Я познаю мир. Горы
Шрифт:
Северный горный узел оказался нелегким для разгадки. А выяснение высочайшей вершины отодвинулось до нашего столетия. Нельзя сказать, что по Северному Уралу ходили мало. Проникали сюда и в далеком прошлом, не забывали «Каменный пояс» и на оживленном поисками рубеже XIX и XX веков. Но основные исследования пришлись уже на послереволюционное время.
С началом геолого–разведочных поисков в район Урала отправилась экспедиция, именуемая Северно–Уральской. Хотя возглавлял ее ботаник по специальности, задачи были поставлены широкие. И прежде всего надо было сделать предварительное обследование местности для последующих более основательных геодезических работ. Эту разведку – то, что называют рекогносцировкой, – начальник отряда доверил совсем юному участнику Саше Алёшкову: парень еще учился в
Так уж иногда получается – человек вроде не гонится за славой, намечает свои скромные планы – провести студенческие каникулы рядом с бывалыми полевиками, познакомиться с опытом, да заодно и поправить материальное положение. А тут, смотри же, где–то неожиданно тебя нагоняет эта самая непредсказуемая слава.
Началось с того, что он вместе с отрядом в первые же два сезона, в 1924–1925 годах, прошел более сотни километров лесистыми горами так называемого Малого Урала (цепь южнее 66–го градуса северной широты) и выяснил, что от Большого (Полярного) Урала он отделен глубокой долиной. Вершины, которые встречались им на пути, и горами–то с трудом можно было назвать – куполообразные, пологие, они едва достигали каких–нибудь четырехсот метров. Но завязка произошла.
Алёшков по–своему полюбил неброский, скромный и даже суровый по сравнению с югом Полярный Урал и уже через год, аспирантом, оказался снова на тех же широтах. Только для продвижения в глубь края он выбрал не вьючных лошадей, а лодки. Небольшая группа, которую он возглавлял, поднялась по речкам Ляпине, Хулге, Народе. У истоков двух последних и «ждали» его эти около десятка вершин (точнее – 11), которые уже внушали полное уважение как полноценные горы – высотой более 1600 м над уровнем моря. Более того, одна из них оказалась с такой отметкой, что претендовала на свое главенство на всем Урале.
Алёшков со своим молодым задором не прочь был взбежать на открытую им самую рекордную вершину. Но на этот раз сдержал себя. Ограничился тем, что на правах первооткрывателя дал название – Народная.
Перед Алёшковым стояли задачи поважней, чем восхождение на не ахти какую высокую вершину. Надо было успеть произвести топографические съемки района. Алёшков, уже ставший опытным исследователем, понимал исключительную сложность этой части Уральского хребта. Протянувшиеся два кряжа соединялись перемычкой плоских высоких гор, но по обе стороны – к северу и югу – они резко обособлялись от этой перемычки. Собственно, этот участок оказался двумя параллельными кулисообразными хребтами с острыми гребнями. Западный, длиной 150 км, был более высоким. Алёшков назвал его, как и вершину, не своим именем, хотя и имел на это право как первооткрыватель, а в честь тех первопроходцев, кто одолевал здесь бездорожье, разливы рек, крутые маршруты, недостаток продуктов, тяготы походов. Хребет был назван Исследовательским.
На вершине Народной Алёшкову все же удалось побывать. В тот «пиковый» 1929 год многое пришлось сделать – и ледники разведать, и террасированные уступы обследовать. Местные народы говорили, что это ему помогла Золотая Баба. Много приходилось слышать от охотников об этом удивительном идоле.
Впрочем, и главная Золотая Баба, и меньшие собратья – деревянные идолы, – широко распространенные среди народов Севера, оставили след не только в верованиях, но и в культуре, в географических названиях (известны протока Болванская, Болванский Нос, гора Болванская). Эти идолы охраняли от злых духов, дурного сглаза, они, мол, помогали, покровительствовали оленеводам, рыбакам, охотникам. Неудивительно, что и деревянных вытесанных идолов, и прославленную Золотую Бабу туземцы помещали на недоступных горах, в укромных лесных чащах, за несходившими льдами и снегами.
Однако Алёшкову не повстречались они ни в ледниковых укрывищах, ни на вершине. Да и не за экзотикой поднялся он на Народную. И даже не за дух захватывающим видом, хоть и здорово было окинуть взглядом с такого
маяка безбрежную тундру, леса, соседние горы и там где–то брезжущий, угадываемый за ледяным полем Ледовитый океан. Алёшков взошел на Народную, чтобы еще раз проверить себя и поточней определить ее высоту. Да, сомнений не оставалось – она попадет на карты, войдет в летопись Урала как одержавшая верх среди других многочисленных претендентов на почетную высотную роль Урала. А с ней люди свяжут навечно и имя А. Н. Алёшкова, скромного исследователя, не страдавшего тщеславием и честолюбием.
Как совершилось «открытие века»?
Вначале потянулись сплошные болота. Потом нескончаемые цепи гор. Снежные шапки красовались не только на вершинах, но и валялись разбросанными в долине. (В июле – в разгар лета!) Это пятнатарынов, характерных для сибирского Севера. Белоснежные толщи льда среди зелени. А зимой даже при 60–градусных морозах тарын покрыт водой. В то время, когда горные реки промерзают здесь до дна. Но вода–то находит себе путь поверх берегов, разливается по льду тонким слоем, замерзает, вновь добавляя еще и еще слой. Иногда такая толща достигает 5–8 м. Многоэтажный лед может провалиться, если образовалась полынья внизу. Такие своеобразные наледи занимают значительные площади (до 3 км русла и до 10 км вдоль реки). Таковы тарыны – парадокс Сибири.
Да разве только они! А гнус, от одного упоминания которого, кажется, начинается зуд кожи. А пороги на таинственной дикой Индигирке – такие, будто оказываешься в узкой гудящей трубе: в ущелье по реке не плывут, а пролетают.
Сергею Владимировичу Обручеву не в новинку трудности. С четырнадцати лет он в экспедициях. Вначале с отцом, Владимиром Афанасьевичем, – знаменитым путешественником, географом, геологом, известным своей причастностью к гляциологии, и автором научно–фантастических романов «Плутония» и «Земля Санникова». У знаменитого отца три сына, и все трое тоже стали геологами.
Сергей, можно определенно сказать, уже вскоре после окончания Московского университета оправдал возлагаемые надежды – в районе Нижней Тунгуски, здесь же, в Восточной Сибири, где по давним описаниям «горели горы», совершил открытие большого каменноугольного бассейна. Теперь вот предстояло исследование Верхне–Колымского края, в будущем знаменитой Колымы.
И в завершение ее блестящий итог – с открытием века: совершилось нечто невероятное. Казалось, что Земля уже исхожена и изъезжена вдоль и поперек. И тут экспедицией С. В. Обручева обнаружен неизвестный хребет в 1000 км длиной, 300 шириной и 3000 м высотой, а по площади больше Кавказа. По праву первопроходца Сергей Владимирович назвал открытый хребет именем Черского – бывшего ссыльного, восемнадцатилетнего участника польского восстания, ставшего известным географом–исследователем Сибири.
Современники и потомки отдали должное и самому Обручеву–младшему: его именем назван один из самых значительных ледников в этом районе. (Обручеву–старшему – еще более весомая «дань»: в его честь названо шесть географических объектов.) Ледник Обручева сравнительно скромен по сравнению с известными в мире великанами. Такими же скромными выглядят и другие ледники средне– и восточно–сибирского районов (только в системе хребта Черского их насчитывается 372). А ведь это застуженная, прославленная своими морозами Сибирь!
Разгадка все в тех же погодных условиях, которые и влияют на ледники, и зависят от них. Субарктический климат с Атлантики, с Охотского и Японского морей достает и сюда, в районы, где до недавнего времени помещался полюс холода. Но как известно, это первенство было отдано Антарктиде.
Альпинизм – не только спорт
Ответить можно было бы перечнем имен выдающихся ученых, писателей, общественных деятелей, да и вообще любознательных, находчивых, жизнелюбивых людей, которые поднимались на вершины. Но такой ответ был бы неполным и упрощенным. Неумный, ограниченный человек своей глупостью, расхлябанностью, капризностью, своеволием может подвести товарищей при восхождении, и с таким им не по пути.