Я тебя никогда не забуду

Кирилл по моему заданию провел разведку. Он проследил Риткиного мужа от дома в Люберцах до университета. Выяснил его расписание.

Дальше на сцену являлась я. Расчет был на то, что Александр догадывался о Риткиных изменах. И задумывался над тем, чтобы отплатить ей тем же. К тому же вряд ли он смог бы устоять перед такой, как я. Был он неловкий, застенчивый, поэтому мало для кого из женщин привлекательный. Тем более для легкой и быстрой связи. Такие, как он, доценты, годятся только для того, чтобы везти семейный воз.

Мы с Киром разыграли целый спектакль. Кандидат наук ездил на «Жигулях». Однажды его машина, стоявшая возле университета, не завелась. Тут как тут случился Кирилл на своем «Москвиче»: «Шеф, помочь?» (Тогда еще в порядке вещей было, когда человек сам на дороге предлагает подмогу сломавшемуся или забуксовавшему и даже денег за это не берет.) А рядом с Кирой, на переднем сиденье, сижу я, вся такая красивая, веселая, коленки наружу…

Кирилл делает несколько пассов над раскрытым капотом, в районе трамблера и карбюратора, доцент смотрит, как баран на новые ворота, я незаметно, якобы выйдя прогуляться, легким движением руки вытаскиваю из выхлопной трубы тряпку. Чих-чих-чих, мотор завелся!

– Ох, не знаю, как вас благодарить! – мычит жертва, а сам на меня так и косится.

– Ну что вы, что вы!

Доцент неловко пытается сунуть Кириллу трешку.

– Прекратите! – хмурится тот.

И тут вступаю я, кокетливо:

– Ну, вы можете в знак благодарности угостить нас с братом, например, чашечкой кофе.

Клиент балдеет оттого, что красивый водитель «Москвича» – не муж, не любовник, а всего лишь брат, и немедленно соглашается.

Заранее разведан близлежащий ресторанчик и даже прикормлен швейцар.

Одним кофе дело не ограничивается. Заказано двести коньяку и рыбная нарезка. Пью практически одна лишь я – мужчины за рулем. Хохочу, касаюсь то плеча доцента, то его коленки.

Кирилл озабоченно смотрит на часы:

– Ох, мне пора бежать! Проводите сестренку?

Доцент расплывается, весь масленый:

– Конечно, конечно!

Он довозит меня на своей лайбе почти что до самой квартиры, которую мы снимаем с Кириллом, – но все-таки я прошу остановиться на достаточном отдалении. Тянется ко мне слюнявым ртом. Один поцелуй разрешается вместе с весьма красноречивыми намеками на будущее и обменом телефончиками (Александр, как и следовало ожидать, дает мне свой рабочий, я называю ему первые попавшиеся цифры).

Наконец пора: у доцента завтра библиотечный день, и я сама бесстыдно звоню ему из автомата и предлагаю встретиться. А там – по паре коктейлей в полутемном баре «Закарпатские узоры» на Пролетарке, такси до Люберец, заезд в винный за коньяком…

Все предусмотрено: такси тормозит у самого подъезда, и пока клиент расплачивается, я уже шмыгаю внутрь, шапка надвинута на глаза, никто из досужих жильцов – кто, возможно, пялится сейчас в окно, – сроду не опознает.

И дальше все как по писаному – даже странно, что я делаю это первый раз в жизни. Мне весело и азартно. Когда я как бы сдалась и мой милый, дрожа от нетерпения, расстилает постель (койка – обязательная часть программы, моя Риточка должна увидеть своего Сашеньку во всей красе). А я вливаю в его фужер истолченный, заранее разведенный димедрол:

– Давай, дорогой, еще по глоточку.

Мне пришлось самой почти раздеться и раздеть его. Слава богу, он вырубился раньше, чем дело дошло до того, к чему он так стремился.

Я снова одеваюсь и открываю дверь Киру…

Единственное, чего мы опасались: переборщить с дозой. Убивать невинного человека я не хотела. Недолить тоже нехорошо – пациент мог проснуться до явления Ритки и замести следы. Но у Кирилла были хорошие консультанты – точнее, консультантши, уже занимавшиеся подобного рода бомбежкой.

Эх, жалко: не видела я лица Ритки, когда она уставилась на поруганную квартиру, голого спящего мужа… Как в один момент в ее глазах оказалось опоганено все, чем она гордилась: самое ценное – украдено, ненаглядный – изменил…

Интересно, что я сама нисколько не чувствовала себя преступницей. Не больше, чем в тот момент, когда самый гуманный суд в мире впаял мне два года в колонии-поселении. Ощущала только радость, что все идет по плану. Испытывала, можно сказать, чувство глубокого удовлетворения.

…Поиск ценностей у Ритки и отход из ее квартиры мы проводили не как бог на душу положит, а продуманно. Я все ж таки не случайно два года к рассказам своих товарок, соседок по отряду, жадно прислушивалась. А они хоть и не воровки были, не разбойницы, не грабительницы – в основном по бытовым статьям срока мотали, – но круг общения имели соответствующий. Мужичкам их много чем было с сожительницами поделиться. И потому те в разбоях, кражах и ограблениях разбирались не хуже любого рецидивиста. Поэтому я заранее знала, где обычно устраивают зажиточные граждане тайники в квартирах: в постельном белье, унитазном бачке, вытяжке, банках с крупой… Впрочем, в случае с Риткой все оказалось еще проще, почти напоказ: деньги – в справочнике по математике, драгоценности – в салатнице…

Уходили мы с Кирой тоже по науке. Я тщательно протерла все поверхности, ручки и двери, к которым мы могли прикасаться. Вымыла от димедрола коньячные бокалы, но поставила их обратно на журнальный стол рядом со спящим, чтобы моя подруга разом оценила всю диспозицию. И даже схулиганила: подбросила (опять же предварительно вытерев отпечатки) под кровать свою старую помаду – ее же, Риткин, давний подарок. Я хотела, чтобы она разглядела привет от меня. Может, догадается, что случившееся было местью. Как там, в Библии, рассказывала нам Евгения Михайловна? Мне отмщение и аз воздам…

Потом я залепила пластилином глазки в дверях у соседей на лестничной площадке. Кирилл сходил за машиной (он оставлял ее у ближайшего дома) и подогнал свой кар прямо на площадку, под козырек подъезда.

Вскоре мы покинули квартиру – клиент мирно спал – и сбежали с шубой, видюшником и двухкассетником. В мановение ока погрузили все в багажник – и ходу. Нас никто не заметил.

И в тот же вечер – да здравствуют обширные связи моего любовника! – мы сдали и Риткину шубу, и видак, и двухкассетник, и золотишко барыге, который жил в отдельной квартире на Цветном бульваре. Задешево, конечно, по сравнению с рыночной ценой, но так у нас появились первые настоящие деньги, три тысячи рублей. Не то что жалкая кирилловская заначка, которую только на аванс за три квартиры и на хавчик с бензином хватило. Нам еще требовалось насобирать капусты для того, чтобы заплатить проводнику. А брал он много, и в долларах.

Однако Рита была не первым нашим делом. Сперва мы ударили по Полине, завсекцией меховых изделий. Моей начальнице и моей подставщице. Еще на «химии» я долго гадала: где у нее-то слабое место? Мужа у Полины не было – умер, как говорили, года за два до нашего знакомства. Детей – тоже. Любовник? Но завсекцией относилась к мужикам презрительно-потребительски. Спала с ними только для пользы дела или ради материальных благ.

Но вот однажды я вспомнила, с каким нескрываемым трепетом Полина всегда упоминала о своей даче: «Эх, завтра выходной, поеду я на дачку…» Или: «Ах ты господи, тащиться придется в эту Пицунду – что ж у меня на даче-то будет, все зарастет…» А летом и осенью она проживала там постоянно и ездила на работу в универмаг на электричке из своего подмосковного поселка.