Я послал тебе бересту

С этой деятельностью Сидора в уличанской администрации связаны, нужно думать, и не сохранившие имени адресата, но найденные в том же слое и на той же усадьбе обрывки нескольких грамот. Так, в грамоте № 251 упоминается судебный документ «бессудная грамота» — обвинительный приговор, составлявшийся в случае неявки ответчика в суд. Грамота № 256 повествует о каком-то воровстве, «татыбе». Наконец, лрамота № 252 рассказывает, как «лезни», праздношатающиеся злоумышленники, разграбили жалобщика. «Лезни» — это одна из форм написания слова «лежни», уже нам известного.

А обрывок грамоты № 244 подтверждает, что Сидор был заметным лицом в новгородском -обществе конца XIV и начала XV века. Автор этой грамоты молит своего адресата замолвить за него слово перед владыкой. Значит, Сидор был вхож к архиепископу и имел возможность заступаться перед ним за своих корреспондентов.

И снова, последовательно знакомясь с обитателями одной новгородской усадьбы, мы видим, как управление вотчиной в руках боярина сочетается с управлением государством. Собирание дани и сбыт лососины, разрешение уличных конфликтов и учет козьего пуха, речь на вече об обидах карел и забота о чалом жеребце — это разные стороны деятельности одного вотчинника, находящегося в родстве с семьей посадников.

Знакомясь с его перепиской, мы узнали по именам некоторых обитателей городской усадьбы Сидора, но еще большее количество имен в ней принадлежит людям, жившим вдали от Новгорода. И это вполне естественно. Ведь переписка чаще всего является средством дальней связи между людьми. Тем, кто живет в одном доме или в соседних домах, самым удобным средством общения служит слово не написанное, а сказанное. Поэтому судить о числе всех обитателей усадьбы «Е» переписка Сидора не поможет. Но мы с вами уже вошли на его усадьбу.

Усадьба «Е» занимает на плане Новгорода обширное пространство примерно в 2000 квадратных метров. Она густо застроена. На протяжении .периода существования шестого яруса, то есть между 1396 и 1409 годами, на усадьбе располагалось пятнадцать построек, из которых восемь были жилыми. Если мы посчитаем, что в каждой из этих жилых построек жило, как минимум, по пять человек, то общее население усадьбы можно будет исчислить в несколько десятков и никак не меньше сорока. Кто были эти люди? Хозяин усадьбы и его семья. Приказчики и их семьи. Челядь. Но не только они. В числе хозяйственных построек всегда имеются и постройки производственные — различного рода ремесленные мастерские. В частности, на усадьбе «Е» в слоях интересующего нас времени обнаружены четкие следы меднолитейного производства. Значит, население усадьбы в классовом отношении было весьма пестрым по своему составу. Частоколы боярской усадьбы ограничивали мир сложных и разнообразных занятий, замыкая в одну ячейку и распорядителя богатств — владельца усадьбы, и приказчиков, собирающих эти богатства воедино для их дальнейшей реализации, и, вероятно, торговца, несущего эти товары на торг, и ремесленника, использующего доставленное в усадьбу сырье для того, чтобы, прибавив к нему свой труд, превратить это сырье в продукцию, нужную и в самой усадьбе, и на торгу. Картина классового общества в его сложных взаимосвязях, характерная для Новгорода в целом, видна и в каждой ячейке города, но сами эти взаимосвязи не ограничиваются городской усадьбой и городом, продолжаясь за его пределы на всю территорию Новгородской земли.

Совсем короткий рассказ о незадачливом детине

Странные иногда бывают находки. И поучительные. И замечательные тем, что неожиданно воскресят какую-то живую деталь, которая, вероятно, не имеет существенного научного значения, но обладает бесценным свойством начисто уничтожить многовековую разницу во времени и сделать нас чуть ли не очевидцами событий, происшедших сотни лет тому

назад.

Летом 1959 года на одном из раскопов, исследующих усадьбу «И», работы велись в слое рубежа XIV и XV веков. Мы уже хорошо знали, что усадьба «И» в это время принадлежала Юрию Овцифоровичу, и от каждой новой грамоты с нетерпением ждали новых сведений о хозяйстве и быте знаменитого посадника. И вот очередная грамота найдена. Это было уже триста шестьдесят третье берестяное письмо из Новгорода. Необычно толстый берестяной свиток внушал к себе почтение.

Когда сверток бересты опустили в горячую воду и стали осторожно разворачивать, из него неожиданно выпал еще один. В тугую трубку были, оказывается, свернуты два исписанных берестяных листа, а не один. Уже беглый взгляд на оба куска бересты говорил, что они написаны одним почерком. Мы знали, что порой берестяные письма не умещались на одном листе, и их писали на нескольких. Такие листочки уже встречались на раскопках.

Имея вид целой грамоты, сохранившейся без каких-либо видимых дефектов, они начинались с полуслова и заканчивались на середине фразы, оставляя простор для любых домыслов о содержании предыдущего и следующего листков. На этот раз, по всей вероятности, гадать не придется.

Читаем первый лист — тот, который был снаружи: «Поклон от Смена к невестке мое. Аже будешь не поминала, ино у тебе солоду было, а солод ржаной в потклете, и ты возми колобью, а муке колко надобь. И ты испеки в меру. А мясо на сеньнике. А цто рубль дать Игнату, и ты дай».

Очень ясная грамота. Семен объясняет своей невестке, где у него дома лежат разные продукты — солод и мясо. Странным может показаться, что невестка не знает этого. Казалось бы, ведать продуктами — дело женское. Но представим себе, что невестка впервые приехала к своему свекору погостить, а он — в отъезде. Пришлось писать ему и спрашивать. Вот он и отвечает: «Про солод ты меня не спросила: наверное у тебя есть свой. Но все же его можно взять горсть в подклете. Насчет муки — не стесняйся, бери сколько нужно. И пеки сколько нужно, д МЯС(0 4^- на сеннике». Наверное, в отсутствие Семена заходил за рублем какой-то Игнат, а невестка, не зная, как быть, тоже запросила свекора. Он и про рубль ответил: «Отдай рубль Игнату».

Некоторые слова нужно пояснить. Подклеть — это нижний этаж дома, такое слово нам уже встречалось. Сенник — сарай. Солод — широко применявшийся бродильный продукт. Его приготовляют из начавших прорастать и затем высушенных зерен. К ржаной муке ржаной солод примешивали, чтобы придать хлебу приятный привкус.

Читается-то грамота легко, но одно не совсем понятно. Как могло письмо Семена невестке, документ сугубо личный, попасть на усадьбу Юрия Онцифоровича? Понятно, если бы автором письма был сам Юрий. Он мог бы разъяснить своей невестке, жене сына Михаила, где что лежит и сколько нужно взять. А вот может ли невестка какого-то Семена иметь отношение к усадьбе Юрия? Допустим, что, например, дочь Юрия была замужем за сыном Семена. Однако тогда она и находилась бы на усадьбе Семена, а не у своего отца. Нет, здесь что-то не так. Может, Семен жил на усадьбе Юрия? Ведь на ней, как и на усадьбе «Е», было несколько жилых домов...

Не разрешит ли наши недоумения второй лист? Но что это? Второй лист тоже начинается словом «поклон». Это не продолжение письма, а еще одно письмо. Неужели невестка собирала и хранила письма своего свекор а? Что-то не похоже. Свекор — не жених, и хранить его письма — радость небольшая. Будем все же читать.

«Поклон от Смена от Миха к Сидору...».

Нет, тут что-то совершенно непонятное. Написал человек два письма разным людям, и эти письма вместо того, чтобы разойтись в разные стороны, преспокойно лежат одно в другом. Ага, вот что! Наверное, Сидор это сын Семена, муж этой самой невестки. Получили они по письму от Семена, обменялись новостями, прочитанными на листах бересты, а потом сложили вместе оба листа да и выбросили за ненадобностью. Однако читаем дальше:

«Поклон от Смена от Миха к Сидору. Как имешь продавать, и ты дай нам ржи на лолтину, как людом поцнешь давать...».

Нет, наше предположение неверно. Вряд ли отец станет у собственного сына покупать на полтину ржи, да еще тогда только, когда тот начнет чужим людям продавать, а не раньше. Сидор для Семена — человек чужой так же, как и для его невестки. Единственное, что пока понятно из этой второй грамоты, так это то, что экономить солод, взять его только «колобью», невестка должна потому, что его в подклете Семена осталось мало. Муки она может брать, сколько ей заблагорассудится, а о солоде приходится специально заботиться. Ведь рожь-то, нужно думать, и потребовалась для приготовления нового солода.

Однако в грамоте остались еще две строчки. Что в них? А вот что: <«А грамота к тебе с моим детиною».

Вот теперь, наконец, все стало ясно. Ни невестка, ни Сидор писем Семена так и не получили. Напрасно Семен старался, выписывая на бересте слова привета. То ли не доехал детина до Сидора, то ли не достучался в широкие ворота усадь|бы, что стояла .на углу Великой и Коз-модемья'нской улиц... Да-да, Сидор-то ведь жил на усадьбе «Е», как раз напротив Юрия Онцифоровича! Это наш карельский данник, любитель лососины, получатель козлового товара. Мы видим, что он на новгородском рынке реализовал не только рыбу, но л рожь.