Я шестая

Вода из рук выплеснулась. Сердце забилось в недобром предчувствии. «Зачем подошла сюда? Лучше бы в окно посмотрела», – Роза осознала, что обратила на него внимание только теперь. Захотелось немедленно потрогать стекло. Желание оказалось настолько велико, что запершило в горле.

– Сдай! – послышался позади бас.

Роза вздрогнула, обернулась и увидела Чайную Розу. Та держала огромный чайник, начищенный до блеска. Роза перевела взгляд на таз, стоявший на полу, догадываясь, почему щемило сердце, вцепилась в раковину.

– Брось и скинь тряпки. Или я… – пробасила Чайник.

– Сама, – пролепетала Роза одеревенелыми губами.

И сняла кофту, штаны, зажмурилась и шагнула в таз. Ноги, свыкшиеся с камнем, не чувствовали прохладу металла. Тело покрылось гусиной кожей, ощетинившись мелкими волосками.

– Пригнись и опустись ниже. Расслабься, говорю! – слышала Роза как сквозь вату, сгорая от стыда за наготу и за то, что её собираются мыть, всё же присела, ожидая неприятных ощущений от холодной воды.

Из чайника упали первые капли, ударившись о тело, расплескались. Дух замер на вдохе. Роза стиснула губы, прижимая к груди руки.

– Хорошо, что не трясёшься псиной, – заметила Чайник, не переставая лить хрустальную струйку.

Через мгновение восприятия резко поменялись. Холод исчез. Вода обдавала приятным теплом, делаясь горячей и горячей. Захлестнул восторг. Роза не открывала глаз, боясь, улетучится сладость момента. Чтобы продлить удовольствие, представила, как сидит в жаркой ванне, тихо напевая под ласкающее журчание воды. Отдаваясь наслаждению, подумала: «За такое блаженство могу даже расцеловать надоедливую Поганку».

Расслабленные мышцы вздрагивали от касания мочалки. Роза не ведала, чьи руки дарили нежную заботу. Отключившись от внешней среды, чувствуя облегчение, ощущала скатывание накопившейся грязи, оседающей на дне мутью. Хотелось больше-больше воды, тереть-тереть кожу, пока тело не задышит свежестью.

Роза желала избавиться от грязи, засевшей не только в порах, но и в блеске глаз, чтобы видеть мир в добром свете. И помогала воде, шепча: «Прочь, прочь чёрное, больное, чужое и худое». От всей души, надеялась осилить удушливую тяжесть дней, проведённых в одиночной камере.

Воздух в её воображении пропитался голубизной, светом, весельем. Запах хозяйственного мыла обернулся ароматом неведомых трав. Благоухая, звал на просторы бескрайних цветущих полей.

Рассудок птицей понёсся туда, к лучам приветливого солнца, к дарящей надежду радуге, от только что прошедшего слепого дождика. Роза даже почувствовала, будто последние капельки ударились о лицо. «Как здорово мечтать! Хоть тут осталось раздолье. Хвала мозгам за то, что на это способны. А может люди вовсе мечтают не ими?» – подкинуло сознание подлое колебание.

Неподражаемый визг Поганки, окончательно, разогнал удовольствие. Глаза открывать не хотелось, а пришлось.

Толстуха вытирала руки. «Она меня мыла…» – Роза ощутила, как удивление отпечаталось на лице, хорошо, что сокамерница увлеклась перешептыванием с Рыжухой. Чайник собирала с пола воду. Роза взяла у Климактерички полотенце и обернулась. Чайник подхватила таз, понесла к унитазу.

– Ой! Набрызгала много, – стушевалась Роза, вознамерившись вытереть лужи, потянулась за тряпкой.

– Совсем ошалела, – буркнула Чайник и оттолкнула её.

Роза растерялась, прижимая к себе мокрое полотенце.

– Накинь, и под одеяло, озябнешь, – выручила Климактеричка, подавая майку и трусы.

– Спасибо. Вы мой спаситель, – согласилась Роза.

Быстро одевшись, не без удовольствия юркнула в постель. За наслаждением, забыла про Поганку: получалось, худенькая женщина попала в некую мерку между приятным и досадным восприятием. Роза водила руками по одежде, не веря, что отсутствует привычная липкость, вызывающая скверное настроение. Она упивалась бы сладкой невесомостью и дальше, но негу разогнал стук зубов: ощущение сквозняка пронизывало насквозь.

– Ба! Стукачок подвалил, – голос Поганки усилил зябкость.

Роза натянула до подбородка одеяло, дыша шерстяным духом. «Хоть не плесенью воняет, и ладно», – радовалась она, надеясь оценить и тепло.

Удерживать дрожь не получалось.

Поганка нагло хихикала.

– Что смешного? Помогли бы, – вмешалась Золотка.

– Я-я-я! – закричала Рыжуха, поднимая высоко руку нетерпеливой первоклашкой.

– Давай, если завелась, – улыбнулась Золотка.

Рыжуха, усердно пыхтя, взгромоздилась на нижнюю перекладину кровати, просунула руки между перил и положила Розе на голову.

– Вылезай из берлоги! – Рыжуха потянула за волосы.

Роза поморщившись, приподнялась на подушке.

– Кочупатки вытяни, да котелком не крути, мечтай об Африке, – велела спасительница.

– Об Африке, ну загнула! Сама-то таковую зырила? – усмехнулась Поганка.

Глава 11

Зубы постукивали, а шея и плечи уже пропитывались теплом. Оно явно исходило от рук Рыжухи. Горячие пальцы перебирали мокрые волосы. Роза попыталась узнать, как это у той получается. Изловчившись, увидела огненно-рыжую шевелюру и залюбовалась.

Причёска Рыжухи состояла из туго заплетённой косы, уложенной венцом. Отдельные волоски торчали подобно начищенной медной проволоке, поблескивая очаровательным ореолом. Имей Кремовая Роза более мелкие черты лица, сошла бы за красавицу. Но Силы Рождения поскупились на красоту, одарив помимо крупных веснушек широким носом, лишив тем самым обаяния, вживив в смолянисто-чёрные навыкат глаза едко-пронизывающий блеск озлобленности. Пухлые алые губы, будто всегда накрашенные, кривились в ухмылке, показывая удивительной белизны зубы.

«Интересно, она маскируется под злюку или впрямь ненавидит мир?» Терялась в догадках Роза. Если бы пригляделась, то заметила, что плечи Рыжухи испуганно вздрагивали, а руки вечно что-то нервно теребили.

Нет на свете существ, обделённых полностью. Создатель обязательно чем-то утешит.

Вот и Кремовая Роза владела завидной силой и ловкостью. В свои тридцать шесть дала бы фору любому мужчине, рискнувшему вступить в поединок. К тому же Рыжуха искренне верила: удача всегда рядом, пока человек топчет землю.