Я стройнее тебя!

Она, можно считать, осталась одна.

Это плохо, и не только потому, что поиски не дали результатов. Пока не появится живая Энни, которая разрушит иллюзии Дэйва или просто скажет ему, что он свободен, Бетц и не рассчитывает добиться от него взаимности. Само собой, есть вероятность, что ее сестра и этот обалденный парень бросятся друг другу в объятия, и Бетц придется забыть о своих надеждах навсегда, но все в руках судьбы. Хочет ли она на самом деле спасти Энни или нет? Она все никак не находит ответа на мучающий ее вопрос, и это выбивает из колеи. Она проделала такой путь на запад, чтобы выручить Энни, то есть освободить ее, чтобы она навсегда отказалась от Дэйва, но что делать, если Энни настолько глубоко спрятана в этом здании, что они не смогут ее вытащить? Удастся ли Бетц завоевать симпатичного Дэйва Бермана в отсутствие неявившейся стороны? Она смущается, потому что он все время рядом, и ее тело то и дело посылает ей зашифрованные сигналы. Их смысл понятен не до конца.

Ночь в горах ясная и прохладная, шепот тополиных листьев действует ей на нервы, а шея Дэйва с красивыми мускулами так четко видна даже в лунном свете, что она только и мечтает прикоснуться к ней, к тому месту у самой линии волос. Она постарается его не тревожить, будет вести себя тихо-тихо, ведь ей просто хочется сидеть поближе к этому потрясающему парню. Но что будет, если он заметит? На склоне холма холодно. Воздух такой разряженный, что ей никак не согреться. Она должна воспользоваться такой возможностью. Ей хочется пристроиться рядом с ним, она не станет мешать ему, ничего не попросит, пусть они только посидят рядом в темноте, оставаясь друг для друга просто Бетц и Дэйвом.

Хрустнула ветка. Когда стараешься не шуметь, всегда находится какая-нибудь ветка.

Когда они впервые увидели эти запертые стальные двери, глаза Дэйва из серо-голубых стали свинцовыми. Его взгляд погас. А теперь и его голос звучит тяжело и мрачно.

— Чего тебе?

— Хочешь пить? — Бетц смущенно протягивает ему бутылку. Это последняя из тех, что у нее были, и она, скажем так, решила ее обменять. Уступить вкусный напиток в обмен на несколько слов. А если повезет, то и на его улыбку. — Он холодный.

— Давай. Спасибо, — он отпивает глоток и отдает ей бутылку. — А ты?

— Спасибо. — Она пьет, словно прикасается к его губам. Она решает, что сейчас, в сумраке, среди шепчущих тополей, под журчание далекого ручейка, самый подходящий момент осторожно задать вопрос, который ночью в горах покажется совершенно естественным, как звуки природы. — Ты ее так любишь?

— Кого?

В его ответе не чувствуется ни капли преданности, и она вскидывает голову.

— Энни. Ты же ради нее в такую даль приехал.

Дэйв вместо ответа задает ей неожиданный вопрос:

— А ты?

— Что я?

— Ты любишь Энни?

— Она наша сестра.

— Она моя девушка. — Да-да, но Дэйв неожиданно делает паузу и добавляет: — Как мне кажется.

— И ты мне, конечно, не объяснишь, что это означает, да? — Ей хотелось бы сесть по-другому, чтобы как следует видеть его лицо, но она боится нарушить то, что происходит сейчас между ними.

— Я скажу тебе, когда сам пойму, — отвечает Дэйв.

— Но когда мы отправились в путь, ты просто с ума сходил, так хотел ее разыскать.

— Ну да. Я же знаю, каково оказаться в таком месте.

— Ты так и не сказал откуда.

— Мою двоюродную сестру тоже отправили в такое заведение.

— Извини. — После этих слов наступает такая гнетущая тишина, что Бетц спрашивает: — А теперь с ней все в порядке?

Он откашливается.

— Она умерла.

— Какой ужас!

— Поэтому я не позволю, чтобы это случилось еще с кем-нибудь из моих знакомых.

Теперь Бетц становится радостно и весело, она приятно взволнована.

— Конечно. Конечно, не позволишь. — «Только этого я и хотела. Теперь можно ехать домой». Подумав так, она сразу же раскаивается. — Мы спасем ее, — торопливо добавляет она. Мне просто пришла в голову глупость, Энни, прости меня. — Мы должны.

— И мы сделаем это.

— Да, сделаем, как бы страшно и трудно это ни оказалось.

— Разумеется.

— А когда мы ее найдем… — в мыслях она уже перенеслась в будущее.

Он немедленно отвечает:

— Мы с ними расправимся.

Ей хватает ума не спрашивать, каким образом.

— Хочешь еще пить?

— Спасибо, давай. — Они долго молчат, передавая друг другу бутылку. Бетц думает, что сейчас она и Дэйв Берман, который так ей нравится, близки, но мысль обрывается, не завершившись. К чему они близки? В очередной раз взяв у нее напиток, он случайно проводит пальцами по ее руке. И так же нечаянно, как ей кажется, его пальцы переплетаются с ее пальцами. Пустую бутылку она перекладывает в свободную руку и ставит на землю. Никто из них не принимал решений, но они держат друг друга за руки.

Дэйв произносит:

— Ведь ничего не случится, правда.

— О чем это ты?

Он указывает на блестящий «кусок сахара».

— Там, внизу.

— Думаю, нет. Их оттуда не вытащить, разве только позвать на помощь части особого назначения, полицейских или гвардию, а двери взорвать фанатами и отправить внутрь ударную группу со специальным оружием.

— А вызвать мы их не можем, потому что Преданные имеют лицензию, и все совершенно законно.

— И потому что наши родители подписали контракт. Они сами отправили ее туда.

— А она сейчас там?

— Этого мы не знаем.

— Она там, — говорит Дэйв, — она именно там.

— Думаю, ты прав.

Высоко в горах все странным образом усиливается. Настроение поднимается, чувства сверхъестественно обостряются. Еще не успела зашевелиться у них за спиной земля, а по спине уже побежали мурашки, как будто их тела, настроенные на нужный канал, уже получили сообщение. Они вскочили на ноги еще до того, как в зарослях позади них началось какое-то движение.

Открылся люк потайного хода, и оттуда появился худой лысый человек.

Дэйв пробормотал:

— Господи!

— Именно. — Этот человек так стар, что им даже приблизительно не оценить его возраст, но очень подвижен; одет он, по их представлениям, как ниндзя: в черный свитер и черные джинсы. — По крайней мере, насчет Господа Бога ты не ошибся.

Бетц решает заговорить.

— Кто вы?

— И что вы имеете в виду?

— Меня зовут брат Теофан. Нет-нет, я не тот самый Теофан, меня просто назвали в его честь [36] .

36

Знаменитый монах (1912–2003), родом из Вьетнама, провел последние годы своей жизни в США; писал статьи и книги.