Я шагаю по Москве

Свадьба отменилась, — сказал мальчишка. — Сам не видишь?

Как — отменилась? — Колька был поражен.

Светка узнала, что он от нее отказался, — равнодушно сказал мальчишка.

Как — отказался?

«Как», «как»! Пошел в военкомат и сказал: не буду жениться, и все. Псих он у нас, — мальчишка снова раскрыл книгу. — Ну, ничего, в армии его к дисциплине приучат.

Вошел Саша.

Спасибо, — он протянул Володе костюм.

Это правда? — спросил Колька. Саша посмотрел на брата.

Уже успел... — сказал он и сел в кресло.

Как же так? — Колька встал перед ним.

А вот так, — Саша начинал раздражаться.

Но вы же расписались!

Ну а теперь разведемся!

Так, сразу?

Еще не сразу, — сказал Саша. — Суд еще будет. А вы чего стоите? — обратился он к Алене и Володе, — Садитесь, ешьте, пейте, развлекайтесь!

Спасибо, мы уже развлеклись, — сказала Алена, — пошли отсюда.

Мы тебя внизу подождем, — сказал Володя, и они ушли.

Колька шагал по комнате.

Выключи музыку, — он кивнул на магнитофон.

Нельзя, гости танцуют.

Колька выглянул в окно. Внизу, в квадрате двора, кружились нары.

Колька! — крикнул кто-то из танцующих. — Ну, как там? Помирились?

Нет еще! — крикнул Колька.

Мальчишка, брат Саши, подошел к столу с подарка­ми. Открыл большой футляр. На темном бархате лежали серебряные ложки.

Коля, как ты считаешь, подарки надо обратно от­давать?— спросил брат.

Конечно, — сказал Колька.

Но им же подарили не за то, что они поженились или не поженились, — серьезно сказал брат, — просто принесли, чтобы им было приятно...

Иди отсюда! — грозно сказа! ему Саша. Мальчишка пожал плечами и вышел. Ребята остались вдвоем.

Выпьем? — предложил Саша.

Колька отказался. Саша налил себе, выпил.

Я с ней по телефону поругался, — начал он без всякого предисловия. — Пошел в военкомат и сказал, что передумал. Ну а потом, сам видел, расписались. Потом поехали в военкомат вместе — отпрашиваться. Там она все и узнала. — Саша помолчат. — Зато теперь я воль­ный человек, — сказал он невесело, — никаких забот.

Идиот ты, — сказал ему Колька.

Что?

Эгоист.

Человек всегда найдет в себе силу перенести не­счастье другого, — сказа! Саша. — Тебе чего? Тебя в армию не забирают.

Она тебя любит, а ты...

За два года все может случиться.

Колька подошел к Саше, взял его за ворот рубахи.

А как же моя мать отца пять лет ждала? А твоя? Эх ты!

Ты не кричи! То война была!

Дело не в войне, а в людях!

Саша рванулся — и ворот белой праздничной рубаш­ки затрещал, зажатый в Колькиной руке.

Я думал, ты мне друг, а ты мне рубашку порвал! — орал Саша. — Когда мне так плохо, все против меня! Вме­сто того чтобы человека поддержать, ему рубашки рвут!

Кто тебе рвал? Ты же сам рванулся! — возмутил­ся Колька.

Ну да — сам! Кругом виноват! Все сам! А ты зна­ешь, что мне самому так тошно, что хоть реви! — Он налил, выпил. — Может, мне вообще теперь жить не хочется... — Саша сел, закрыв лицо ладонями.

Знаешь, Коля, — вдруг заключил он, — подлец я.

Да... — неопределенно сказал Колька. Он подо­шел к телефону и стал набирать номер. Из трубки доно­сились длинные гудки. Колька положил трубку, выклю­чил магнитофон и подошел к окну.

Снизу тут же понеслись возмущенные голоса:

Колька! Включи музыку!

Света! — не обращая внимания, крикнул Колька. —

Света! — Он высунулся в окно.

Не надо, — сказал Саша.

Молчи, — сказал Колька. — Света!

В окнах дома напротив уже показались люди.

Света! — кричали ребята во дворе. —Света!!

На балкон восьмого этажа вышла тоненькая девушка в белом платье.

Возьми трубку! — крикнул Колька. — Трубку возьми!

Трубку возьми! — закричали снизу ребята. — Это Колька!

Девушка исчезла. Колька набрал номер.

Да? — раздаюсь на том конце провода.

Света? Здравствуй.

Здравствуй, Коля.

Ну, как дела?

Хорошо.

Плачет? — спросил Саша. Он стоял рядом.

Нет, — Колька отстранил его рукой. — Слушай...

Что?

Ну, в общем, он осознал свои ошибки...

Скажи ей, что я подлец! — Саша ходил вокруг Кольки.

Он говорит, что он идиот, — сказа! Колька.

Не идиот, а подлец! — заорал Саша.

Света, он тебе сам что-то хочет сказать, — Коль­ка дал трубку Саше.

Светочка... — начат Саша.

Что?

Света...

Что?

Я просто нервный.

Я знаю.

Колька сидел на подоконнике и насвистывал свадеб­ный марш.

А по двору шла невеста Саши, его жена. Ребята рас­ступались, давая ей дорогу.

Ночь. Над городом звучат куранты — они далеко слышны в тишине... Под перезвон и удары часовых коло­колов перед нами проходит бронзовый ряд застывших мыслителей.

Пушкин в окружении четырех фонарей прошлого века...

Взмахнул рукой Чайковский... Два Гоголя — один стоит... а другой согнулся в кресле... Первопечатник Иван Федоров... Ломоносов... Тимирязев...

Колька ехал в вагоне метро. Час был поздний, и кро­ме него в вагоне была лишь пожилая чета, но, поскольку они сидели в другом конце вагона, Колька вел себя так, как ведут себя иногда люди, оставшись один на один с зеркалом.

Он смотрел на себя, отраженного в черном глубоком, стекле окна, и то придавал своему лицу очень серьезное выражение, то снисходительно улыбался, то приветствен­но поднимал руку, как бы отвечая на шквал аплодис­ментов. Он не замечал, что старички внимательно на­блюдают за ним.

Поезд подошел к станции, и в окне замелькали белые колонны. Колька вынес чемодан и плащ.

Володя и Алена неторопливо прогуливались но плат­форме. Володя что-то рассказывал, а Алена вниматель­но слушала и улыбалась. Кроме них и дежурной по стан­ции никого на платформе не было. Только в отдалении какой-то человек шлифовал мрамор специальной ма­шинкой.

Колька некоторое время шел за ними, но они не за­мечали его, и он остановился.

Подошел поезд, растворились двери, но никто не во­шел и не вышел.