Я убийца

Я вспоминаю сейчас об этом с некоторой иронией, но тогда было не до шуток. Сознание вернулось ко мне спустя три-четыре недели. Адская боль охватила абсолютно все тело. Я не мог пошевелиться и ощущал себя, словно в пустоте, не чувствуя ни рук, ни ног, ни головы – только боль. Мне казалось, что я целиком и есть одна сплошная боль. Иногда мне слышались чьи-то шаги, отдаленные звуки людской речи. Постепенно я начинал чувствовать тело, но вместе с этим нарастала и боль. Сказать я ничего не мог, но ощущал, что в меня постоянно что-то вонзали, что-то шевелили во мне. Это заставляло сознание разрываться на части: в мозг словно входили раскаленные до бела иглы. Словом, первые впечатления были такими, будто я попал в Ад.

Чем больше проходило времени, тем отчетливее я ощущал свое переломанное и истерзанное тело. Иногда становилось настолько невыносимо, что хотелось раствориться в небытии, но разве можно сбежать из Ада? Но это было не самое страшное – самое страшное ждало меня впереди. Пока же я считал, что меня запихали в Преисподнюю, самое последнее пристанище, Геенну огненную. Как же я ошибался: на самом деле это были последние мгновения моего пребывания в Раю, ведь я тогда не знал всей страшной правды. Если ты думаешь, что ты в Аду, значит, ты пока еще точно не в нем. И поверьте мне: жизнь иногда гораздо ужаснее смерти.

Глава VIII

Давайте жить так, чтобы даже гробовщик

оплакивал нашу кончину.

М. Твен

7 апреля 2015 года. Пять дней до Пасхи. 16 часов 05 минут.

Помещение морга было почти полностью обложено кафельной плиткой. В углу расположился большой холодильник. Над пластиковой столешницей, прикрученной к стене, висели на скотче разные бумажки с множеством заметок. Под потолком светила одинокая огромная хирургическая лампа. Посередине стоял стол из нержавейки. Из него на поперечном креплении торчали весы для взвешивания органов, чуть левее лежали инструменты, больше напоминавшие пыточные, нежели медицинские. С болтающегося, почти достающего до пола душевого шланга капала вода и тоненьким ручейком стекала через закрытый решеткой сток в канализацию.

– Ну, что я могу вам еще сказать? В принципе, обо всем, что я обнаружил, я сообщил Александру еще утром.

Дмитрий Геннадьевич, патологоанатом, натянул на руки медицинские перчатки и привычным движением откинул простыню с трупа, лежавшего на столе. Девушка уже была отмыта от крови. На ее голове в местах, где снимали кожу, чтобы добраться до мозга, остались большие швы. Еще один огромный шов в виде латинской буквы «Y» красовался на теле и уходил под простыню. Что было там дальше, Сергею не хотелось ни видеть, ни знать.

– Она была изнасилована? – обходя стол, спросил Станислав Владленович.

– Если только по собственной воле.

– В каком это смысле? – прижимая к носу платок, с трудом выдавил из себя Сашок.

– А вы вообще читали материалы, которые я вам дал? – скрестив руки на груди и сурово сдвинув брови, возмутился Дмитрий Геннадьевич.

– Я в любом случае не в курсе, не успел ознакомиться с вашими исследованиями. Расскажите мне, – трогая зашитую дырку в боку убитой, спокойно проговорил Пименов.

– Хорошо! – Дмитрий Геннадьевич оперся руками о блестящее железо стола и завис над трупом. – Соскобы, взятые мною для проверки ДНК, показывают, что за последние сутки у нее было трое партнеров.

– Ого! – расцвел в улыбе Александр. – Слаба на передок-то мадам, оказывается. С тремя за день!

– Заткнись, Сань, – рявкнул на него Сергей. – Продолжайте.

– Рана, на которую вы сейчас обратили внимание, была проделана острым предметом, медленно. Затем несколько раз орудие провернули внутри.

– Чтобы кровь не сворачивалась?

– Все верно. Тот, кто сделал с ней это, хорошо разбирается в анатомии. Нож, найденный на месте преступления, к ранам убиенной не имеет никакого отношения. Орудовали очень острым инструментом. Возможно, боевым или охотничьим ножом, но никак не кухонным. Раны ровные, сделаны в одно движение. Лезвие, способное нанести такие увечья, должно быть очень хорошего качества. Вы легко сможете понять это, если вспомните, как трудно разделывать мясо. Потом ей наложили повязку, чтобы кровь скапливалась в теле, а точнее, в брюшной полости. Это доставляет немыслимые страдания. На самом деле именно от этого она и умерла, а не от того, что ей разрезали рот и вырвали язык.

– А разве его не отрезали, как пальцы?

– Скорее всего, его зажали пассатижами или клещами, провернули и резко дернули. Но никак не отрезали, – свой рассказ патологоанатом сопровождал наглядными жестами. – Чтобы добраться до языка, ей в рот вставили нож, – он снова продемонстрировал это на себе, прикусывая ребро ладони. – Р-р-ра-а-аз, и все. Затем оттягивай нижнюю челюсть и орудуй щипцами. Убийца, должно быть, всю одежду забрызгал кровью.

– Почему тогда его никто не заметил? – удивленно поинтересовался Александр, стараясь не смотреть на тело.

– Он мог переодеться, что, скорее всего, и сделал. Не думаешь же ты, что он после того, как разделался с ней, пошел гулять по улице с окровавленным ножом в руках? А одежду сжег, наверное.

– Точно сжег, – согласился Сергей.

– Господи, меня сейчас стошнит, – пробормотал Александр, а его желудок выдал характерные позывные.

– Можешь не сдерживать себя, я потом все смою. Что естественно, то небезобразно. У меня позавчера студенты были, так мой ассистент Гошка, тот еще шутник, представляете, завернул бутерброд в фольгу и спрятал его в теле, а потом якобы обнаружил при вскрытии и со словами «У-у-у! Он еще тепленький!» надкусил прямо на глазах у изумленной публики. Так у меня тут полкурса такой рвотный фонтан устроили, что я почти час пол отмывал. А потом еще час приводил их в чувство. Точнее наоборот. А, впрочем… – он махнул рукой и заулыбался сам себе.

– Шутки медиков всегда отличаются особой остротой ума.

– А куда деваться, Сергей? С нашей-то работой. Если воспринимать все всерьез, можно и вздернуться!

– Да как к такому можно привыкнуть? – снова пересиливая себя, произнес Сашок.

– Человек – такая скотина, которая привыкает ко всему. Вы же не чувствуете отвращение, когда разделываете, например, говядину или свинину? Так и здесь то же самое.

– Но ведь тут-то не говядина со свининой, – пробурчал Александр.

– А какая разница, молодой человек? Если вас посадить в чан, простите, с дерьмом, то только поначалу запах будет казаться отвратительным, но уже примерно через полчаса-час ваши рецепторы адаптируются, и вы перестанете его замечать. Физиология!

– Ужас, – Сашок зажмурился, а его желудок снова дал знать о себе.

– А что насчет миорелаксанта? – отрывая взгляд от трупа и пристально смотря на доктора, спросил Пименов.

– Ну, что я вам могу сказать? Это вещество просто так не купишь. Да и на заказ его сложно достать. Этот специальный препарат поставляется в реанимационные отделения по госраспределению, и за него отчитываются так же, как за морфий или любое другое вещество подобного типа. Вряд ли кто с ним будет связываться: сидеть никто не хочет.