Я превращу твою жизнь в ад. Герадова ночь

– Спасибо. Можешь идти.

– Вы остаетесь?

– Да. – Даниэль холодно взглянул на девушку и внезапно спросил: – Как тебя зовут?

– Дарина, – пробормотала служанка.

В абсолютной тишине некромант прошелся по комнате, положил ножницы на постель рядом с мешочком от целительницы и лишь потом заговорил:

– Так вот, Дарина. Я не причиню Конкордии вреда. Наоборот, собираюсь помочь. У нее первое магическое истощение, а на фоне не вошедшего в силу дара будет лучше, если я за ней пригляжу. Если же у тебя остались какие-то опасения, сообщи об этом Райалинам. Уверен, ты держишь связь с кем-нибудь из них, – твердо сказал Даниэль. – Если вопросов нет, прошу покинуть комнату.

«Иногда ты удивительно красноречив, – прокомментировала про себя Эмма. – Но вот касательно Дарины… Я, конечно, ей не доверяю, но она неплохая, и мой двойник ей доверяла, раз просила помощи. Даже если она может связаться с моими родственничками, то вряд ли доносит на меня».

Тем временем служанка вышла. Некромант пугал ее, и поначалу девушке показалось, что он просто выставит ее за дверь спальни, не дав никаких объяснений. Дарина беспокоилась не только за госпожу, но и за себя, случись что, Райалины сделают ее жизнь невыносимой.

Лефевр взял тканый мешочек, разложил на кровати его содержимое и склонился над природницей, расстегивая ее плащ.

– Эмма, эта комната не для тебя, – сказал он и подошел к столу, чтобы взять стул. – Моя понравится тебе гораздо больше.

Даниэль поставил стул рядом с постелью и сел. Лицо приобрело серьезность, он вздохнул, сцепив руки в замок.

– Не могу сказать, сколько ты пробудешь в этом состоянии. Может, несколько часов, а возможно, и дольше… Когда магические силы чуть восстановятся, скорее всего ты сразу уснешь, так и не открыв глаз. – Даниэль смотрел на Эмму, ее грудная клетка едва поднималась, дыхание было тихим. Взгляд парня задержался на измазанной в крови ладони, и на лице заходили желваки, а в глазах заплескались едва заметные красные искорки. – Поэтому мы не можем ждать, пока ты проснешься и сама займешься своей ногой. Это придется сделать мне. Хм… Почему возник ожог? Ты хотела скрыть знак и сожгла себе кожу? Хотя нет, ты не так глупа, чтобы додуматься до подобного…

«Думай, гадай… А когда я очнусь, то спрошу: что, черт возьми, между нами творится?! Почему, когда ты мне снишься, я просыпаюсь с горящим пятном на бедре, а когда пытаюсь помочь, то лежу пластом?»

Эмма вновь разозлилась, но внезапно возникший внутренний голос притупил гнев: «Когда он тебя спас под той башней, то пережил нечто куда более ужасное, чем то, через что ты сейчас проходишь».

– Я буду говорить, чтобы тебя отвлечь. – Даниэль взял в руки ножницы. – Знак находится довольно высоко, обычно я с подобными вещами не заморачиваюсь, но тебе не понравится, если я начну тебя раздевать. По крайней мере, сейчас. Поэтому я просто разрежу штанину.

Некромант поднялся со стула и приступил к делу. Эмма слышала его дыхание и испытала облегчение после объяснений Даниэля. Будь она без сознания, все было бы куда проще. Все же девушка не раз бывала на пляже, а современные купальники отнюдь не отличаются целомудренностью. Но находиться в сознании, когда тебя раздевают, не видеть, но чувствовать каждое прикосновение без возможности пошевелиться – подобно извращенной пытке.

– Здесь так тихо, что я слышу, как быстро стучит твое сердце, – прошептал Даниэль, улыбнувшись. Он разрезал штанину почти до самого пояса и, добравшись до перевязки, остановился. – Я все равно должен был увидеть знак. Но я только сейчас подумал… Советник предположил значение знака. Он его видел?

«Только на моем рисунке. Но неужели ты ревнуешь?»

Некромант потянулся за баночкой, где плескалась прозрачная, совсем как вода, жидкость. Как и предсказывала целительница, бинт прилип к ожогу.

Каждое мимолетное прикосновение некроманта к коже отвлекало Эмму от ноющей боли в ноге.

Трепет и жар, сливаясь, действовали как успокоительное. Эмма попыталась сосредоточиться на этих ощущениях, чтобы было не так больно, когда некромант начнет убирать бинт.

– Надеюсь, что нет. Он не должен меня волновать, но в последние несколько дней любое упоминание о советнике почему-то злит меня. Я раньше с этим не сталкивался, но, думаю, это и есть ревность. – Некромант откупорил бутылек и аккуратно стал смачивать перевязку.

Атмосфера в спальне приобрела личные нотки, будто прямо сейчас стирались последние границы и выстраивалось незыблемое доверие. Но доверие и взаимопонимание не одно и то же. Горячие споры, несерьезные обиды и привыкание друг к другу – все это еще ожидало их впереди.

– У тебя прекрасные ноги, – сказал некромант. – Я много раз видел Конкордию, но никогда не обращал на нее внимания. Помнишь, как мы встретились в коридоре, когда я разговаривал с Ивонной? Меня забавляли преследования Райалинов, и я позволил этой целительнице приблизиться к себе. Ничего серьезного, пара встреч, несколько совместных обедов в академии… Но в тот день я искал тебя, увидел в окно, как ты дала пощечину одной из сестер. Если раньше я колебался, то в тот момент подумал: одно из двух, либо я схожу с ума, либо это правда другой человек. Тогда я лишь задавался вопросами: из-за кого я рискнул? почему иная душа притянулась к этому телу? И, как я уже говорил, эта неразбериха меня безумно злила.

На мгновение Даниэль замолчал, словно исчерпав запас слов. Он сидел на краю стула, ноги упирались в деревянный борт кровати, прикрытый покрывалом, руки вновь сплелись в замок в ожидании, когда же подействует лекарство и можно будет снять повязку. Но смотрел некромант лишь на лицо Эммы, он впервые разглядывал ее столь долго и пристально.

«Продолжай…»

– Я искал тебя, а наткнулся на Ивонну. Хотя, думаю, она меня караулила, – неспешно заговорил Даниэль, вновь беря ножницы. – Когда появилась ты, я напрочь забыл о целительнице. Никаких теплых чувств я не испытывал, даже наоборот, но думать мог лишь о тебе, и это факт. Потом, когда ты убегала, я впервые засмотрелся на твои ноги. Они очень сексуальны… – Лефевр сделал тревожную паузу. – Приготовься, сейчас я буду снимать повязку.

Некромант перерезал бинт.

На внешней стороне бедра сквозь белую ткань проступали желтоватые пятна, ставшие менее яркими после смачивания.

Даниэль аккуратно подцепил край перевязки и потянул вверх. Ткань отходила с неохотой, норовя забрать с собой кусочки кожи.

– Ты терпела боль всю игру? Или дольше?

Даниэль подул на ожог и за пару секунд полностью убрал бинт. Сквозь волдыри проступали темно-зеленые линии знака. Парень отклонился, разглядывая рисунок.

Лицо Лефевра ничего не выражало. Он молча поднялся и отрезал кусок бинта из припасов целительницы, затем взял пустой кувшин со стола и скрылся в ванной.

Вскоре Эмма услышала шум воды.

«Что он понял? Если снова начнет умалчивать…» – Мысли девушки прервались, когда в спальне вновь раздались шаги. Некромант двигался тихо, неспешно, чуть шаркая.

Место ожога оказалось почти чистым, покрытым мелкими волдырями, некоторые из которых лопнули. Целитель бы справился с подобной раной в считаные секунды, но знак нельзя было никому показывать. Попаданцы довольно редко появлялись в мире Лефевра, а об иномирцах в чужих телах некромант вообще никогда не слышал.

– Советник был прав. Это означает правду. – Даниэль аккуратно прошелся мокрой тканью по краю ожога. – Только это знак Джалы, богини судьбы, покровительницы тех, кто идет на риск, чтобы изменить предначертанное. Ее знак можно расценивать совершенно по-разному: узнать правду о том падении или познать себя… Хм, раньше мне все это казалось выдумками.

Некромант вновь откупорил первое лекарство и полил его на рану. У ноги природницы лежала салфетка, взятая со стула и впитывавшая в себя излишки жидкости. Даниэль нахмурился, взяв в руки лечебную мазь.