Я умею прыгать через лужи

– Да, - произнес он, - у каждого свои заботы. Вот у меня от ревматизма так и сводит плечо, так и сводит. Я знаю, что такое беда!
– Он взял было вожжи в руки, потом спросил: - А как поживает твой старик?

– Неплохо. Он объезжает пять лошадей миссис Карузерс.

– Миссис Карузерс!
– фыркнул О'Коннор. Потом он добавил: - Спроси, не займется ли он моей кобылой-трехлеткой. Она еще не ходила под седлом. Спокойная, как ягненок. Сколько он берет?

– Тридцать шиллингов.

– Слишком дорого, - решительно сказал он.
– Я дам ему фунт - это хорошая цена. У кобылы нет ни на грош норова. Спроси его.

– Хорошо, - обещал я. Он дернул вожжи.

– Будь я проклят, если знаю, чего ради такой парнишка, как ты, болтается чертовой ночью по дорогам, - пробормотал он.
– Но-о! Трогай!

Лошадь вздрогнула и пошла.

– Будь здоров, - сказал он.

– Доброй ночи, мистер О'Коннор. Когда он отъехал, Джо вынырнул из-за деревьев бегом помчался к коляске.

– Я совсем закоченел, - нетерпеливо проворчал он.
– Ноги стали совсем как деревянные; если их согнуть, они сломаются. Чего он так долго торчал здесь? Поехали скорее!

Он влез мне на колено, и мы снова тронулись в путь. Джо дрожал от холода и все время принимался ругаться из-за сгоревших штанов:

– Мать здорово рассердится. У меня есть только еще одни, и те в дырках.

Я изо всех сил дергал и толкал ручки, прижимаясь лбом к спине Джо. Коляска подпрыгивала на неровной дороге, длинные удочки постукивали друг о дружку, а угри перекатывались из стороны в сторону в мешочке у наших ног.

– Одно хорошо, - сказал Джо, стараясь хоть чем-нибудь утешиться, прежде чем штаны сгорели, я успел все вынуть из карманов.

ГЛАВА 21

Однажды бродяга, присевший отдохнуть у наших ворот, рассказал мне, что знал человека, у которого не было обеих ног, и все же он плавал как рыба.

Я часто думал об этом человеке, плавающем как рыба, Но я никогда не видел, как люди плавают, и не имел представления о том, какие движения надо делать руками, чтобы держаться на поверхности.

У меня хранился толстый переплетенный комплект газеты для мальчиков "Приятели", где была статья о плавании. Она была иллюстрирована тремя картинками, изображавшими человека с усиками в полосатом купальном костюме; на первой он стоял с руками, вытянутыми над головой, глядя прямо на читателя; на второй руки пловца находились под прямым углом по отношению к телу, а на третьей руки были прижаты к бокам. Стрелки, идущие по кривой от рук к коленям, обозначали движение руки вниз, которое автор статьи называл "Гребок на грудь". Этот термин вызывал во мне слегка неприятное ощущение, поскольку слово "грудь" напоминало мне о матери, кормящей младенца.

В статье говорилось, что лягушка при плавании также пользуется приемом "гребок на грудь". Я поймал несколько лягушек и посадил их в ведро с водой. Они нырнули на дно, затем поплыли по кругу, потом поднялись вверх, выставили над водой ноздри и замерли, распластав лапки. Наблюдение за лягушками дало мне не много, но я твердо решил научиться плавать и летними вечерами стал тайком ездить на своей коляске к озеру, в трех милях от нас.

Там я и начал практиковаться.

– Озеро находилось в котловине, оно было совеем скрыто крутыми, высокими берегами, поднимавшимися террасами на двести - триста ярдов над уровнем воды. Видимо, эти террасы продолжались и под водой, так как уже в нескольких ярдах от берега дно резко опускалось на большую глубину; там протягивали тонкие нити водоросли, и вода была холодной и неподвижной.

Никто из ребят в школе не умел плавать, да и среди взрослых в Туралле я не знал ни одного, кто бы умел. Подходящих мест для купания поблизости не было, и только в нестерпимо жаркие вечера люди, поддавшись сильному искушению, ходили на озеро, которое всегда считалось опасным местом. Детей предостерегали, чтобы они держались от него подальше.

Однако ребята, пренебрегая порой родительскими советами, барахтались в озере у самого берега, стараясь научиться плавать. Если при этом присутствовали взрослые, они не сводили с меня глаз и не подпускали близко к "ямам", как мы называли места, где дно вдруг уходило из-под ног. Они уносили меня к берегу на мелкое место, Потому что их беспокоило то, как я ползу по камням или пересекаю полоску ила у самой воды.

– Эй, давай я перенесу тебя!
– говорили они. Они привлекали ко мне внимание всех присутствующих. Когда взрослых не было, ребята как будто не замечали, что я ползаю, а не хожу. Они обливали меня водой, облепливали илом во время наших битв или наваливались на меня и колотили мокрыми кулаками.

В таких драках, когда мы кидались илом, я представлял собой великолепную мишень, так как не мог увертываться или преследовать нападавших. Я легко мог бы уклониться от участия в этих схватках: стоило лишь запросить пощады и предоставить победу противникам. Но, поступив так, я уже не мог бы оставаться на равной ноге с мальчишками. Я навсегда превратился бы только в наблюдателя, и ребята стали бы относиться ко мне так же, как к девчонкам.

Я не сознавал, что руководствуюсь в своих действиях какими-то соображениями, и не понимал, что поступать так, а не иначе заставляет меня стремление добиться полноправия. Я действовал из неясных побуждений, которые не мог объяснить. Так, когда передо мной вырастал мальчишка, решивший во что бы то ни стало забросать меня илом, я полз прямо на него, не обращая никакого внимания на летевшие в меня комья, и в конце концов, когда я находился уже совсем близко и готов был схватиться с ним, он поворачивался и удирал.

То же самое происходило и в драках на палках. Я сразу бросался в бой я принимал на себя сыпавшиеся удары, - ведь только таким путем я мог добиться уважения, с которым дети относятся к победителям во всех играх.

Умение плавать весьма высоко ценилось ребятами, и обычно если ты умел лежать на воде лицом вниз, передвигаясь по дну с помощью рук, то уже считалось/что ты научился плавать. Но я хотел плавать там, где глубоко, и так как другие дети очень редко ходили на озеро, я стал ездить туда один.

Оставив коляску в кустах акаций, я карабкался вниз по поросшим травой террасам до берега, там раздевался, переползал камни и полосу ила и добирался до песчаного дна. Вода там была мне по грудь, когда я сидел.

В статье, напечатанной в "Приятелях", ничего не говорилось о том, что надо сгибать руки и выбрасывать их вперед так, чтобы они легко тли по воде, не оказывая ей сопротивления. По картинкам у меня сложилось представление, что процесс плавания заключается в движении вытянутых рук поочередно вверх и вниз.

Я добился того, что мог держаться на воде, с силой колотя руками, но двигаться вперед я еще не умел. Только на втором году, поговорив у наших ворот о плавании с одним "сезонником", я научился правильно двигать руками.

После этого я стал плавать с каждым разом все лучше, и пришел день, когда я почувствовал, что могу поплыть куда угодно. Я решил испытать себя над "ямами".

Был жаркий летний вечер, и озеро казалось синим, как небо. Я сидел голый на берегу, наблюдая за черными лебедями, которые далеко на воде то поднимались, то опускались, плавая по крошечным волнам, и препирался с тем Другим Мальчиком, который хотел, чтобы я отправился домой.