Я в любовь нашу верю...
Шрифт:
«Она сведет меня с ума прежде, чем мой план осуществится», — мысленно простонал Данбурит, не в силах оторвать взгляда от Минако. Не приходилось сомневаться в том, чей дочерью она была — Темному Адонису показалось, что он увидел рождение Венеры своими глазами. Пусть Айно не делала ничего такого, что могло вызвать душевный трепет и благоговение, да и обнаженной она не была, однако Эйсу и этого хватило сполна. Он пребольно ущипнул себя за бедро, чтобы развеять глупое наваждение, и к тому моменту, когда Минако подошла к шезлонгу, Данбурит успел взять себя в руки и сделать вид, что увлечен чтением.
— Как
— Замечательная! — ответила она и тут же полюбопытствовала. — Что читаешь?
— Сценарий, — буркнул Эйс.
— Вот как? — оживилась Минако. — Можно и мне посмотреть?
— Нельзя, — вырвалось у него против воли, и парень понял, что натворил — сейчас Айно начнет задавать много вопросов, на которые ей совсем не обязательно знать ответы.
Девушка обескураженно замолчала, и лицо ее вытянулось в немом удивлении.
— Но мне кажется, что я должна знать сценарий, раз уж буду сниматься в клипе…
— Золотце мое, поверь: это совершенно необязательно, — Кейто опустил бумаги и обезоруживающе улыбнулся. Знала бы она, каких усилий это ему стоило! — Слов у тебя, как таковых, нет, а что делать — тебя скажут по ходу съемок.
— Странно… — хмыкнула Минако. — Но, может, ты сделаешь для меня одно маленькое, но приятное исключение? — она вернула Эйсу улыбку и невинно захлопала ресницами.
— Нет.
— А если я скажу «пожалуйста»?
— Все равно — нет, — отрезал Эйс и подумал, что ему нравится отказывать, идти против себя и своих стремлений угождать Венере всегда и во всем.
— Совсем-совсем? — поддавшись азарту, Айно едва не перегнулась через столик, но Кейто ответил ей молчанием.
Вдали тоскливо прокричала чайка, белой стрелой пролетев над водами бухты, и Минако, обижено надув губы, вернулась в шезлонг. Данбурит вздохнул с облегчением. Этот раунд тоже остался за ним.
— Совсем-совсем никак? — раздался с соседнего места робкий возглас, и Адонис расхохотался.
— Ох, Мина-Мина! Боюсь представить, какой ты была в детстве, когда просила у мамы очередную куклу или леденец на палочке. Наверное, даже святой не устоит перед твоими увещеваниями, — проговорил он, наконец, утирая выступившие на глаза слезы. — Говорю в последний раз: ты обо всем узнаешь завтра.
— Хорошо, — смирилась, наконец, Айно и улеглась обратно в шезлонг. Однако любопытство ее все еще не было удовлетворено.
— Пожалуй, мне следует отнести сценарий в бунгало, чтобы он тебя не раздражал, — вдруг сообщил Кейто, поднимаясь. — Скоро вернусь.
Через минуту Минако вновь осталась в гордом одиночестве, слушая печальные крики чаек и ласкающий слух однообразный шум прибоя и шорох жестких пальмовых листьев над головой. Размышляя о том, что день грядущий ей готовит, Айно, не глядя, потянулась за бутылкой минеральной воды, что стоял на столике; однако вместо запотевшей холодной поверхности ее пальцы нащупали свернутый в трубочку лист бумаги. Приподнявшись, Минако взяла рулон в руки и внимательно, не без интереса, рассмотрела его. Похоже, на внутренней стороне листа было что-то напечатано. Девушка, воровато оглянувшись по сторонам —
нет ли поблизости Эйса? — развернула его.Это был не сценарий, а слова песни, на которую, видимо, и должны были снять клип. Айно тут же погрузилась в чтение, пробегая взглядом стихотворные строки, пропитанные тоской, горечью и безответным чувством:
У меня нет сил, чтоб устоять
И не бежать
К тебе сквозь преграды.
Мотыльком лечу я на огонь,
Лишь скажи, слово мне скажи…
Я в твоих глазах,
Гордость потерял.
Все, что окружает,
Брошу я к твоим ногам.
Убьешь меня, если уйдешь,
Мне оставаться здесь невмочь.
Я сконфужен донельзя
Здесь одиночество и боль
Я знаю, это не пустяк
Какой я все же был дурак!
Моя душа тобой полна,
И у меня нет сил, чтоб устоять…
У меня нет сил, чтоб устоять,
Что делать мне?
Без тебя погибну.
И в душе моей уж нет стыда.
Я не виню,
Я ни в чем тебя не виню…
Убьешь меня, если уйдешь,
Мне оставаться здесь невмочь.
Я сконфужен донельзя
Здесь одиночество и боль
Я знаю, это не пустяк
Какой я все же был дурак!
Моя душа тобой полна,
И у меня нет сил, чтоб устоять!
Слов я не нахожу,
Я без тебя умру!..
Без твоей любви…
Но лишь молю: «Уходи!»
Убьешь меня, если уйдешь,
Мне оставаться здесь невмочь.
Я сконфужен донельзя
Здесь одиночество и боль
Я знаю, это не пустяк
Какой я все же был дурак!
Моя душа тобой полна,
И у меня нет сил, чтоб устоять…
Минако не смогла остаться равнодушной к этим строкам, буквально вопящих о боли и безнадеге, и когда Айно сворачивала лист с песней обратно в трубочку, пальцы ее дрожали. От такого крика души ей стало не по себе, и холодные оковы страха сжали ее горло. Что за клип можно снять на песню со столь мрачным содержанием? Минако даже предположить не могла.
— Надеюсь, ты не скучала? — Эйс появился, точно из ниоткуда, и Айно едва заметно вздрогнула.
— Нет, — безмятежно ответила она и потянулась к бутылке с водой.
Кейто пристально взглянул на нее, но не сказал ни слова, когда увидел на столике забытые ненароком слова песни. Быстро сложив два и два, он понял, что Минако все же сунула свой любопытный нос в его бумаги. Данбурита на мгновение окатило жаркой волной — а вдруг его план теперь висит на волоске?! И все из-за его невнимательности! Но Венера вела себя вполне спокойно, и Эйс, вздохнув, присел на свой шезлонг:
— Верю, — ответил он, а про себя подумал: «Если я за эти два дня не сойду с ума, то, пожалуй, возьму отпуск — если такие, конечно, можно получить на службе у Металии».
Съемки начались на следующий день — как и предполагалось ранее. Но, в силу некоторых технических неурядиц, процесс был перенесен с раннего утра на вторую половину дня. Впрочем, все это время команда гримеров и костюмеров готовила Минако к появлению перед камерами. Айно, конечно, не возражала, но после четырех часов укладки волос и нанесения макияжа, который не таял бы под тропическим солнцем, ей хотелось выть от скуки. Но потом ей было уже не до этого.