Я шестая

– Почему, – спросила Роза.

– Почему-почему… погоняло у неё Чайник. Нерга… есть негра! – усмехнулась толстушка. – Чё чёрная? Так мать ейная в курсах. Только в добавок она тупая, с лысиной блестящей, как чайник. Её-то под платком и ныкает. Ясно?

– Ааа… кажется, догадалась о принципе имен, – осмелилась сгладить ситуацию Роза, уловив недовольство Чайной Розы.

– Можно, дальше сама угадаю?

– Валяй! Догадиха… – скривилась в ухмылке бесцеремонная худышка.

Роза обернулась к ней и сказала:

– Вы… Белая Роза.

– Хи-хи-хи!!! – изобразила та веселье.

– Скорей, Поганка! Толстуха и сука, каких свет не видовал! – возразила рыженькая.

Роза улыбнулась.

– О себе базарь, кобыла неогульная! – взорвалась Поганка.

Рыженькая ловко прикрыла той рот ладонью.

– Я Кремовая Роза. Меня звать так, и не иначе! – приказала она и вскрикнула от укуса.

– Рыжуха она! И крякнет с этой кликухой… Кремовая Роза… скажи ещё Кремлевская… Тьфу! – плюнула Поганка, наградив презрением сокамерницу.

– Ну и злая, вы, – не сдержалась Роза, тут же пожалев о горячности.

Та прочла целую лекцию по поводу своего душевного состояния, окончив фразой:

– Так что… ша!

– Хорошо, – согласилась Роза, не понимая с чем, лишь бы та успокоилась.

– Что ж, если официальная часть достигла кульминации, дебаты больше не предвидятся, приветственный митинг объявляю закрытым. Займитесь делом. Время не с нами, – подала голос женщина, сидящая за столом.

«Она – Золотка. Как по-другому… люди с необычным цветом глаз равны чистому золоту», – подумала Роза.

– Я-я-я! Можно, Золотка? – подтвердила догадку Рыжуха.

Золотка остановила взгляд на Чайнике. Та живо полезла под кровать. Розу обдала волна беспокойства. «Всё-таки они странные, разговаривают чудно. Отношения между ними противоречивые: агрессивные и заботливые. Сдаётся, лживые насквозь, особенно лилипутка, не зря кучей кличек наградили. Толстуха… надо же такое придумать при жуткой худобе. Поганка… тоже в лад!» – мысли отвлекали от смутного предчувствия, всё же Роза с опаской косилась, на здоровый алюминиевый таз в руках Чайной Розы.

– Пошли, кимальку передам, – вовремя подоспела Климактеричка.

Кималькой оказалась кровать на втором ярусе у стены, с пружинной сеткой, уже с аккуратно застеленной постелью.

– Меня как будете звать? – ляпнула внезапно Роза.

– Тебя-я?… Ты у нас шестая… значит и будешь Шестицветка. Красиво вроде? – осенило Климактеричку.

Гордая инициативой, посмотрела на Золотку. Та едва заметно кивнула. Согласились и остальные, кроме Поганки.

– Фу! Замудрила, пока выговоришь, язык свернёшь. Мыслить надо проще: шестая она и всё тут! Потом – базар приписной, что… по боку? – потребовала она, подскочив к Розе, будто ужаленная пчелой.

– Пошто так безлико? – не согласилась Климактеричка.

– Не надо спорить. Я шестая у вас. Вот и буду Шестой, – вступила в разговор Роза, – разве имя что меняет?

– Как знаешь, но уступчивость до добра не доведёт, – заметила Климактеричка.

Роза, вникла в смысл сказанного и с удовольствием исчезла бы в глубине земли. Поглощённая шоковым состоянием, не ощущая себя, прислонилась к кровати, закусив больно нижнюю губу. «Случилось! Случилось!» – грохотали в страхе мысли. «Что угодно, только не больная!» – взмолилась она. «Если примут за чокнутую, Поганка меня изведёт».

Воображаемый смех той, о ком думала, сверлил уши. Роза обхватила голову руками. Поганка, по настоящему, зашлась в хохоте.

– Стухни, зараза, белобрысая, – осадила её Климактеричка.

– Между прочим, я натуральная блондинка! – огрызнулась Поганка.

– Вот именно, что блондинка, – усмехнулась Климактеричка.

– Ты, это брось! – завизжала та.

Но внимание сокамерницы переключилось на Розу.

Она любовалась подушкой в белой наволочке. Захотелось её потрогать и даже понюхать. Роза взглянула на руки и раковину. Там красовались вымытые до блеска миски. Из них торчали ложки с обломанными ручками. Взгляд переметнулся на полотенца, висевшие, каждое на своём крючке. «Чем же мне вытираться?» – встревожилась Роза, и в области желудка защекотало от желания иметь чистое полотенце.

«Эх! Если бы баня!» Обожгла внезапная думка, и навеяло ощущение горячего пара, насыщенного запахом берёзового веника. Он пьянил… казалась, что кожа пропиталась благодатным влажным жаром, покрылась прозрачными каплями. Ещё мгновение, и потекли бы ручьи пота, источаемые в банном раю.

– О чём заморочились? – вырвал из приятного наваждения голос Климактерички.

– Что? – переспросила Роза.

– Гуторю кималька твоя удачливая.

– Чирик-чирик! У лохушки ушки на макушки… – не заставила себя ждать Поганка.

«Похоже, без язвы ничего не обходится», – разозлило Розу присутствие вездесущей соседки.

– Почему сами не ляжете? – спросила она с налётом раздражения.

– Я-то вареники раскатала, тут хилую подсадили. Почему-почему… – покрутила пальцем у своего виска Толстуха.

– Что вы имеете в виду?

– Да в ящик на ней играют чаще, чем на нужник падаю. Про нас архангелы не прокукарекали, – брызнула слюной Толстуха в кривом оскале.

Климактеричка залилась краской, что сконфузило Розу.

– Ну, залётная, бывай! Скорёхонько же твоё житьё-бытьё, – самодовольная Поганка впилась в зрачки Розы злющим взглядом, от которого, кто и умер бы, но… не Роза.

«Разве мыслимо испытывать страх после пережитого, может Поганка не сидела в одиночке, и храбрится? – удивлялась Роза упрямству сокамерницы, не отводя взгляда.

Противостояние длилось недолго. Толстуха моргнула правым глазом, словно подмигнула. Молча похлопав по кровати, удалилась, скривив загадочно губы-ниточки.

«Почему хорошие люди немногословны, занозы безудержно трещат? Затаилась… надолго ли. Впрочем, пошла она! Мне бы умыться. У кого полотенце спросить?» – вернулась Роза к прежнему желанию. Климактеричка подала полотенце. «Они что, мысли читают?!» Всколыхнулось беспокойство от небеспочвенного подозрения: припомнились другие совпадения, всё же Роза отогнала сомнения и открутила кран. Привыкшая к ледяной воде, решительно намочила руки.

– Э нет…так дело не пойдёт. Чайник, торопись! – прозвучал голос Золотки.