Я слежу за тобой

И все же я понимаю, что была к Холли несправедлива. Может, от нее исходила уверенность, но не счастье. Я знала, что она ранима и одинока. Я поняла это по тому, как она меня обнимала, таяла в моих объятиях, будто я… будто я была ее матерью.

Ей не хватало любви. А мы с Джейкобом были рады щедро поделиться ею с Холли. Но в ее глазах было что-то еще – пугавшая меня пустота. И пугающая до сих пор. Она подталкивала меня к мыслям о том, как далеко может зайти Холли ради того, чтобы заполнить эту пустоту? И что именно она хотела найти в нашей семье?

Теперь, глядя на сидящую передо мной мягкую игрушку, я жалею о том, что мало слушала свой внутренний голос. Я жалею, что просто отмахнулась от своих страхов, свалив все, как обычно, на паранойю.

Я беру мягкого кролика в руки и прощупываю, ища острые предметы, камеру, провод.

Там ничего нет. Кролик оказывается просто кроликом.

Вот до чего я дошла.

До разговора о мистере Блинкерсе с Дэниелом я положу кролика в коробку и уберу в примыкающую к спальне гардеробную, где до него не доберется Джейкоб. Я открываю коробку с нашими паспортами и свидетельствами о рождении и кладу игрушку туда. Когда я с силой запахиваю створки коробки, руки у меня дрожат. В гардеробной темно, и я вылетаю оттуда, едва переводя дух.

Ладно, думаю я. Если за мной кто-то – или пусть это будет Холли – следит, пытаясь запугать, я тоже буду следить за ним.

Я знаю, что Дэниел уехал с Джейкобом в магазин на арендованной машине. Они еще не вернулись, но я могу ходить пешком. По дороге из аэропорта Пирсона мы проезжали мимо магазина электроники недалеко отсюда. Свежий воздух мне не повредит, к тому же надо выбраться из этого темного дома с его гнетущей атмосферой и не поддающимися разгадке секретами.

Я выхожу из дома, запираю за собой дверь и обозреваю улицу. Все спокойно. Я иду по мощеной подъездной дорожке и замечаю мужчину. С кружкой в руке он сидит на крыльце дома из серого кирпича, расположенного прямо напротив нашего. Крыльцо узкое, как у всех домов в этом квартале. Там нет места даже для стола. Просто белый пластиковый крутящийся стул справа от коричневой входной двери.

Он неотрывно на меня смотрит. Я изучаю его: худое, вытянутое лицо изможденного вида; тонкие волосы соломенного оттенка; острые узловатые колени, выпячивающиеся под рыжевато-коричневыми штанами. Мог ли он установить камеры у нас в доме? Это смешно, и я снова ловлю себя на том, что поддаюсь мною же раздутой панике.

Надо подойти и представиться, как полагается нормальной соседке, но я не чувствую в себе желания. Да и взгляд у него не очень-то дружелюбный. Поэтому я направляюсь в конец Сиреневой аллеи, потом возвращаюсь назад. Он по-прежнему на меня смотрит. Проигнорировав его, я поворачиваю налево к витиеватой вывеске, гласящей: «Добро пожаловать в Блоссом-Корт – ваш район».

Плотные серые тучи грозят разразиться дождем. Я совсем не знаю Торонто. Мы находимся далеко от центра города, и здесь нет захватывающих дух видов на горные хребты, океан или реку. Только другие люди по соседству, что может таить в себе опасность еще большую, чем та, от которой мы уехали.

Вся взмокшая и взвинченная, сорока минутами позже я добираюсь до магазина. Там под люминесцентными лампами при виде знакомой витрины я успокаиваюсь и направляюсь в отдел товаров для безопасности дома. Сердцебиение снова учащается, когда я прохожу мимо отдела фототоваров с «Никонами», «Лейками», штативами и экспонометрами. Но я не останавливаюсь. Я бросила свое занятие фотографией, потому что оно не шло на пользу ни мне, ни семье. Как бы это ни было больно, я выбрала Дэниела и Джейкоба.

Мне на глаза попадаются лампочки, которые на самом деле представляют собой беспроводные камеры видеонаблюдения. Беру одну в руки, испытывая при этом чувство вины, которое появляется всякий раз, когда я трачу деньги. Это результат того, что я выросла бок о бок с просроченными счетами на оплату отопления и уведомлениями о выселении.

– Вам помочь? – слышу я голос.

Быстро обернувшись, я вижу парня чуть за двадцать с мужским японским пучком в форменной синей футболке магазина.

– Да. Как вот эти, хорошие? – Я показываю на видеокамеры в виде лампочек.

– В зависимости от того, как вы собираетесь их использовать.

– Просто для безопасности вокруг дома.

– Только снаружи?

Не знаю. Как далеко я готова зайти? Кто-то пытается меня запугать, но я отказываюсь становиться пленницей в собственном доме с постоянно направленным на нас глазком видеокамеры. Дэниел и Джейкоб имеют право на частную жизнь, даже если этого права нет у меня.

Я не перестала подглядывать за Холли после той первой ночи в лесу рядом с террасой. Вовсе нет. Это превратилось практически в ночную привычку. Я ждала, пока Дэниел точно уснет, если он вообще находился в этот час дома, ибо он частенько проводил время с членами клуба «Каньон», внезапно ставшими его друзьями. Потом потихоньку шла к заднему выходу и, затаив дыхание, открывала раздвижную дверь к бассейну. На шее у меня болтался фотоаппарат, на ногах надеты беговые кроссовки с хорошим протектором, чтобы не убиться, соскользнув со скалы.

Те фотографии были искусством, ни в коей мере не скабрезные, однако вызывающие. Мои снимки Холли с мужчиной через окно ее дома. Или мужчинами. Я ведь не знаю наверняка, был ли это один и тот же или их было больше. Мои снимки получились красивыми отчасти благодаря своей утонченности и едва уловимым очертаниям. Они были неочевидной, интригующей историей, которую зритель пытается прочитать, глядя на изображение в кадре. Кого бы ни приводила Холли к себе в спальню, я прекрасно понимаю, что это делалось втайне. Если Джон с Лизетт и находились дома, то либо ничего не знали, либо им было наплевать.

А для меня было важно эти фотографии спрятать. Я представляю, как бы это смотрелось, попадись фотографии кому-нибудь на глаза: женщина средних лет фотографирует няню в ее собственной спальне. Но на самом деле все было не так. В тех снимках не было ничего незаконного или явного. То было искусство, предназначенное исключительно для меня одной.

Я держала фотографии в запертом ящике у себя в красной комнате в ванкуверском доме, и Дэниел ничего о нем не знал. Я ему никогда не рассказывала. Это могло бы стать очередным доказательством того, что я уступаю ему в выдержке, что он был прав, когда сглаживал и даже отметал мои страхи, считая их невротическими наклонностями ревнивой, боящейся потерять контроль над собственной семьей мамаши.

До переезда я уничтожила все фотографии в камине. Черт. Вот к чему свелась вся моя страсть к фотографии. А после того как у меня не осталось другого выбора, кроме как показать Дэниелу все, чем занималась Холли в нашем доме, я молотком разнесла на кусочки обе мои радионяни. Я навсегда удалила все видео из приложений на смартфоне, а затем снесла сами приложения.

Не осталось никаких улик.

– Мэм? Вам нужны камеры только снаружи дома или внутри тоже?

Я резко возвращаюсь в настоящее и отвечаю на вопрос продавца:

– Только снаружи.

– Тогда эта модель – хороший выбор. Можете установить по одной над гаражом, входной дверью и окнами, чтобы засечь злоумышленника. Если вы опасаетесь именно этого.

Я опасаюсь, что кто-нибудь будет стоять, возвышаясь над нашей кроватью, пока мы будем спать, но вслух этого не произношу.

– Она срабатывает на движение?

– Конечно, срабатывает. Она посылает вам уведомление, если улавливает движение.

Я мысленно подсчитываю выходящие на улицу окна на первом этаже, прибавляю входную дверь и выход на задний двор.