с кривыми саблями носятся они по бескрайней этой тарелке. И нет никому пощады, кто встретился на их пути. Даже орки побаиваются их, потому что никто до конца не знает, чем живут эти люди, кто ими руководит, в каких богов верят они. А может, и не верят они ни в кого, кроме себя, оттого и мечутся по степи, нет им покоя. Кто знает? Может, это их волшебные замки стоят дрожащим маревом над травой?

В этих местах все может быть. Самое невероятное, страшное, великое, ужасное.

Хотя, может быть, и сказки это все. Врут и легенды, и путешественники. Просто страшно им в степи. Боязно. Вот и придумывают бог весть что.

Может, и так. Да только непривычно это лесному человеку, чтобы до самого горизонта ни куста, ни деревца. Так и хочется сказать, странное место – степь. Тут все может быть.

Леон сразу взял быстрый темп. Лошадь старался не гнать, но держать ровный ритм, который бы позволил животному идти долго.

Они не сговаривались, но как-то само собой так вышло, что скакали они практически целый день, иногда переходя на шаг, давая коням небольшой, но все-таки отдых. Солнце непривычно долго держалось в небе, но не жгло. В небесах висела белесая хмарь, защищавшая землю от палящих лучей.

Дорогой молчали. Берегли силы. Только несколько раз подал голос Артур, который двигался впереди, указывая на далекие столбы не то пыли, не то дыма. В этом случае Леон сворачивал в сторону, обходя подозрительные места.

Ели прямо в седле. Как завзятые степняки-кочевники. Хотя говорят, те даже нужду справляют на ходу, с коня.

Тяжелее всего приходилось Филиппу. Он потел, надсадно, с трудом дышал. Его крупное тело не было приспособлено для долгой изнурительной скачки.

Остановились на ночлег уже совсем близко к ночи.

Впереди ярким пятном ударила по глазам зеленая трава. В степи, будто чудо, бил родник холодной вкусной воды. Тут и остановились. Филипп долго выгуливал лошадей, прежде чем допустить их к воде. Артур, выкопав аккуратную ямку в твердой земле, попытался разжечь костерок, но не смог. Сухая трава и мох прогорали быстро, не давая ни тепла, ни света.

– Оставь, – сказал Леон. – Тут огонь – штука незнакомая. А ну упустим? Степной пожар.

Артур молча собрал кресало и затоптал последние искорки.

Наконец вернулся Филипп. Он вытащил из седельной сумки вяленое мясо и лепешки. Разделил поровну.

– Еда еще есть? – спросил Леон, медленно пережевывая жесткую лепешку.

– Да. – Филипп вздохнул и обернулся. – Все мне мерещится.

– Что?

– Да будто за спиной стоит кто. Обернусь – пусто. Аж до самого небосклона пусто. Раздражает.

– Это ничего. Устал просто. Ты спи, я первым подежурю. Артур за мной.

Филипп хмыкнул.

– Да он спит уже.

Леон обернулся. Юноша еще сидел, но голова его свесилась, плечи опустились.

– Готов, – сказал Филипп с усмешкой. Он осторожно вынул из рук спящего еду, завернул ее в тряпицу и положил в суму. – Завтра доест.

Леон укутал Артура плащом. Проверил лошадей. Отошел по малой надобности, а когда вернулся, Филипп уже негромко похрапывал.