Я сделаю это сама
Шрифт:
Раньше я с энтузиазмом бросалась на все амбразуры и рвалась сама решить любой вопрос. И решала, по первости удивляясь сама себе, а потом уже и не удивляясь. Но в последние месяцы я уже не хотела ничего решать. Интерес и азарт пропали. Страшно сказать, я и сейчас рявкнула на Геннадия чисто по привычке. Потому что умом понимала – так нужно. А желания не было, и сил каждый такой акт давления на сотрудников отнимал всё больше и больше.
Женя ведь и заманил меня на этот теплоход под предлогом отдыха. Посидишь, сказал, и отдохнёшь. Переключишься. Ну что-то не очень выходит переключаться,
Вообще эту неделю на теплоходе я не живу, а существую – сплю плохо, потому что качка, ем, не глядя, только слушаю Женино бурчание, что снова не то приготовили, Алина того и гляди, убегает и строит глазки кому-то из команды, а Женя с парой друзей то рыбу ловят, то пьют. Вообще это, конечно, традиция такая, только вот меня-то было зачем в эту вашу традицию тащить? Рыболовство меня не радует, спокойно на воду потаращиться и то не выходит, потому что всё время что-то случается. То потерялся Женин носок, то ему положили еду не в ту миску или налили чай не в ту чашку. То ещё какая засада.
Иногда я думаю, что меня взяли в это путешествие, чтобы было, кому справляться с мелкими бытовыми засадами.
* * *
* * *
– Слышь, кум, что кот-то принёс?
– Да куда ж не слышать. И зачем нам тут… это?
– Нас не спросили, понимаешь. Как всегда.
– Ну, вот. Когда это было, чтоб нас спрашивали?
– Да никогда.
– И что теперь? Приедет, наведёт тут свои порядки. Нам оно надо?
– Не надо, вот-те крест.
– Оно конечно, земля, владения, да кому они были нужны, те владения? Никому и никогда. А это что такое случилось?
– Вот приедет – узнаем, что случилось.
– Живого места от нас не оставит – от короля-то да к нам сюда. Будет драть, как сидоровых коз, и ещё не пойми что хотеть.
– Спросит ведь, как пить дать спросит – почему у дома крыша сгнила, да кто сундуки растащил.
– И кто лестницу в подпол сломал.
– Мыши… сломали.
– Скажет – больно здоровы были те мыши. Не бывает таких.
Вздох.
– То-то и оно, что не бывает. Или бывает. Кто их знает, этих, которые с той стороны, какие там у них мыши. Оттуда пришли и всё сожрали.
– И обратно ушли?
– И обратно ушли.
Помолчали оба.
– И где мы будем добывать харч, к которому та особа привычна? Особа знатна и богата, поди, нашу рыбу и есть не станет. От одного запаха кони двинет! А уморим – скажут, виноваты. Опять солдат пришлют.
– Да чего пришлют, тем, что наверху, приказ отдадут – и всё, плакали мы с тобой. А у меня жена да дети, и у тебя жена да дети. И кто о тех детях потом заботу проявит? К столу позовёт? Одёжку новую справит? Ремеслу обучит? А никто.
– Так я, кум, о том тебе тут и толкую. Беда пришла – отворяй ворота.
– Не хочу.
– И я не хочу. Никто не хочет. Но кто б спрашивал, да?
– Да.
– А что делать-то?
– Не знаю.
– И я не знаю.
–
И никто не знает. Или знает?– Отца Вольдемара спроси.
– Боюсь. По лбу треснет и скажет, что… как это он говорит… удары судьбы нужно принимать с достатком, вот.
– Не с достатком, дурень. С достоинством.
– Точно. С достоинством.
– А рука у него ой какая тяжёлая.
– Потом три дня в ухе будет звенеть.
– Не без этого.
– Не пойдём к нему.
– Не пойдём, нет.
Помолчали немного.
– Это что, выходит, придётся самим?
Тишина.
– Ну, выходит, что так.
– А вдруг не сдюжим?
– А чего не сдюжим-то. Должны. Чай, не первый день на свете живём.
– Так-то да.
– Вот.
– Когда там, отец Вольдемар сказал, корабль-то придёт?
– Да третьего дня.
– Не, не успеет. Бурей пахнет.
– Если капитан не дурак, то поторопится и успеет.
– А вдруг не местный?
– Кто ж доверится-то не местному?
– Ты прав, никто.
– Как приставать будут, надо в оба смотреть. Момент поймать – и тогось.
– Приставать будет у черного камня, там глубоко.
– Вода холодная.
– Опомниться не успеет – как уже рыбы да раки обглодают.
– А мы вроде как и не при чём.
– Точно.
– По рукам?
– По рукам.
* * *
* * *
– Именем его величества! Маркиза Женевьев дю Трамбле признана невиновной в смерти его королевского высочества Франциска Лимейского! И его величество Людовик в милости своей дарует маркизе дю Трамбле владение Тихая Гавань! И приказывает отбыть туда незамедлительно, завтра поутру!
Площадь шумела.
– Чего? Отравительнице владение?
– Да ты не понял ничего, чем только слушал, глухой, что ли! Ты знаешь, где эта Гавань? Я вот нет. Провинции такой нет, и про замок с таким названием я тоже не слыхал отродясь!
– Это далеко, очень далеко, где-то на краю света. При прежнем короле отыскали да гарнизон поставили, помните, так же кричали на площади?
– А, так это та дыра, куда ссылают неугодных?
– Молчи, дурак, никого никуда не ссылают! Отправляют на службу именем короля. Даже не на каторгу.
– И что, кто-то вернулся и рассказал, что за служба?
– Так вот нет.
– Лучше молчать о таких делах.
– Вот и молчи, если не хочешь, чтоб длинный язык укоротили. Лучше посмотри на бабу, что в ней такого? Дохлая и замученная!
– Ты бы просидел полгода в Бастионе, от тебя бы тоже кожа да кости остались! Там, чай, не райские кущи!
– А зыркает-то как!
– А что ей ещё осталось-то, завтра поутру посадят её в карету с решётками и повезут на корабль! Вот и всё. И поминай, как звали.
– Ладно, муж её помер давно, а сын что? Не попросил короля о милости к матери?
– Может и просил, кто ж о том знает! Только, кажется, не вышло ничего. Или наоборот, как раз и вышло – сечёшь, да?
– Ладно вам, могли казнить, а ведь не казнили! Сами знаете, обвинение состряпать не так сложно!