Я стройнее тебя!
Шрифт:
— Три фунта, Дэвлин. Ты набрал три фунта. Ты нарушил правила, и тебе стоит исповедаться.
— Это вода. Я перед взвешиванием выпил целый галлон.
— Чепуха. Признавайся.
— Я возмещал жидкость в организме. Правда. — Я врал и получал от этого удовольствие. Его злила моя наигранная улыбка. — После тренировок нужно восстанавливать жидкость. Так говорит Преподобный Эрл.
— Как бы не так. Видно же, сколько на тебе жира.
— Что это тебя так тянет на нравоучения? — Ну да, честно говоря, не нравится мне этот тип.
— Это не нравоучения. Я СТРОЙНЕЕ ТЕБЯ. — Он сильно
Я посмотрел. Я пришел в отчаяние.
— Да это же ничего не значит. Это просто вода.
Еще недельку Найджел проведет в спортзале, позанимается на тренажере для живота — и присоединится к небожителям. Будет носить маленькие плавки, на которых написано его имя, а в клубе у него будет собственная кровать с наполненным водой матрацем, с атласными простынями и плюшевым покрывалом. На завтрак, ланч и на Рождество ему будет доставаться отбивная и омары.
— Чушь какая. Признавайся.
— Клянусь, это отек.
Он ухмыльнулся.
— У тебя неделя.
— Я все это сброшу. — Слова Найджела вселили в меня страх. Больше меня не поймают. Как только здесь все закончится, я пойду в туалет и потренируюсь засовывать пальцы в горло.
Но моей капитуляции Найджелу было мало. Он прищурился и посмотрел на меня с осуждением и насмешкой, так, как смотрят худые.
— Дэвлин, ты с кем-то встречаешься?
— Кто, я? — Я испытал просто восхитительное чувство. Я был взволнован. И испуган. Ложь — сильнейший наркотик. Как и еда. — Нет, что ты.
— Ты же знаешь, что мы делаем с обращенными, которые вступают в какие-нибудь связи. Ну так что, еще раз тебя спрашиваю. Ты с кем-то встречаешься?
— С каких это пор ты говоришь «мы»?
Мы стояли лицом к лицу. Раньше меня защищало пузо, и люди не могли подойти ко мне так близко. Понимаете, как ни высокомерен был со мной Найджел, я все-таки сбросил уже целую тонну. Вместе со словами изо рта у него вырывалась волна ядовитых испарений. Тело Найджела сжигает само себя. Он рявкнул:
— Так да или нет?
Я моргнул.
— Вовсе нет. Никоим образом. Нет-нет. — Какой кайф можно испытать, когда врешь!
— Ты знаешь, что случится, если тебя поймают, да? Вначале разденут догола, и все будут стыдить тебя. — Его желтые глазки сверкали. С каким смаком он рассказывал все это. — Потом полагается публично исповедаться, и исповедь везде покажут по кабельному, а после этого зрители увидят, как ты проходишь сквозь строй с голой задницей, и ты сообщишь, что совершил, и назовешь все имена. Эту видеокассету отправят на нашу телесеть и разошлют во все наши филиалы по всему миру.
— В наши филиалы?
Он улыбнулся хитрой и надменной улыбкой.
Значит, это правда. Найджел уже взлетел в Послежирие. Этого тупого, нахального подлеца миропомазали, или уж не знаю, что там делает со своими избранными Преподобный Эрл. Он обогнал меня. Я читал это в его снисходительной усмешке.
— Потом эту пленку будут шесть недель подряд показывать в столовке во время каждого приема пищи. — Если бы я был кошкой, я
выгнул бы спину и зашипел.— И давно ты стал говорить про филиалы «наши»?
— Мы будем день и ночь крутить эту запись в женском общежитии, так что крошка, с которой ты тайком встречался, тоже все увидит, и ты станешь ей так же омерзителен, как и мне. — Изо рта у Найджела пахнуло, словно из недавно дезинфицированного унитаза. — Конечно, если ты сейчас во всем не признаешься.
Я попятился.
— Мне не в чем признаваться.
Но Найджел уже не мог остановиться.
— Когда тебя поймают, тебе придется выплатить штраф. Не говоря уже о том, что тебе предстоят чистки и голодание, потому что за это ты и платишь, когда отправляешься сюда, в Сильфанию, ведь здесь гарантируется достижение результата. Если ничего не сработает, то тебя заставят совершить восхождение вон на то страшное плато и провести там тридцать дней на хлебе и воде, так что я тебя спрашиваю, стоит ли рисковать?
Дайте человеку капельку власти, и он превращается в чудовище. Найджел стал каким-то диктатором из стран третьего мира, безжалостным, как фашисты, которых показывают в кино.
— Чем ты зарабатывал себе на жизнь, Найджел?
Мой вопрос застал его врасплох.
— Я был тренером по футболу.
— Работал со старшеклассниками?
Он не пожелал ответить.
— Выпускники собрали деньги, чтобы отправить меня в Сильфанию. Им было стыдно за то, что я такой жирный.
— Вполне понятно, — ответил я.
Он приблизился ко мне, сияя той же самодовольной улыбкой.
— И вот я сбросил вес! Но я задал тебе вопрос, Дэвлин. Ты с кем-то встречаешься?
— Отстань.
«Чертов Найджел, — думал я, — всего-навсего тренер, но здесь он меня, преуспевающего финансиста, обогнал».
— Так я и думал. Потворствуя маленьким слабостям, ты подвергнешь себя непередаваемому позору. Так я тебя спрашиваю, СТОИТ ЛИ?
Готов поклясться, что да. Но я сказал волшебное слово, чтобы избавиться от него. Я даже немного сгорбился, чтобы мои слова звучали убедительнее.
— Нет.
— Ну ладно. — В своем блокноте он поставил галочку напротив моего имени. Потом протянул руку и взял пластмассовую чашу. — Ты очистился и готов принять состав.
— Ты что, не доверяешь мне принять это самостоятельно? — А ведь я должен быть благодарен ему за то, что он навел меня на некоторые мысли.
— За теми, кто прибавил в весе, необходимо наблюдение. — Фраза вылетела у него машинально, как будто он зазубрил ее по книге.
— Найджел, тебя что, треснул по башке своей священной книгой Преподобный Эрл?
— Прими состав. Ну же. — В том, как он держал бумажный стаканчик, было что-то особенное.
— Не следи за мной, я сам все приму. Послушай, черт возьми, я же за это заплатил!
— Три фунта, Дэвлин. В ближайшие три недели тебе полагается двойная доза.
— Ну, ладно-ладно. — Я взял стаканчик и отвернулся.
— Под наблюдением.
Я повернулся обратно к нему и выпил, а он смотрел на меня. Состав пах отвратительно. Но обычно так пахнет все, что считается полезным. Я проглотил все до капельки и сказал, пока во рту еще булькала жидкость: