Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка

— Я очень боюсь этого. Разве что я позабуду сообщить об этом.

Инглиш сверлил глазами холодное невыразительное лицо Моркли.

— Есть еще свидетельство мисс Хопер, — сказал он. — Она видела, как Рой уходил из квартиры девушки. Если она начнет болтать, помощник прокурора произведет обыск. И, может быть, обнаружит пятно.

Моркли улыбнулся.

— Не беспокойтесь относительно мисс Хопер, я займусь ею. Я знаю людей ее сорта: они ни за что на свете не пожелают предстать на высшем суде свидетелями… Опытный адвокат, типа Сэма Крайля, может доставить ей много неприятностей. Я ей это дам понять, и она не будет болтать, поверьте мне.

Инглиш нагнулся вперед.

— Вы отдаете себе отчет, что очень мало шансов на то, что Рой убил эту девушку? Если она действительно была убита и не Роем, значит настоящий убийца останется ненаказанным?

Моркли пожал плечами.

— Если помощник прокурора услышит про пятно, убийцей будет ваш брат, мистер Инглиш. Вы можете поспорить на это всем своим состоянием. Тем или иным образом, но убийца выходит из игры. Теперь вам решать. Я напишу в своем рапорте про пятно, но, учитывая все то, что вы сделали для меня в прошлом, я подумал, что смогу оказать вам услугу, раз предоставляется такая возможность.

— Очень любезно с вашей стороны, инспектор. Я не забуду этого. Может быть, действительно, лучше не говорить о пятне?

— Как хотите, — сказал Моркли, вставая. — Я счастлив, что смог быть вам полезным, мистер Инглиш.

— Послушайте, — продолжал Инглиш отсутствующим тоном. — Вы выиграли пари, не так ли, инспектор? Сколько там получилось?

Моркли провел пальцем по своей черной бородке, прежде чем ответить.

— Пять тысяч долларов, мистер Инглиш.

Инглиш улыбнулся.

— Так много?

— Мне кажется, да.

— Тогда я сейчас распоряжусь. Я считаю, что всегда надо платить свои долги. Я полагаю, вы предпочитаете чек?

— Это бы меня устроило.

Инглиш снова обратился к внутреннему телефону.

— Гарри, не занимайтесь комиссионными, о которых я вам говорил. Я сам займусь этим.

— Хорошо, мистер Инглиш.

Инглиш встал и направился к несгораемому шкафу.

— У вас хорошо организовано дело, мистер Инглиш, — заметил Моркли.

— Спасибо за комплимент, — сухо проговорил Инглиш. Он открыл шкаф и вынул оттуда две пачки банковских билетов, которые бросил на письменный стол. — Вы, может быть, возьмете билетами? Я не прошу вашей расписки.

— У вас нет необходимости делать это, — ответил Моркли.

Он взял деньги и быстро пересчитал их, прежде чем сунуть в карман.

Инглиш вернулся на свое место за письменным столом.

— Помощник прокурора может не полностью довериться вашему рапорту, — сказал он. — Он может послать кого-нибудь обследовать помещение Мэри Севит, и тот, возможно, сможет обнаружить пятно.

Моркли улыбнулся.

— Это, может быть, и не честно с моей стороны, — смущенно сказал он, — но я утверждаю, что услуга, которую я вам оказываю, стоит этой цены. Пятна больше не существует. Я уничтожил его, — он подошел к двери. — Ну что ж! Я не буду вас больше задерживать. Мне необходимо поехать в комиссариат и написать рапорт.

— До свидания, инспектор.

После ухода Моркли Инглиш глубоко вздохнул.

— Проклятье какое-то! — проворчал он вполголоса. — Это ведь настоящий шантаж! Вот подонок.

V

Инглиш с порога ресторана увидел сенатора, сидевшего одиноко в углу. На лице его было выражение нетерпения и недовольства.

Сенатору Гарри Бомонту было шестьдесят пять лет, он был маленьким, тонким и сухим. Его морщинистое лицо было цвета старой кожи, а серые, стальные глаза были пронзительными.

Обладая невероятной амбицией, которую нельзя было сломать, он надеялся когда-нибудь сесть на президентское кресло. Свою карьеру он начал как мойщик бутылок в одном трактире и сумел извлечь из этого пользу. В награду за услуги, которые он оказал во время войны, ему поручили пост администратора в Управлении дорог и мостов. В это время он встретился с Инглишем, который мечтал пустить в ход свою гигроскопическую буссоль. Бомонт познакомил его с деловыми людьми и благодаря этим знакомствам Инглишу удалось наладить дело.

Когда Инглиш обосновался в Эттекс Сити, он вспомнил о Бомонте и написал ему, чтобы предложить финансовую помощь в случае, если тот захочет выставить свою кандидатуру на место судьи. Бомонт воспользовался предложением и благодаря деньгам Инглиша добился своего. Но перевыборы должны были состояться через шесть месяцев, и Инглиш знал, что Бомонт беспокоится за результат, так как оппозиция, которую он победил в прошлый раз, не была ослаблена.

Сенатор немного привстал, чтобы приветствовать его.

— Я уж думал, что вы вообще не придете, — сказал он хорошо поставленным голосом и сел.

— Меня задержали, — сухо ответил Инглиш. — Что будем есть?

Пока сенатор составлял свое меню, метрдотель сунул в руку Инглиша конверт.

— Это письмо пришло для вас десять минут назад, мистер Инглиш, — прошептал он.

Инглиш поблагодарил его, заказал бифштекс с кровью с зеленым горошком и бутылку вина. Потом вскрыл конверт.

«Все идет хорошо. Корина отлично сыграла свой номер. Вердикт: самоубийство на почве нервного кризиса. Больше нечего опасаться. Сэм».

Инглиш сунул письмо в карман и на его лице появилась жесткая улыбка.

Как только метрдотель отошел от стола, сенатор спросил:

— Что это за история с вашим братом? Что же такое он наделал, боже мой!

Инглиш поднял на него удивленный взгляд.

— Вот уже несколько месяцев Рой жил на нервах. Я предупреждал его, что он слишком много работает. Его нервы не выдержали напряжения, и он избрал легкий путь.

Сенатор что-то проворчал, его лицо покраснело.

— Говорите другому эти глупости, — сказал он, не повышая голоса. — Рой никогда в жизни не работал ни одного дня. Говорят о шантаже…

Инглиш пожал плечами и проговорил безразличным тоном:

— Нужно было ожидать подобного от этого канкана. Слишком много людей будут в восторге устроить скандал. Рой покончил с собой потому, что у него были неприятности в делах, вот и все.

— В самом деле? — спросил сенатор, наклоняясь вперед, насмешливо глядя на Инглиша. — Я слышал, что он заставил одну женщину «петь» и что у него должны были отнять лицензию. Это правда?

— Совершенно верно, но никто не сумеет этого утверждать, если не захочет быть привлеченным мною к ответственности за клевету.