Я умею прыгать через лужи

– Там можно нажить большие деньги, - повторял он.
– В Квинсленде много земли расчистили.

– Верно, - соглашался отец.
– Вот Кидмен - человек не скупой. Он и тебе предоставит шесть футов земли после того, как поработаешь на него сорок лет. Пиши, проси у него место.

Артур Робинс, погонщик волов, был родом из Квинсленда. Когда Питер спросил его, почему он уехал оттуда, Робине ответил: "Там живет моя жена", и это объяснение вполне удовлетворило Питера. Потом Питер спросил его, каков он, этот Квинсленд, и тот сказал: "Чертовски скверное место, но все равно так туда и тянет, ничего с собой не поделаешь".

Он был маленького роста, с жесткими, торчащими бакенбардами, между которыми возвышался огромный нос, открытый всем ветрам. Беззащитный нос, красный, весь в рябинах; отец, знавший Артура, как-то сказал, что, видно, нос изготовили сначала, а потом уже приделали к нему Артура.

Питер считал, что Артур похож на вомбата: {Вомбат - сумчатое животное, напоминающее большого сурка. (Прим. перев.)}

– Каждый раз, как его вижу, мне хочется спрятать от него картошку.

Замечания о его внешности не обижали Артура, но стоило сказать слово о его волах, как он немедленно раздражался. Однажды, объясняя трактирщику в Туралле причину своей драки с приятелем, Артур сказал:

– Я молчал, пока он издевался надо мной, но не мог стерпеть, когда он стал ругать моих волов.

Это был проворный, живой человек, любящий повздыхать о том, что "жизнь тяжела". Он произносил эту фразу, вставая после обеда, чтобы возобновить работу, или уходя домой из пивной. Это не была жалоба. Она выражала какую-то длительную усталость, дававшую себя чувствовать, когда Артуру приходилось вновь браться за работу.

Когда Питер остановил лошадей у палаток, обитатели лагеря уже наполнили кружки черным чаем из чайников, висевших над огнем.

– Как дела, Тед?
– крикнул Питер, слезая с дрог. И, не ожидая ответа, продолжал: - Ты слыхал, я продал гнедую кобылу?

Тед Уилсон подошел к бревну, держа кружку с чаем в правой руке и сверток с едой в левой.

– Нет, не слыхал.

– Бэри купил ее. Я сначала дал ему на пробу. Ну, эта никогда не подведет.

– Я тоже так думаю, - заметил Тед.
– Кобыла хорошая.

– Лучшей у меня не было. Она привезет пьяного домой и всегда будет держаться той стороны дороги, какой надо.

Артур Робинс, который, когда мы вошли, присоединился к обедавшим, пожал плечами и произнес:

– Ну вот, понес! Теперь пойдет рассказывать, как он растил эту кобылу.

Питер добродушно посмотрел на него:

– Как поживаешь, Артур? Уже нагрузил?

– Разумеется. Я ведь из тех ребят, что от дела не бегают. Вот думаю обзавестись упряжкой лошадей и бросить работать.

– Ты так и умрешь в ярме, - добродушно съязвил Питер.

Я не слез с дрог вместе с Питером, замешкавшись в поисках своей кружки, и, когда спустился на землю и направился к группе беседовавших мужчин, они с изумлением уставились на меня.

Тут я вдруг впервые почувствовал свое отличие от других. Это чувство удивило меня. На секунду я в замешательстве остановился. Потом волна гнева поднялась во мне, и я двинулся вперед, быстро и решительно переставляя костыли.

– Кто это с тобой?
– спросил Тед, поднимаясь на ноги и рассматривая меня с интересом.

– Это Алан Маршалл, - сказал Питер, - мой товарищ. Иди сюда, Алан! Разживемся у этих ребят какой-нибудь жратвой.

– Здравствуй, Алан!
– сказал Принц Прескотт, словно гордясь тем, что давно меня знает.

Потом повернулся к остальным собеседникам, торопясь объяснить им, почему я на костылях.

– Это тот самый парнишка, у которого был детский паралич. Он чуть было не помер. Говорят, он никогда не сможет ходить.

Питер сердито обернулся к нему.

– Какого черта ты болтаешь?
– резко спросил он.
– Что тебя укусило?

Принц растерялся. Остальные удивленно уставились на рассерженного Питера.

– Что я такого сказал?
– спросил Принц, обращаясь к товарищам.

Питер что-то пробурчал. Он взял мою кружку и налил мне чай.

– Ничего особенного. Но больше этого не повторяй.

– Так у тебя нога больная, да?
– сказал Тед Уилсон, стараясь разрядить напряжение.
– Бабки подкачали, да?
– Он улыбнулся мне, и остальные тоже улыбнулись его словам.

– Вот что, - внушительно сказал Питер; он выпрямился, держа мою кружку в руке.
– Если храбростью этого парнишки подбить башмаки, им износа не будет.

Я почувствовал себя совсем одиноким среди этих людей, и даже слова Теда Уилсона не могли рассеять этого чувства. Замечание Принца показалось мне глупым, Я был уверен, что снова начну ходить, однако гнев Питера придал словам Принца значение, которого они не заслуживали, и в то же время вызвал во мне подозрение, что, по мнению этих людей, я никогда больше не буду ходить. Мне захотелось очутиться дома, но тут я услышал, что сказал Питер о моей храбрости, и от восторга забыл обо всем услышанном раньше. Питер поднял меня до уровня этих людей - больше того, он вызвал у них уважение ко мне. А в этом я нуждался больше всего.

Я был так благодарен Питеру, что мне захотелось как-то выразить свое чувство. Я старался стоять к нему как можно ближе, а когда резал баранину, которую он сварил накануне, дал ему лучший кусок.

После обеда лесорубы стали грузить дроги Питера, а я отправился побеседовать с Артуром, погонщиком волов, который готовился к отъезду.

Его волы - их было в упряжке шестнадцать штук - стояли спокойно и жевали жвачку, полузакрыв глаза, как будто все их внимание сосредоточилось на работе челюстей.

У каждого из них на шее лежало тяжелое дубовое ярмо, и его закрепленные концы выступали над головой животного. Через кольца, вделанные в середину каждого ярма, была продета цепь, прикрепленная одним концом к дышлу.

Два коренника были короткорогие животные с толстой, сильной шеей и могучим лбом. У остальных волов рога были длинные и острые. Ведущими шли два вола хартфордширской породы, большие и мускулистые, с добрыми, спокойными глазами.

Артур Робинс собирался тронуться в путь. Его огромные дроги стояли нагруженные бревнами.

– Тут больше десяти тонн, - сказал он хвастливо.

На нем был выцветший комбинезон из толстой бумажной ткани и подбитые гвоздями сапоги с железными набойками. Свою замасленную войлочную шляпу Артур украсил полоской зеленой кожи, продернутой сквозь надрезы в тулье.

Он кликнул свою собаку, лежавшую под дрогами.

– Погонщик, который позволяет собаке разгуливать под повозкой, не знает своего дела. Волы этого не любят. Марш назад!
– прикрикнул он на пса.
– Они начинают лягаться, - объяснил он, подтягивая штаны и застегивая потуже пояс.
– Вот, кажется, все и готово.