Я садовником родился
Шрифт:
– Так. Понятно, - Алексей перевел дух.
– Дышишь тяжело, коммерческий. Донести?
– Иди ты.
– Я-то иду… Ее напарница говорит, что накануне того дня, когда ее убили, Маргарита попросила выходной. Ну, чтобы не выходить на работу на следующий день. Какие-то личные дела. Мол, в субботу отработаю. Не в свой черед. Погоди. Дай, я открою.
Квартира, которую снимала Маргарита, была как раз над той, в которой проживала старушка с белым пуделем. Тоже однокомнатная, но совсем не такая уютная, и требующая хорошего ремонта. Вещи в единственной комнате были разбросаны в беспорядке.
– Так, - глубокомысленно изрек Барышев и стал осматриваться.
Алексей, меж тем, прошел на кухню и принюхался. Пальцем колупнул засохший кусок сыра в тарелке на столе, открыл отделение под раковиной, где находилось мусорное ведро, заглянул туда. Крикнул громко:
– Серега!
Барышев сунулся в кухню, тоже принюхался:
– Черт! Воняет как, а?
– Мусорное ведро давно не выбрасывали. Маргарита здесь уже с неделю не была. Может, и больше.
– Где ж она ночевала?
– Пойди, спроси. В морг, - мрачно пошутил Леонидов. – Паспорт нашел?
– Нет еще.
– А при ней не было никаких документов?
– Были бы, я бы уже в ее родном городе справки наводил.
– Ладно, проехали. Ну-ка, подвинься.
Леонидов попытался протиснуться между Барышевым и дверью. Тот ухмыльнулся, не двигаясь с места.
– Здоровый, черт! – пропыхтел Алексей.
– Нашел время для вольной борьбы!
– Худеть надо, коммерческий.
– Да иди ты! – Леонидов сильно заехал Сереге кулаком в живот и, воспользовавшись моментом, проскочил в комнату.
Ничего примечательно в ней не было. Мебель старая, старушечья, на стенах репродукции, вырезанные еще из журнала «Крестьянка» доперестроечных времен, в вазе на столе композиция из травы, каких-то палочек и засохших камышей. Алексей внимательно поглядел на нее, прикинул углы наклона трех главных веток. Пожал плечами, огляделся.
Яркая трикотажная кофточка, валявшаяся на стуле, пахла как-то очень знакомо. Алексей осторожно взял ее в руки. И почему-то напел:
– «У тебя СПИД, и, значит, мы умрем. У тебя СПИД, и, значит, мы умрем…» А не хотелось бы так скоропостижно. Серега!
– Ну, чего?
Алексей сунул ему кофточку прямо в нос. Барышев чихнул:
– Фу!
– Не «фу», а очень знакомый запах. Так пахло в подъезде, когда там Виктория Воробьева мертвая лежала. Резедой, что ли. Так и не узнал, что за духи?
– Как же я узнаю?
– А вот как, - Леонидов взял с трюмо коробку и прочитал: - «Турбуленс».
– Скажи еще, что он не только баб с одинаковыми пакетами убивает. Еще и с одинаковым запахом. Нюхает их перед тем, как придушить. И в экстаз от этого впадает.
– Может быть. Все может быть. Когда речь идет о маньяке. Кстати, ее-то я не видел. Последнюю жертву. Как она выглядит, эта Маргарита?
– На вид лет двадцать пять, - заунывно начал Барышев.
– По этим словесным портретам можно только роботов искать, - прервал его Алексей. – А я спрашиваю про человека. Про женщину. Ты мне как мужчина расскажи. Какое впечатление она на тебя произвела, эта женщина?
– Издеваешься? Во-первых, у меня жена красавица. Во-вторых, я не
некрофил. Она же была уже мертвая! Высокая такая деваха, без головного убора, волосы до плеч, кажется, блондинка.– Эффектная?
– Ну, - замялся Барышев. – Если бы я был холостым мужчиной, не имеющим жилищных и материальных проблем, и нуждался бы в развлечениях…
– Словом, на проститутку похожа, да?
– Что-то вульгарное в ней присутствовало. Определенно.
– Если не была наркоманкой, значит, могла подцепить СПИД, только занимаясь древнейшей профессией.
– А, может, несчастный случай? Перелили в больнице зараженную кровь, или укол не стерильным шприцем сделали?
– Может. Но это частный случай, а не только несчастный. Вот занятие проституцией – это куда более распространено. Интересно, а этот «Турбуленс» у женщин очень популярен?
– Ты скажи лучше, где ее паспорт искать?
– А ты разбираешься в женской логике? Чужая квартира, нет гарантии, что не придут хозяева, и не будут шарить по шкафам. А девушке есть, что скрывать. Никто бы не сдал ей квартиру, если бы узнал ее маленькую тайну. Повезло, что подруга дала рекомендацию. С собой она документ не носила. Почему-то.
– Красивых женщин, тем более блондинок, милиция без причины не задерживает, - буркнул Барышев. – Зачем ей с собой паспорт носить?
– Ага! Значит, все-таки, красивая! Лицемер!
Леонидов открыл дверцу древнего трюмо и вытащил оттуда коробку из-под конфет. Тряхнул, затем осторожно снял крышку.
– Ну и что? – спросил Барышев. – Стекляшки какие-то.
– Бижутерия. Вытряхиваем аккуратненько, поднимаем картонку, и, вот вам, пожалуйста! Паспорт и прочее. Держи, сыщик!
– Так. Документы на имя Маргариты Семеновой. А это еще что?
Барышев задумчиво повертел в руках яркую бумажку:
– Реклама какая-то. Чепуха. Случайно попала. Так. – Он открыл паспорт.
– Не Кабанов, значит, и не Баранов, а Барановск. Семьдесят третьего года рождения. Прописана: улица Строителей. Как и положено. Интересно, в каком-нибудь городе нет улицы Строителей? Дом, квартира. Все, поехали.
– Куда?! Побойся если не свою жену, так хоть мою!
– Ладно, у меня идея.
– Не надо, Серега, очень тебя прошу!
– В воскресенье я жену сюда привезу. Они с Александрой посидят вместе, чайку попьют, с детьми погуляют. А мы с тобой на несколько часиков отлучимся. В Барановск. Надо по карте посмотреть, где это такое. Но, раз Московская область, то километров сто до него. Или чуть больше. Да на твоем «Пассате» мы мигом туда слетаем!
– Почему один не хочешь поехать? Завтра?
– Не хочу. Скучно. Да и Анашкину надо созреть.
– Врешь.
– Ладно, признаюсь. Не получается у меня пока. Опыту маловато. Ну, приеду я к ее родителям, и что скажу? Вот ты, Леша – ты обаятельный. Ты знаешь, кого спрашивать, о чем спрашивать. Пуделей по голове гладишь. И не кусают они тебя почему-то. А я даже не знаю, как человека к себе расположить.
– Ну, положим, что ты подлизываешься. Но насчет опыта это правда. А дело, как назло, непростое. Хорошо, уговорил. Раз у меня должок за Клишинскую дачу, куда мы вместе лезли.