Я стану твоим ангелом

Я выросла худой, нескладной, с угловатыми плечами, острыми коленками и тонкими, как две спички ногами, девочкой. После смерти родителей моим опекуном стала бабушка. Вместе с ней мы жили на те деньги от страховки, которую ежемесячно получали после разорения фирмы отца. Сумма немаленькая, но и не слишком большая. На еду и оплату учебы и дома вполне хватало.

Помню свое первое платье, которое я хотела надеть на школьный бал в канун Рождества. Бабушка с гордостью достала его из своего шкафа, сияя от нахлынувших воспоминаний далекой молодости.

– Вот оно!
– Ее улыбка наполнила меня теплом и нежностью.
– Именно в нем твоя мама встретила свою судьбу. Этого охламона Чарли!

Я тихо охнула и попыталась скрыть во взгляде разочарование.

На минуту показалось, что этот запыленный кусок материи достался ей в наследство от её бабушки, а ей - от её прабабушки и так далее до десятого колена. Но другого выхода не было. Купить платье на один вечер было для нас непозволительной роскошью. Тогда, совладав с обидой и слезами, я решила сама привести невзрачное платье в более или менее приличный вид. Залатала на подоле несколько дырок, проеденных молью, аккуратно подшила низ, чтобы оно село по росту, с помощью английских булавок сузила талию, а из оставшегося материала смастерила поясок и кокетливый бантик.

«Не красотой внешней ценен человек, - говорила бабушка Мэри, заплетая мои непослушные волосы в тугие косы. Кажется, она все чувствовала и винила себя за то, что не могла дать мне то, что могла бы дать мама. Модные советы, красивые наряды, а главное будущее. – А внутренней, Беллз. Без внутренней красоты человек – настоящее чудовище. Запомни это, девочка».

Интересно, почему тогда страшилкой называют меня, а не блондинку Лорен из параллельного класса?

Но, не посмев перечить, я послушно закивала головой и завертелась у зеркала, ища плюсы в своем внешнем виде. Выглядело не так уж плохо. Скоромно и… неприметно.

– О, Беллз. Была бы я помоложе, я бы ради тебя горы свернула, – пряча слезы, проговорила бабушка.

Подбежав к плачущей старушке, я плюхнулась рядом на диван и крепко обняла её за шею.

– Я знаю, бабуль, знаю, – причитала я, поглаживая седые волосы.
– Только не плачь, все будет хорошо!

Услышав неожиданный звонок в дверь, мы одновременно вздрогнули. Бабушка Мэри потянулась за палочкой.

– Не вставай. Я открою, – и, влетев в холл, настежь распахнула входную дверь.

На пороге нашего дома стоял продрогший до костей мальчик-посыльный.

– Белла Свон? – протараторил он, стуча зубами.

– Да, это я.

– Вам посылка. Распишитесь.

Парнишка всучил мне накладную и ручку, и я, черкнув на листе закорючку, получила взамен небольшую коробку, обклеенную синей праздничной фольгой.

– Кто там, Беллз? – прокряхтела бабушка Мэри, наконец-то доковыляв до входной двери.

– Да вот… Посылка…

– От кого?

– Не написано, – выдохнула я.
– Просто Изабелле Свон и пожелание счастливого Рождества!

– Вот это сюрприз! Чудо-то какое! Так открывай быстрее, детка, чего стоишь!

Не церемонясь, я на глазах у бабушки разорвала праздничную обертку в клочья и открыла коробку.

На самом дне лежало простенькое атласное платье цвета первого январского снега и нежный цветок подснежника.

Почти весь вечер я тихо, никого не беспокоя и не мозоля глаза, простояла в уголке за большой белой колонной, сжимая у груди хрупкий стебель весеннего цветка. Королевой бала объявили разодетую в пышное розовое платье Лорен, а соседский парнишка Джейк, в которого я была влюблена чуть ли не со второго класса, покраснев от смущения, пригласил на танец серую мышку Анжелу Вебер.

Но несмотря на это сердце мое пело от счастья.

Бабушка ушла за два месяца до того, как мне должно было исполниться восемнадцать. Ужасные были времена. Ох… столько воды утекло. Остаться одной, в пустом доме, где кроме тебя не было не единой родной души, с кучей долгов по квартплате и обучению.

Безусловно, меня поддерживали все, кто когда-либо знал бабушку Мэри или же моих покойных родителей. Но что тогда для меня значила их поддержка? Дарящие на миг надежду слова сожаления о доставшейся тяжелой доле? Соболезнования, денежные пожертвования на первое время, сочувствующие взгляды и холодные объятия. Я не запоминала их лиц, не хранила оставленные на журнальном столике адреса и телефоны на случай, если будет совсем плохо. Я была полностью уверена в том, что осталась в этом мире совсем одна, и никакие уговоры не могли убедить меня в обратном.

Когда я уходила в свою комнату и ложилась спать, бабушка Мэри доставала бутылку настоящего шотландского виски, хранящегося в тайне за высоким кухонным шкафом, наливала в кофейную чашку и делала вид, что, читая очередной толстенный сборник Фицджеральда, попивает ароматный горячий напиток. Однажды проводя генеральную уборку в доме, я обнаружила тайник и сразу поняла, почему бабушка так часто засыпала вечерами прямо в кресле, не поднимаясь в комнату.

Тогда бутылка сослужила мне очень добрую службу!

Первый раз в жизни я напилась до состояния полного беспамятства.

Первый раз за последний месяц кожей ощутила чувство долгожданного спокойствия.

– Пап! Я хочу вон того плюшевого мишку! Хочу! Хочу! Хочу! – пискляво голосила с экрана телевизора веснушчатая девчушка в красном комбинезоне. Отец снял с магазинной полки игрушку и, ласково потеребив дочку за пухлую щечку, вложил ей в руки долгожданный подарок.

Обычная предновогодняя реклама магазина игрушек стала для меня последней каплей.

В осеннем пальто, в легких домашних балетках на босую ногу я выбежала на улицу и долго бродила по знакомым кварталам, пока алкоголь полностью не выветрился из моей головы. Я не хотела возвращаться туда, где единственным моим собеседником была тишина и отражение исхудавшей осунувшейся девушки в зеркале.

– Белла! Белла! Куда же ты! Белла! – прокричала соседка, миссис Гретхем, из окна своего дома, но, кажется, тогда я даже не услышала её обеспокоенного оклика и вихрем пронеслась мимо.
– Белла!

Из приоткрытых окон домов сладко пахло праздником, черничным пудингом и семейным уютом, а ко мне, казалось, навсегда пристал запах смерти и слез.

Вместо того, чтобы свернуть в нужный переулок и вернуться обратно домой, я зашла в супермаркет и купила… нет, не очередную бутылку хмельного напитка, чтобы вновь забыться и отодвинуть все свои проблемы на второй план, а обычный пакет пастеризированного двухпроцентного молока. В наследство с большим домом и протекающей на кухне крышей мне достался еще и вредный рыжий кот.