Я послал тебе бересту
Шрифт:
И вот о чем еще нужно сказать. Мы уже знаем, что Онцифоровичам на Великой улице в пределах раскопанного участка принадлежали не одна, а две усадьбы: «Д» и «И». Теперь к ним прибавляется третья — усадьба «Е», которой владел в .середине XIV века Максим Онцифорович, но среди обитателей которой был и человек, собиравший карельские дави и принадлежавший, нужно думать, к семье Максима. Ведь подавляющее большинство «карельских» писем найдено как раз на усадьбе «Е».
Напомню также, что именно здесь, на усадьбе «Е», найдены печать Афанасия Онцифоровича, брата Максима, и грамота, адресованная Афанасию и Юрию.
И еще. Выше уже упоминалась духовная грамота Орины, правнучки Юрия Онцифоровича. Это самый поздний документ семьи Онцифорови-чей, написанный незадолго до падения Новгорода. До последнего времени о нем было известно
Наше представление о посадничьей усадьбе с каждой новой грамотой усложняется, а картина этой усадьбы становится все более детальной. Три связанные друг с другом усадьбы на перекрестке Великой и Козмодемьянской улиц принадлежат одной семье. Здесь не только ведут счет доходам с вотчин и отдают хозяйственные распоряжения. Сюда не только идут письма об урожаях и ценах на рожь, оброках и тяжелой жизни вотчинных крестьян. Здесь, в этих усадьбах, контролируют государственные доходы, поступавшие и через сотского, и через карельского данника. Здесь решают вопросы войны и мира. Здесь, как нельзя нагляднее, видно, что управление крупной вотчиной и государством находится в одних руках. И это руки крупных бояр, владеющих Новгородом и Новгородской землей, как своей вотчиной.
А ты, Репех, слушайся Домны!
Давайте вместе прислушаемся к голосам древней усадьбы, поближе познакомимся с ее обитателями, посмотрим, чем они заняты, чем озабочены. Изберем для этого время — конец XIV века. И место — усадьбу «Е».
И время, и место подходят нам как нельзя лучше. Потому что кое с кем из обитателей усадьбы «Е», живших в конце XIV века, мы немного знакомы. Правда, и Максим Онцифорович, и данник Дмитр уже умерли. Грамот, связанных с ними, в слоях конца XIV века больше не встречается. Однако В' это время жил не известный нам по имени карельский данник, в руках которого побывали письма «приобиженных с немецкой половины» карел из Кюлолакшского и Кирьяжского погостов. Может быть, мы узнаем в шуме голосов усадьбы и его голос. А может быть, кто-нибудь назовет его и по имени.
Начинается этот рассказ с последней находки 1954 года — грамоты № 134. Ее нашли на усадьбе «Е», но в таких сложных условиях, что сразу назвать сколько-нибудь определенную ее дату было затруднительно. Вообще-то вскрывали в это время слой второй половины XIV века, но в том месте, где нашли грамоту № 134, лет четыреста тому назад копали яму и перемешали всю землю. Тут на одной лопате могли встретиться и черепки от горшков XVI века, и бусы XIV века, и вот грамота. После тщательного изучения начертания букв и сравнения их с буквами других древних документов грамота № 134 получила дату — XIV век. Датировать ее точнее было тогда невозможно. И это тем более досадно, что грамота сохранила целиком все свои четыре строчки: «Приказо от Григорие ко Домоне и ко Репеху. Наряжай истебку и клете. А Недана пошли в Лугу ко Илину дни».
За год до этого впервые была найдена берестяная грамота, начинающаяся словом «приказ» — неизвестный ранее тип древнерусского документа. Но по этой грамоте № 93, только начатой и недописанной, составить представление о характере таких «приказов» было невозможно. На этот раз в руки археологов попал сохранившийся полностью документ, который оказался перечнем мелких хозяйственных поручений. Их по распоряжению автора письма Григория должны были выполнить Домна и Репех. Нужно было приготовить, «нарядить», избу и клеть. Клетью в древнерусском доме называлось холодное помещение, а избой — теплое. Ведь и само название «изба» происходит от слова «истопить». В древности она называлась еще ближе к своему исходному слову «истобка», как в нашей грамоте. Недана нужно было послать в Лугу к Ильину дню. Ильин день праздновался 20 июля по старому стилю. Лугой называлась местность по реке Луге, берущей
начало неподалеку от Новгорода и впадающей в Финский залив. Одноименного города тогда еще не существовало. А имя Недан до сих пор в древнерусских источниках не встречалось, но оно было хорошо известно в Польше. В древности многие славянские имена были общими для разных славянских народов, в чем проявлялось их близкое родство.Нужно добавить к этому, что Григорий, написавший только что прочитанное нами письмо, ничего общего не имеет с тем Григорием, который писал Дмитру о мире с Швецией. Это люди с разными почерками.
После находки грамоты № 134 прошло три года. Возобновились раскопки усадьбы «Е». И вот снова грамота, написанная знакомым почерком и со знакомыми нам именами. Но теперь эта грамота — № 259 — прекрасно датировалась четко прослеженными условиями ее залегания. Ее нашли в шестом ярусе, время которого определялось концом XIV — началом XV века. Конец письма оторван, а от начала целиком сохранились две строчки: «Лриказо от Григорие ко Домене. Послал есьмо к то-бе ведероко осетрине. Заи...».
Снова «приказ» Григория. Послал Григорий к Домне ведерко осетрины и относительно этой осетрины шлет какие-то не дошедшие до нас ра-оторяжения. Может быть, рыбу нужно сварить. Может быть, заливное сделать. А может, закоптить впрок. Осетрина и в средние века была дорогим блюдом. Во всех договорах Новгорода с князьями, заключавшихся при приглашении князя в Новгород, князья выговаривали право ловить для себя осетров, что видно из повторяющейся в договорах фразы: «А осетреннику твоему ездити в Ладогу». В Ладоге, в низовьях Волхова, осетров в основном и ловили. Сейчас осетры там вывелись. Но еще в начале XX века •они иногда попадались в сети. Чтобы вся картина стала яснее, добавлю, что железных ведер в древности не было, и при раскопках постоянно попадаются деревянные, вроде современных небольших ушатов.
А через несколько дней о Григории и Домне вспомнили еще раз, когда нашли грамоту № 265. Собственно, особого номера этому исписанному куску бересты можно бы и не давать, потому что это несомненный обрывок того же письма Григория, которое начиналось сообщением о посылке осетрины. Почерк тот же, фактура бересты абсолютно такая же. И ширина письма та же. Грамота № 259 по ширине равнялась 215 миллиметрам, и ширина нового обрывка 215 миллиметров. Только там начало, а здесь конец письма. Середина его, к сожалению, отсутствует. Грамота № 265 обнаружена у самой стены раскопа. Может быть, там, за этой стеной, на участке, остающемся нераскопанным, до сих пор лежит недостающая часть второго приказа Григория! Что же написано на вновь найденном куске? А вот что: «...а само не леж... Воспяте во Лугу иди. А ты, Репехе, слушате Домни и ты, Фовро».
За исключением первых безнадежно изодранных слов, здесь все понятно. Григорий приказывает кому-то вазвратиться в Лугу. Может быть, тому же Недану, который должен отправиться туда к Ильину дню. И велит Репеху и Февронии — «Фовро», новое для нас лицо — во всем слушаться Домны.
Кто же такой этот новый наш знакомец Григорий? Феодал, владелец усадьбы, данник -новгородский? Да как будто по тону его писем этого не получается. Хотя оба письма Григория и начинаются грозным словом «приказ», содержащиеся в них распоряжения совершенно незначительны и отданы низшим слугам. Правда, среди этих низших слуг Григорий устанавливает некую систему подчинения: Репех и Феврония должны слушаться Домны. И письма свои он адресует старшей по положению Домне, от которой его распоряжения выслушивают и Рапех, и Февронья, и Недан. Однако в Домне никак невозможно видеть домоправительницу городской усадьбы такого крупного феодала, каким был карельский данник. Иначе Григорию незачем напоминать Репеху и Фев-ронии то, что для них и так должно было подразумеваться само собой.
В своих распоряжениях Григорий, пожалуй, напоминает приказ1чика или ключника, разъезжающего со своим господином по делам и выполняющего его указания. Надумал господин вернуться из своих разъездов домой, Григорий шлет приказ: готовьте избу и клеть! Понравилась господину осетрина, Григорий отправляет в Новгород ведерко полюбившейся рыбы, чтобы в городской усадьбе -было чем вспомнить господину свою поездку. А чтобы без его глазу не отбились от рук Репех и Февронья, он напоминает им: во всем слушайтесь Домны, она там, в усадьбе, вместо меня с вас взыскивать оставлена.