Я тебя заколебаю!
Шрифт:
А значит этому чуду нужно «а» – где-то жить, «б» – помочь с подготовкой к вступительным экзаменам. Ведь ребёнок просто само очарование и местный гений! Во всём, что не касается русского языка и литературы, ага.
– Нет, мам. Я не могу взять на себя эту важную миссию, - прислонившись спиной к холодильнику, я украдкой вздохнула, возведя глаза к потолку. Маман распиналась уже минут пятнадцать и у меня устало все: рука, мозг, ухо и телефон.
Последний недвусмысленно пиликал, напоминая о том, что его батарея не бесконечная. И я бы с удовольствием повесила трубку, но…
Подозрительный
– Мама, я перезвоню, - хрипло выдохнула я в трубку, обрывая звонок и убирая телефон в карман домашних штанов. Сглотнула, пытаясь не поддаваться набирающей обороты панике. И схватила первое, что подвернулось под руку – томик собраний сочинений Александра Сергеевича Пушкина, оказавшийся тут непонятно каким для меня образом.
Тихий скрип двери прозвучал в лучших традициях фильма ужасов. Зловеще и пробирая до самых костей. Ей богу, я только чудом не подпрыгнула на месте, намертво вцепившись в несчастную книгу. А когда следом раздались мягкие, осторожные шаги, неумолимо приближавшиеся к кухне, как к единственному источнику света во всей квартире, я сделала ЭТО.
Я, блин, совершила самую большую ошибку из всех возможных. Шагнув навстречу высоченной мужской тени, появившейся на пороге кухни, я выпалила «Держи фашист гранату!» и со всей дури врезала переплётом томика Пушкина по носу грабителя.
После чего, для пущего эффекта приложила им же по затылку. И только после этого соизволила внимательно посмотреть на гостя, пострадавшего от бессмертного творчества великого русского поэта девятнадцатого века. К моему удивлению, посреди коридора растянулся мужчина, постанывая и зажимая рукой изрядно кровоточивший нос. Он был в почти чистой футболке, рваных джинсах и…
В кедах. Очень. Знакомых. Кедах.
Ах ты!
– Веня, ты идиот? – обречённо протянула я, глядя на это чудо сверху вниз. Машинально прижав к груди томик Пушкина, который я так и не выпустила из рук. Про себя подозревая, что вопрос этот из разряда риторических.
И что соседа явно контузило ещё до нашего с ним знакомства. Потому что нормальные люди в такой ситуации не будут ржать как лошадь Пржевальского.
Не будут и всё тут!
Глава 6
– Если бы ты родилась во времена Святой Инквизиции, тебя бы… Ай! Больно же!
– Терпи, - я осторожно ощупала пострадавший нос, пытаясь вспомнить всё, чему нас учили на курсах оказания первой помощи. Никогда б не подумала, что, в общем-то, бесполезное и пройденное исключительно для галочки обучение может мне когда-нибудь пригодится. А поди ты, пригодилось же!
Хмыкнув, я ещё раз прошлась пальцами по опухшей переносице парня. Жаль только, что там никто не уточнил, что для правильного и своевременного оказания помощи пациента нужно обездвижить и отправить в бессознательное состояние.
То есть связать и врезать по кумполу ещё раз, чтоб не мешал его лечить!
– Араньев, сиди смирно! – рыкнула я, в который раз отпрянув от него. Потому что возмущался
мой сосед не только вслух, но ещё и активно жестикулируя при этом. И если вы думаете, что мой хорошо поставленный командирский рык его хоть сколько-то впечатлил…– Так вот! Если бы существовали курсы по бытовому насилию, то ты бы… Ай!
Ну да, если вы думаете, что сосед впечатлился, то не знаете вы моего соседа. Абсолютно. Вениамин продолжал возмущённо бурчать, размахивать руками и строить из себя жертву того самого бытового насилия.
Даже не подозревая, как мало меня отделяет от того, чтобы сделать это реальностью. Ей богу, меня так поурочное планирование с рабочими программами на каждую параллель и предмет не раздражали как этот конкретный индивидуум!
– Араньев, пожалуйся, сиди смирно, а не то…
– А зачем тебе спирт? – заданный невинным тоном вопрос сначала обескуражил, а потом разозлил. И когда мне опять прилетело по бедру рукой этого болезного, я попрощалась с собственным терпением окончательно и бесповоротно.
Поставив пузырёк с перекисью на стол рядом с открытой аптечкой, я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. И ткнула его указательным пальцем в лоб, заявив:
– Сам виноват. Вот серьёзно, Араньев. Ты. Сам. Виноват.
После чего, воспользовавшись секундным замешательством соседа, оседлала его бёдра, сжав коленями бока. Обхватила его плечи руками, медленно скользя вниз по предплечью к локтям. И с силой прижала его ладони к своей талии, выдохнув удивлённо хлопавшему глазами Араньеву в лицо:
– Дёрнешься или уронишь – покажу на практике, как выглядит фраза «забить собеседника чайным пакетиком до смерти». Понял?
– А…
– Не беси меня, Араньев. Сиди, терпи и молчи! – нагнувшись в сторону, я взяла со стола новый ватный диск и тюбик мази. И с угрозой произнесла в каких-то жалких сантиметрах от удивлённо приоткрытых губ. – Ты меня понял? Кивни, если понял!
Вот так мы и замерли секунд на тридцать: Араньев на табуретке, я на Араньеве, вцепившись в застывшего как каменное изваяния парня ногами и руками. И только громкое тиканье настенных часов, да ненавязчиво играющая мелодия из колонок ноутбука нарушали повисшее между нами молчание.
Напряжённое и густое, от которого сердце начинало стучать подозрительно быстро, а мысли сворачивали в совсем уж непотребном направлении. Да так стремительно, что я почувствовала как краснею, невольно сглотнув и глядя прямо в льдисто-серые глаза напротив.
А Вениамин будто мысли читал. Улыбнулся легко и понимающе, пальцами погладил мою поясницу. И выдал, нарушая очарование момента:
– У тебя там колбасы не осталось? Ну, той, сырокопчёной?
Ещё никогда в жизни я так стремительно, а главное - болезненно, не окуналась в реальностью. Даже утро после пьянки по поводу защиты моего диплома меркло по сравнению с этим невинным и совершенно, просто напрочь убивающим романтику вопросом. Тогда я всего лишь узнала, что гордые выпускники филфака способны на всё, в том числе и на призыв демона по всем правилам чёрной магии. И плевать, что наш куратор на демона не тянул от слова совсем до этого судьбоносного момента. А сейчас…