Я разрешаю вам жить!

Сам Командарм в свой блиндаж попал уже в сумерки. От врача он узнал, что полковник Никитин в общем чувствует себя неплохо, но передвигается с большим трудом и идти на прорыв самостоятельно не сможет. Это очень обеспокоило Командарма, и дело было даже не в том, что он обеспокоился за друга. Никитин ни в коем случае не должен попасть в плен. Полковник из штаба армии - он слишком много знал.

– Саша ты как?- с порога, едва вошел в сою коморку обратился к полковнику Командарм.

– Терпимо Михаил Ефремович... Не уберегся вот,- полковник в гимнастерке в кальсонах без галифе с перебинтованным бедром, бледный от кровопотери, лежал на топчане, на котором обычно отдыхал сам Командарм. Было видно, что даже незначительные движения даются ему с болью.

– Идти-то сможешь?- спросил Командарм, хотя сам все видел и понимал.

– Смогу Михаил Ефремович, только вот костыли пускай дадут и разойдусь, а так рана ерундовая, пуля в мякоть, навылет,- хорохорился полковник, но в его глазах читалась немая тревога - он и сам понимал, что в случае возможного пленения ему путь один - стреляться. Видя, что Командарм отводит глаза, полковник заговорил просящее.- Михаил Ефремович, не отправляй меня в госпиталь. Там... вряд ли раненых удастся вывезти, я же все понимаю, они наверняка в плен попадут... Разреши с тобой, в штабной группе пойти, я не буду обузой, клянусь тебе, пожалуйста...- последние слова полковник произносил уже со слезами в глазах.

– Да что ты Саша... какой госпиталь, разве я тебя брошу. Пойдешь в штабной группе. А сейчас не волнуйся, лежи, отдыхай, сил набирайся, они тебе еще понадобятся, да и мне поспать надо, а то ноги гудят и голова раскалывается,- Командарм подкрутил фитиль керосиновой лампы, и небольшое помещение погрузилось в полутьму...

Но поспать долго не пришлось, где-то часа в два ночи Командарма разбудил адъютант:

– Товарищ генерал-лейтенант, кукурузник прилетел, вам пакет, летчик ждет, говорит, имеет приказ отдать вам лично в руки.

– Что за черт... какой еще пакет? Вчера же вроде все решили, и о самолете никакой договоренности не было,- чертыхаясь, Командарм поднялся.

С заспанным небритым лицом он вышел в предбанник, где находились дежурные телефонист и посыльные. Увидев Командарма, летчик отдал честь:

– Товарищ генерал-лейтенант, вам пакет от командующего фронтом.

В пакете оказался всего лишь один лист, на котором было одно предложение машинописного текста, которое гласило, что Командарму предписывается немедленно сдать Армию заместителю и прибыть в расположение штаба фронта. Внизу стояла дата, печать и подпись Комфронта.

В боевой практике такое, в общем-то случалось. Когда окруженная армия, или корпус оказывались в безвыходной ситуации за командармом или комкором посылался самолет и его вывозили. Таким образом, как бы спасали наиболее ценных командиров высшего звена. Но Командарм прекрасно понимал, что сейчас такое "спасение" продиктовано вполне определенными целями - Комфронта после их последнего радиоразговора жаждет с ним расквитаться и элементарно боится, что он просто не выйдет из окружения, погибнет и избежит куда более опасной перспективы попасть ему в руки, да еще и, возможно, героем прослывет.

"Опять гад по себе судит, неужели думает, что я ухвачусь за эту мнимую соломинку, брошу людей, пойду на позор ради спасения собственной шкуры, плюну на судьбу семьи и всех близких... Не дождешься сука"...- быстро просчитал ситуацию и сделал выводы Командарм.

– Сейчас, обождите,- обратился Командарм к летчику и было повернулся в комнату ведущему в его помещение для отдыха... но тут же остановился и, подозвав адъютанта, быстро распорядился.- Бегом в блиндаж политотдела, передайте мой приказ все знамена полков, что туда сегодня свезли, погрузить в самолет.

– Товарищ генерал-лейтенант, только чтобы все это не заняло много времени, нам надо успеть перелететь линию фронта, до того как начнет светать,- забеспокоился летчик, подумав что сбор и погрузка знамен может затянутся.

– Успеем,- сказал, как отрезал Командарм и вышел.

Уже в своем помещении Командарм на максимум вывернул фитиль лампы и стал расталкивать Никитина.

– Что, уже идем на прорыв?- не мог спросонья сообразить, зачем его будят полковник.

– Нет, мы еще никуда не идем, а вот ты Саша прямо сейчас улетаешь. Понимаешь, кукурузник прилетел. Давай одевайся, я тебе помогу,- Командарм уже держал в руках галифе полковника и примерялся, как ему их натянуть на его ставшую слишком толстой от бинтов ногу.

– Я лечу... зачем? Что за мной самолет прислали?...- продолжал непонимающе бормотать полковник.

– Нет, это за мной самолет прислали, а полетишь ты... Давай, шевелись, мне еще многое тебе надо успеть сказать.

– Но, Михаил Ефремович, товарищ генерал-лейтенант, как же я полечу, если самолет за вами прислали,- превозмогая боль в ноге, полковник с помощью Командарма с трудом натягивал галифе, одевал сапоги

– Саша, это приказ. Понял?... А теперь садись и слушай меня внимательно. На ко вот полотенце, лицо оботри, а то я гляжу, ты еще одним глазом сны видишь.

Дождавшись когда по-прежнему ничего не понимавший полковник, кривясь от боли, обтерся влажным полотенцем и уселся на своем топчане, Командарм начал говорить, отчетливо проговаривая каждую фразу.

– Все дело в том, Саша, что на последнем сеансе радиосвязи я сильно с нашим Комфронта поругался. Ну, а ты и сам знаешь что он очень не любит когда с ним говорят также как он со всеми разговаривает... Нет, не со всеми, с Хозяином он почтителен, а с остальными... Ну вот и я с ним без почтения, даже косвенно обвинил, что наше окружение прежде всего на его совести лежит. Вот видно он после этого полдня злобу копил да думал, как сделать, чтобы мне стало хуже, чем даже если бы я погиб. Вот за этим он самолет и прислал. Но это все так, мура. Главное я понял, зачем резервные армии, которые должны были нас спасать, отправляют на Юг. И Комфронта тоже это отлично понимает, но он гад молчит и никогда про то не расскажет, а я молчать не могу, потому что я русский генерал, а он... он никакой, хоть по крови тоже русский... Подожди, не перебивай.- Командарм, увидев, что полковник что-то хочет сказать, движением руки остановил его.- У нас мало времени, слушай внимательно и запоминай, зачем вместо того чтобы нас спасать резервным армиям предписывается отстоять именно Туапсе. Я это все понял когда вспомнил слова своего бывшего командира маршала Егорова... Да-да, того самого, которого в тридцать седьмом году расстреляли. Так вот, он мне еще тогда где-то за полгода до своего расстрела поведал о некоторых особенностях характера Хозяина. Он прямо так и сказал, меня он расстреляет, как и Тухачевского обвинив в заговоре, но фактически накажет не за заговор, а за то что он в бытность офицером царской армии по приказу Столыпина беспощадно подавил бунт грузин. И я как это вспомнил, сразу повнимательнее посмотрел карту, что ты привез и все понял. Теперь я верю Егорову безоговорочно, хоть до сих пор и не верил. Раз тогда за унижения грузин, которые имели место быть почти тридцать лет назад Хозяин не пожалел одного из лучших военачальников страны, то сейчас он тем более плюнет и на нашу армию и на все другое, на Ленинград, на Севастополь, даже ослабит другие фронты...- Командарм вдруг задохнулся и прервался, чтобы прокашляться.

– Извините, Михаил Ефремович,- воспользовался этим Никитин, чтобы задать вопрос.- Вы хотите сказать, Хозяин опасается, что взяв Туапсе немцы по побережью быстро дойдут до Грузии?... Но мне кажется это абсурд. Там мало места для маневра и тут же они попадут под обстрел кораблей черноморского флота. Удар на Краснодар, мне кажется, куда более перспективен.

– Правильно мыслишь. Я тоже сначала именно так и подумал. Да, не станут туда немцы большие силы посылать под этот Туапсе. Но потом смекнул, немцы может быть и не будут стремиться в Закавказье. Взяв Туапсе, последний оборудованный для военных судов порт на Черном море, они фактически лишают черноморский флот последней полноценной базы. Флоту придется перебазироваться в Поти, а там он станет легкой добычей кого?- командарм загадочно посмотрел на полковника.