Я путешествую одна

– И что же?

– Как я уже сказал, извините, что мешаю вам, – продолжил он.

– Что-то случилось?

Мунк отошел от окна и продолжил обходить здание вокруг.

– Да, кое-что случилось. Мы обнаружили это неделю назад, и это все очень странно. Мы не знали, что еще можно сделать, кроме как связаться с вами.

– А что случилось?

Миа опять пошла за Мунком и нашла его около окна на заднем дворе.

– Было совершено осквернение могилы, – сказал церковный служащий.

– Что? Каким образом?

– Как раз это и странно, – продолжил он, – Похоже на то, что потревожили только могилу вашей сестры.

Миа остановилась, напрочь забыв, что надо следить за Мунком.

– Могилу Сигрид?

– Да, к сожалению, – извинился служитель. – Другие могилы, насколько мы можем судить, затронуты не были.

– Осквернена? Каким образом?

– Я даже не знаю, как вам сказать. Я думаю, что все это, наверное, довольно неприятно. Кто-то зачеркнул имя вашей сестры.

– Зачеркнул? В каком смысле?

– Краской из спрея. Сначала мы подумали, что это обыкновенный вандализм, такое случается, подростки все время бегают тут поблизости, но мы быстро поняли, что это что-то совсем иное, и это очень странно.

Миа искала глазами Мунка, но его нигде не было.

– Что значит «совсем иное»?

– Они написали ваше имя вместо сестры.

– Что?

– Кто-то зачеркнул «Сигрид» и написал «Миа».

По телу Мии пронеслась волна неприязни. Мунк вернулся и помахал ей рукой, призывая вернуться в машину.

– У вас есть возможность приехать? – спросил служитель.

Мунк показал на свои часы, раздраженно махая рукой.

– Я постараюсь приехать как можно скорее, – сказала Миа, положив трубку.

– Что ты там делаешь? – закричал Мунк. – Место явно заброшено. Мы должны установить слежку и за пастором, и за этим Лукасом.

– Что? – переспросила Миа, в своих мыслях.

Кто-то был на могиле Сигрид.

– Мы должны установить слежку, – повторил Мунк, уже сильно раздраженный. – Мы должны найти и допросить этих идиотов.

Мунк завел машину и поехал по Богерудвейен. Миа раздумывала, стоит ли рассказывать Мунку о разговоре с церковным служителем, но тут у Мунка зазвонил телефон. Разговор длился меньше десяти секунд. Когда он положил трубку, его лицо стало еще белее, чем раньше, если это только возможно.

– Что? – взволнованно спросила Миа.

Мунк не мог говорить. Он еле-еле выдавил из себя.

– Это из дома престарелых. У матери приступ. Я должен немедленно ехать туда.

– Черт подери, – прервала Миа.

– Я высажу тебя в центре. Установи слежку.

– Окей, – кивнула Миа.

Она поискала слова для выражения своего сочувствия Мунку, но так и не нашла их.

Мунк включил мигалку, вдавил педаль газа и помчался в центр.

5

64

Эмилие Исаксен сидела в машине в пути по Рингволлвейен. Она прожила в Хёнефоссе меньше года и еще плохо знала местность, и вдруг ей пришло в голову, что, наверное, быстрее будет поехать по Хаделандсвейен, а оттуда свернуть на старую Рингколлвей, куда она и направлялась. Эмилие Исаксен – учительница норвежского, и у нее много учеников из этих мест, в нескольких километрах от центра. Она переключила на вторую передачу и свернула на Йермундбувейен.

Эмилие уже в старших классах знала, что станет учителем. Она получила работу сразу после педагогического института и полюбила ее с первого дня. Многие учителя говорили с ней, когда она начала работать, давали ей советы с благими намерениями. Что важно заботиться о себе, не брать домой слишком много работы, не привязываться к ученикам, но она так не умела. Поэтому она и сидела сейчас в машине.

Тобиас Иверсен.

Она обратила на него внимание уже на первом уроке, красивый худой мальчик с умными глазами. С ним что-то было не так. Что-то, что она поначалу не могла определить. Он заметный мальчик, тут ничего не скажешь. С ним было что-то не так, да, сперва она не могла понять, но постепенно до нее дошло. Мать никогда не приходила на родительские собрания. Отчим тоже. Они не отвечали на письма. Не отвечали на звонки. Она так и не смогла связаться с ними. А потом она начала замечать синяки. На лице. На руках. Она не видела его на физкультуре, поэтому не знала, были ли они на теле, но подозревала, что синяки были повсюду. Она поговорила с учителем физкультуры, но он человек старой закалки. Дети падают и дерутся. А мальчишки-семиклассники особенно дикие. Что вы вообще такое имеете в виду? Она осторожно пыталась расспросить Тобиаса. Все ли у него в порядке? Все ли хорошо дома? Тобиас не хотел говорить об этом. Но она увидела это в его взгляде. Что-то было не так. И возможно, другие учителя смотрели на это сквозь пальцы, не хотели вмешиваться, у них своя жизнь и все такое. Но только не Эмилие Исаксен.

Он не появлялся в школе уже неделю. Она пробовала звонить им домой, но никто не брал трубку. Она осторожно расспросила других в школе и выяснила, что и его брата тоже не было неделю. Сначала она поговорила с педагогическо-психологической службой, не называя имен, чтобы узнать, что к чему. Что обычно бывает в таких случаях? Что нужно делать? В ответ она получила довольно расплывчатую информацию, никто не хотел говорить, что нужно делать. Если нет доказательств. Надо аккуратно идти дальше. Эмилие все это слышала и раньше, но не хотела останавливаться. Что плохого может из этого выйти? Она просто хотела передать ему домашнее задание. Немного поговорить с его матерью. Может быть, договориться о встрече? Они могут провести ее и дома у Тобиаса, если матери сложно выходить из дома. Да, нетрадиционно, но она решила, что хуже от этого не будет. Она будет вежливой. Она не будет никого ни в чем обвинять. Она только хочет помочь. Все должно быть в порядке. Может быть, они все уехали отдыхать на неделю, не попросив освобождения от уроков. А может, оба мальчика болеют, в школе как раз распространился вирус весеннего гриппа. Много причин может быть.

Она ехала по Гамле Рингволлвей, пока не нашла нужный адрес. Или, может быть, это не тот адрес? Там был съезд с дороги, ведущий дальше в лес. На почтовом ящике было написано «Иверсен/Франк». Она решила припарковаться здесь и пойти пешком последний отрезок до дома. Маленький красный дом, с кучей построек еще поменьше вокруг, наверное, раньше это было небольшим хозяйством. Сейчас это склады всякого хлама. На земле лежали детали битых машин и кучи того, что она бы назвала мусором. Она подошла к входной двери и постучалась. Ответа не было. Она постучалась еще раз и услышала шаги внутри. Дверь открылась, и маленькое перепачканное личико высунулось наружу.

– Кто там? – спросил маленький мальчик.

– Привет, – сказала Эмилие, наклонившись, чтобы не казаться такой большой. – Тебя зовут Торбен?

Мальчик кивнул. На лице у него были остатки варенья, а руки были грязные.

– Я Эмилие, учительница Тобиаса, ты, наверное, обо мне слышал?

Мальчик снова кивнул.

– Вы ему нравитесь, – сказал Торбен, почесав голову.

– Как хорошо. Я просто пришла узнать, где Тобиас. Он дома?

– Нет, – сказал малыш.

– А мама или отчим дома?

– Нет, – снова сказал мальчик.

Он чуть не расплакался.

– Ты один дома?

Он кивнул.

– Еды не осталось, – грустно сказал он.

– Сколько дней ты уже один дома?

– Я не знаю.

– Сколько ночей? Сколько раз было темно?

Мальчик немного подумал.

– Шесть или семь.

Эмилие почувствовала растущую внутри ярость, но не показала ее.

– У тебя есть какие-нибудь идеи о том, где бы мог быть Тобиас?

Малыш кивнул.

– Он у христианских девочек.