Я прорастаю сквозь асфальт

Семён Семёнович без приязни посмотрел на Нину Андреевну. Она ему не нравилась, — сегодня особенно. Ему нравились только знойно-рыжие с яркими губами или, в крайнем случае, пышные блондинки, наподобие Мерлин Монро. А эта на Мерлин Монро не похожа, — да ещё и хулигана Рассольникова защищает почему-то.

Нина знала, что не нравится Семёну Семёновичу, но это её не расстраивало, потому что он ей тоже не нравился. Нине казалось, что Семён Семёнович не очень сообразительный, а ей нравились именно сообразительные. Например, такие, как учитель математики или историк. Но больше всего Нине нравился собственный муж, — и это несмотря на то, что он даже и не был учителем.

Разбирательство

Над Рассольниковым устроили разбирательство. Закрытое. Хотя на самом деле двери в класс, где все это проходило, никто не закрывал, — просто народу пришло не очень много. Директор Валентина Ивановна, конечно, присутствовала: она же и тут оставалась главной. Пришла Нина Ягодкина, как классный руководитель; главным обвинителем выступал Семён Семёнович; ему помогали некоторые учителя, которым приходилось сталкиваться с выходками Рассольникова. Было ещё человек семь… Ну, и разумеется, сам Рассольников.

Начала разбирательство Валентина Ивановна.

— До каких пор?.. — возгласила она, потрясая рукой в воздухе. — До каких пор ты, Сергей, собираешься баламутить школу? А? Не слышу ответа! Нет, ты скажи: до каких?

Воцарилось молчание. Всем было интересно узнать: до каких именно пор Рассольников собрался баламутить гимназию. Но, видимо, обвиняемому вопрос показался слишком трудным, и он молчал. Сопел, чесал голову, но молчал.

— Так, — сказала Валентина Ивановна. — Понятно.

Что именно ей было понятно, осталось неизвестным.

— Зачем ты отобрал портфель у третьеклассника? Помнишь такое? На прошлой неделе? Зачем тебе понадобился чужой портфель? И больше того: отобрав портфель, ты выгнал мальчика из школы, заставил его вернуться домой! Зачем? Тебе хотелось, чтобы он вырос таким же бездарем, как ты, — так, что ли? Чтобы на пару с тобой уроки прогуливал?

— Нет, почему, — возразил Рассольников. — Не хотел я ничего такого. Просто… зачем он животное мучил?!

— Какое ещё животное? — поморщилась Валентина Ивановна. — Откуда животное?

— У него в портфеле хомяк был, — он задохнуться мог…

— Кто? Кто мог задохнуться? — насупила брови Валентина Ивановна.

— «Кто-кто»!.. Непонятно что ли? Хомяк, конечно, — раздраженно ответил Рассольников.

— Нет, вы на него только посмотрите! Он же ещё и хамит! — возмутилась Валентина Ивановна. — А вот интересно, Рассольников, почему это от тебя всегда сигаретами пахнет, а? Ты может быть куришь?

Валивана подозрительно прищурилась, подошла к Сергею вплотную… Принюхалась, и разочарованная отошла: сигаретами от Рассольникова на этот раз не пахло.

— Валентина Ивановна, — робко приподнялся со своего места Семён Семёнович. — А про кроссовки-то как же?..

— Да! — закричала директриса. — Ещё и кроссовки! Та-ак!.. Зачем они тебе понадобились? Ну, отвечай!

Рассольников возмущённо тряхнул головой:

— Да не понадобились мне ваши кроссовки!

— Та-ак! — вспыхнула Валентина Ивановна. — Та-а-а-ак!

Чувствовалось, что гнев её нарастал и что на подходе чудовищной силы взрыв… Но тут в дверь громко и твёрдо постучали.

В класс вошла Таня Курцева.

— Чего тебе девочка? — недовольно спросила Валентина Ивановна. — Не видишь, мы заняты!

Нина Ягодкина с волнением смотрела на свою ученицу, понимая, что Таня не пришла бы просто так. Нина ободряюще кивнула головой.

— Нина Андреевна, — обращаясь к ней одной, сказала Курцева. — Это не Рассольников… не Рассольников кроссовки взял. Это… я видела… как Шишин их по воде пускал…

— Что пускал? По какой воде? — напряглась Валентина Ивановна.

— Ну, кроссовки с розовыми полосками… По воде… по этой, которая у нас течет… там…

И Курцева махнула рукой туда, где, по её мнению, должна была протекать Фонтанка…

— И что же ты, не подошла к этому Шишину? Не сказала ему ничего? — подозрительно прищурилась Валентина Ивановна.

— Нет, не подошла, — вздохнула Таня, — потому… потому…

Она замешкалась и, опустив голову, тихо сказала:

— Потому что он — дурак…

— Правильно, Курцева! — радостно гаркнул со своей первой парты Рассольников. — Я Рыжему сам морду набью!

— Вот видите, вот видите! — Валентина Ивановна сначала сверкнула глазами на Сергея, а потом торжествующе глянула на Нину: — Ваш Рассольников неисправим!

Так или иначе, а разбирательство было закончено, и все принялись расходится.

«Я его воспитываю!»

Но уже на следующей неделе Сергея Рассольникова снова пришлось вызвать на разбирательство, потому что Сергей всё-таки избил Васю Шишина, — как и обещал.

Состав учителей был примерно тем же, — правда зачем-то добавились ещё две учительницы младших классов. Ну и конечно во главе мероприятия — Валентина Ивановна, вся в белом. У неё действительно имелся такой белоснежный воздушный костюм, который, правда, ещё больше полнил её и совершенно к ней не шёл.

Мать Шишина на собрание не позвали: по опыту знали, какие истерики она может устраивать — всех заглушит, всех перекричит. Мать Шишина растила Васю одна и считала, что её лучший в мире ребёнок всегда оказывается несправедливо обиженным, — поэтому она при всяком случае бурно защищала своего Васю и устраивала нешуточные истерики. А ведь разбирательство устраивалось не для того, чтобы слушать её вопли: учителям хотелось докопаться до истины и вывести виновных на чистую воду.

— Рассольников! Стой прямо, когда с тобой говорят! Ты почему Шишина избил? А? Я тебя спрашиваю!

— Потому что его больше воспитывать некому, — потупив глаза, сказал Рассольников.

— Та-ак… — сказала директриса зловещим тоном. — Та-ак… Значит, ты к нему уже в воспитатели записался?

— Валентина Ивановна!.. — неожиданно привстав со своего места, робко сказала молоденькая учительница второго класса. — Этот Рыжий… простите, — Шишин, — моего ученика Синичкина обижал. Просто проходу ему не давал, а вот этот мальчик, — она указала рукой на Рассольникова, — он за Синичкина вступился. Простите…