Я тебя найду, Колючка
Шрифт:
– Хорошо.
– Опять врёшь?
Я ничего не отвечаю. Ощущение, словно мы там, в минской гостинице. Я заболела, а он ухаживает за мной. Руки гладят мою кожу… И я вижу только его карий взгляд, который меня раздевает…
Я встрепенулась. Он тоже меня разглядывает. Ой, как же, наверное, я сейчас плохо выгляжу. Когда плачу, лицо распухает, словно пчёлы искусали. Но, кажется, он всем доволен. И на секунду, мне показалось, вновь засветились озорные огоньки в его глазах. Да нет, показалось.
Непроизвольно одёргиваю летний халатик, в котором я лежу перед ним. На улице стоит жара,
Он будто читает мои мысли и проводит рукой по расположившейся на подушке толстой косе. Довольно улыбается:
– Ты совсем не изменилась. Пару маленьких деталей добавилось. Но мне нравятся эти изменения.
Не успеваю подумать, что всё это значит, потому что Кузя, внимательно наблюдая за нами, резюмирует:
– А мне повезло. В нашем посёлке папа есть не у всех.
– Повезло, сынок, - подтверждаю я.
Никита в ответ на мои слова нежно улыбается.
– Никита, а почему ты зовёшь мою маму Марго? Я никогда не слышал, чтобы её так называли.
– А что, мама против?
– Нет, мне нравится.
– И мне, - сообщает Кузя.
Мне действительно это нравилось тогда. И сейчас нравится, потому что появился он. А до этого момента я вздрагивала, когда слышала имя Марго по телевизору или читала книгу с таким именем у героини. Это всё слишком остро напоминало о нас. И это было очень больно.
– Кузя, а когда ты пришёл? Ты же должен был только через час появиться дома?
– Так я чуть-чуть покатался. И захотелось тебя поцеловать. Приехал на самокате, а тут возле кровати Никита сидит. Он мне объяснил, что ты от радости в обморок упала. Так, Никита?
– Так, всё так. Почувствовал, значит, - ответил Никита, а мне незаметно моргнул.
– Спасибо, - тихо ответила я.
– Вот мы и познакомились, пока ты спала.
– Долго это было? – спрашиваю у Никиты.
– Долго. Очень долго. Чуть с ума не сошёл. Минут двадцать. Уже всё испробовал. Потом просто стал тебя звать. А Кузя помогал мне.
Они, эти двое мужчин, всё говорили и говорили. То со мной, то между собой. Сидели рядом, а от них исходило такое тепло, что моя лихорадка не была уже такой неприятной. В какой-то момент я почувствовала снова, как тогда в гостинице, когда рядом со мной стояла белая корзиночка с оранжевыми розами, что должно скоро непременно произойти что-то хорошее. Попыталась словить этот момент, находясь между моими любимыми людьми, но на веранде послышались шаги.
– Скорую тут вызывали?
– Дежавю. Марго, ну что у нас с тобой за встречи? Я нахожу тебя, а потом приезжает скорая.
– Не понял, - удивился доктор.
– Мы вызывали. Только наша мама сама очнулась.
– Сейчас осмотрим вашу маму.
– Кузя, сбегай, пожалуйста, на кухню за ложечкой, чтобы маме горлышко посмотреть, - Никита деликатно отправил сына из спальни, а сам даже не пошевельнулся.
Его бровь приподнялась: мол, я никуда отсюда не уйду, пока не узнаю, что скажет доктор. Но сегодня
на мне присутствует нижнее бельё. Радуюсь, что с утра надела новое. Это же надо, чтобы так совпало. В кои-то веки мне повезло. Не приходится краснеть. Впрочем, приходится. Никита с меня не сводит глаз.– Вы муж?
– Да, - Никита снова уверенно врёт, как и тогда.
Прибегает Кузя. Приносит ложечку.
– Очень хорошо. Ничего страшного не нахожу, - Кузя и Никита довольно улыбаются. – Говорите, был сильный стресс?
– Да, очень сильный, - отвечает вместо меня Никита, я так понимаю, чтобы весь огонь взять на себя, если что.
– Положительный?
– Да, - тороплюсь ответить, чтобы не подставить Никиту.
Никита хмурится и показывает мне кулак.
– Раньше были у вас обмороки?
– Никогда.
– К сожалению, положительный стресс, если очень сильный, может вызвать такую же реакцию, как и отрицательный. Давайте градусник, - доктор изучает. – Похоже на термоневроз. Почти тридцать девять. Поднялась температура на сильный однократный стресс, как при очень сильном испуге. Чаще выше тридцати семи с половиной не поднимается в таких случаях. Более высокая обычно бывает, когда за близких переживают, - вижу, как снова хмурится Никита на слова доктора.
– Сбивать будем?
– Нет, - хором отвечаем мы с ним, и тут уже довольно улыбаюсь я.
Никита хитро щурится:
– Я сделаю укол, если понадобится. Вы говорите, на что обращать внимание.
– Сможете?
– Уже делал, - я при этих словах краснею ещё больше, хотя и так уже давно пунцовая от волнения и температуры.
– Хорошо. Внимание обращайте на все непонятные симптомы. Короновирус никто не отменял. Ограничения по району ослаблены, но уровень заболевания так быстро не снижается. Маловероятно, конечно, что так совпало в вашем случае. Но всё же, если появится одышка, сразу нас вызывайте.
– Спасибо, доктор! Я провожу, - Никита, как всегда, всё взял в свои руки.
Они уходят, а Кузя набрасывается на меня. Мы с ним валтузимся на кровати, как обычно, он хохочет, а я лохмачу ему волосы на голове. Только спустя какое-то время замечаю, что Никита стоит в проходе и молча за нами наблюдает.
Глава 20
Я могу только представить, о чём он сейчас думает. Я помню, каким он может быть добрым, порядочным… Но сегодня он впервые видит сына. Я вздыхаю. Смотрю ему в глаза. В них боль и какое-то отчаяние. Вижу, как пытается улыбнуться мне.
Кузя, заметив моё замешательство, поворачивается к нему и радостно изрекает:
– Иди скорее к нам. Ты же теперь папа. А папе нужно любить маму и детей. Значит надо меня любить. Иди скорей, обнимемся. И мы будем любить тебя. Знаешь, как моя мама меня любит?
Никита медленно подходит. Впервые вижу, что он не знает, как ему поступить. И что теперь делать. Я отодвигаюсь на середину кровати, чтобы появилось место и для него.
Улыбается и садится рядом. Кузя залазит с ногами на кровать и обхватывает его за шею. Вижу, как у Никиты на доли секунды влажнеют глаза. Но он быстро справляется с эмоциями, в отличие от меня, и обнимает сына.