Я сделаю это сама

Но в остальном – начало сентября. Лиственницы стоят едва жёлтые, берёзы тоже. Заморозки были, но ещё не насмерть, и вода в бочке на дворе вчера-позавчера утром льдом не покрывалась.

В доме тепло, что радует. Мы исправно топим обе печи, а позавчера отец Вольдемар прислал сыновей колоть дрова. С дровами всё хорошо, их полный сарай.

Увы, я до сих пор не получила списка имущества. Отец Вольдемар пожимает плечами – мол, найдётся, не переживай. А с горы, от генерала дважды передавал привет его бледный юноша, говорил – пока не нашли, у нас неприятности, от дождя протекла крыша, а потом и рухнула, и что-то там ещё.

До дома мы с господином генералом тогда не дошли – его сорвали прямо из-за стола, что-то там у них, на горе, вскипело. И тогда я впервые увидела, как могут перемещаться маги, если очень хотят – мальчик Северин взял его за руку, и они просто шагнули вперёд… и исчезли оба. И всё. А больше мы и не виделись.

Но у вас же тепло, отмечал мальчик. Вот и отлично.

Тепло, тепло. Но в доме. А на улице холодно, прямо вот очень холодно. Хочется надеть джинсы, под них колготки, кроссовки и шапку. И куртку.

Какая, мать вашу, куртка, какая шапка, какие кроссовки?

Я осмотрела башмачки, в которых ходила здесь. Ходила мало, аккуратно, но всё равно – кожаная подошва очень скоро покажется тонкой, по снегу в таких не побегаешь. У меня есть суконный плащ, но он такой, единым полотном, хоть и с застёжкой спереди, и ворот плотно к горлу прилегает, но шарфа и хорошей куртки не заменит. Шапки я в вещах не видела. Перчатки вроде были, но насколько они тёплые?

Чёрт. Что делать-то?

Если предыдущую пару недель я никак не могла преодолеть апатию ко всему происходящему, то теперь меня охватила паника. Я раскрыла тот сундук, который не нужно было вытаскивать из-под моей лежанки, и принялась лихорадочно в нём рыться. Нашла сколько-то юбок, жакеты к тем юбкам с рукавами и без, тёплые чулки, ещё один плащ – другого цвета, не серого, а тёмно-зелёного. И ещё две пары башмаков.

Так, а взять в сибирскую ссылку, например, сапоги кожаные у маркизы что, ума не хватило? А вроде рассказывали, не дура была. Судя по некоторым предметам, её в весе и объёме не ограничивали. Ну, может, сказали – вот что в трёх сундуках унесёшь, то и твоё. И почему она не подумала, в чём тут будет зимой ходить?

Я закрыла один сундук, отпихнула его подальше и вытащила второй. Там нашла сорочки – из невероятно тонкого полотна, из шёлка – ну и дура ваша маркиза, ну кто прёт в Сибирь шёлковые сорочки, они ей вообще тут зачем? Где она тут собиралась найти себе если не короля, то хотя бы принца? Кулями тут принцы, ага. В какой двор не зайди – везде принцы. И шёлковая сорочка с кружевом и вышивкой – конечно же, вещь первейшей необходимости.

Ещё в том сундуке имелась ткань. Вот, уже хорошо. Лён, шерсть, сукно. Отличного качества. Ладно, подумаем, что из этого можно будет соорудить.

В ящичке – шляпа. Фетровая шляпа, расшитая тесёмочками, с перьями. Макушку прикроет. А то и не прикроет, если её булавками к причёске прибивать, а похоже, что так и собирались – две длинных булавки лежали тут же вместе с этим произведением шляпного искусства.

О, ещё в одном ящичке – перчатки. Несколько пар, в том числе и довольно тёплые, ура. Я вытащила их наружу, положила рядом с тёплыми чулками.

Шаль с кистями. Шёлковая, чтоб вы понимали. А мне бы пуховый платок. Ладно, я подумаю, может быть, поменяю на тот самый платок, наверное, же у кого-нибудь в хозяйстве должен быть лишний пуховый платок?

А третий ящик я открыла… и обомлела, потому что в нём лежало, очевидно, придворное платье. Вышитая серая тафта с жемчужным отливом, ленты, сборки, кружева. Сплющенные корзинки, чтоб топорщились по бокам. Нижняя юбка – тоже с оборками, лентами и вышивкой. Корсет, настоящий корсет, чтоб ему. Плотный, с косточками внутри, дырочками сзади и плотным шнуром – затягивать. Тьфу.

В ящичке – парик на подставке. Уложенные локоны, и в мешочке шпильки и ещё какие-то штуки для фиксации.

И это было ещё не всё, потому что в шкатулке на дне лежали, не поверите, украшения. Много. Жемчужные нити, серьги, браслеты, кольца. Булавки с драгоценными головками. Два гарнитура в отдельных плоских шкатулках – колье и серьги, диадема, колье и серьги.

Продать к хренам, купить шубу. И валенки. А лучше унты – бывают тут у них унты? Вот вернётся купец Васильчиков…

Здешние-то дамы и без бриллиантов хороши. Даже если платками замотаны и в пол смотрят. Или не в пол, а куда-то… ещё.

Я не особенно задумывалась о том, куда смотрит, например, Пелагея, когда делает всю свою бесконечную работу по дому. Моет, стирает, варит, заготавливает. Не останавливается ни на мгновение. Движется ровно, спокойно, говорит со всеми так же ровно и спокойно. И с нами всеми, и с Меланьей, и с теми, кто регулярно приносит ей рыбу (почему приносит, кстати? Я не знаю). А две ночи тому легли спать рано – потому что непогода, темно, ничего делать не выходит. А потом я проснулась – думала, что среди ночи, но наверное, было ещё не слишком поздно. И услышала голоса – из-за стенки, там комната Пелагеи. Звукоизоляции-то никакой.

– Шёл бы ты, что ли, - говорила она кому-то. – Хватятся тебя, что скажешь?

– Да уж скажу что-нибудь, - усмехнулся её невидимый собеседник, в котором я с изумлением узнала отца Вольдемара. – Парни твои вернутся – к тебе будет и не зайти.

– Так и не заходи. Не дело это.

– Не дело тебе молчать да горевать, сколько можно-то?

– Сколько нужно.

– Ты живая, вон какой в тебе огонь. Зачем в себе держишь?

Дальше звук был совершенно недвусмысленный – кто-то кого-то целовал. И потом не только целовал. Вот оно как здесь бывает, оказывается.

Но взгляд Пелагеи ничуть не смягчился, как могло бы случиться от любви. Значит… не любовь? Или такая давняя любовь, что уже все привыкли? Тогда откуда огонь? И был ли тот огонь?

Ладно, не моё это дело. Но если что – тут никому не нужны ни шёлковые сорочки, ни жемчуга с бриллиантами. Все так обходятся.

Так, а что у нас под этой шкатулкой? Какие-то книжки?

Я вытащила… тонкую книжицу? Тетрадь? В чёрной обложке, исписанную чернилами. Открыла.

Эх, давным-давно, в прошлом веке, в прошлой жизни прошлая я училась в университете. На историческом, чтоб вы знали, факультете. И был у нас там такой предмет – палеография. Читали мы, значит, всякие старинные документы. Потому что должны были научиться их разбирать – мало ли, вдруг пригодится. И когда из каких-то непонятных каракулей вдруг удавалось выудить связный текст – это было сродни чуду.

Так вот и тут тоже случилось чудо. Строчки плясали-плясали, а потом сложились в текст.

«Я запишу всё, что успею записать, и даже если никто не увидит этих записок, то самое то, что я могу вспомнить, записать, и может быть, что-то понять – будет мне наградой. Может быть, свершится чудо и я выйду из заточения, и тогда… А если чуда не свершится, то я займу себя воспоминаниями, чтобы не думать о возможных худших исходах.

Я родилась в замке Рьен, в пятый день апреля, и была крещена как Женевьева-Маргарита-Анна…»