Я вам любви не обещаю
Шрифт:
— Георгий Алексеевич просили кофий подать в столовую и нынче ожидают вас там, — опустила глаза Даша, теребя в руках край белоснежного передника.
Вера сжала пальцами виски. Все правильно! Бахметьев здесь хозяин, и прислуга будет выполнять распоряжения того, кто ей платит. Ну что же, коли его сиятельству угодно её видеть, она выйдет, только пусть не ждёт, что ради него она станет прихорашиваться и наряжаться. Поднявшись с кровати, Вера покачнулась и ухватилась за спинку кресла. Замутило, липкая испарина выступила на лбу. Зажав рот рукой, девушка из последних сил рванулась в уборную. Так плохо, как нынче утром, ей ещё
Покончив с утренним туалетом, Вера, с трудом переставляя ноги, направилась в столовую. Бахметьев, вольготно расположившись в кресле и жмурясь от удовольствия, пил кофе. При появлении Веры, граф поставил чашку на стол, поднялся и одёрнул мундир.
— Доброе утро, Вера Николавна. Прошу извинить меня за нежданное вторжение.
— Скорее уж, добрый день, — протянула ему руку Вера, тяжело вздохнув.
— Как ваше самочувствие? — едва заметно улыбнулся Бахметьев.
— Вы должны были остановить меня, — поморщилась Верочка.
— Видит Бог, я пытался, — усмехнулся Георгий Алексеевич. — Выпейте кофе. Вы обязательно почувствуете себя лучше, — налил он во вторую чашку густой ароматный напиток.
— Благодарю, — присела Вера на краешек стула. — Вас привело сюда только беспокойство о моём самочувствии?
Граф кивнул, окинув её внимательным цепким взглядом. Вера и сама знала, что выглядит она из ряда вон плохо. Мертвенная бледность, разлившаяся по лицу, тёмные круги под глазами, трясущиеся руки и влажные от испарины виски.
— Я ехал на службу и решил заглянуть к вам.
— Ну, что же, коли вы убедились в том, что я всё ещё жива, хотя и не совсем здорова, может, вы оставите меня покамест?
— Прогоняете? — улыбнулся Бахметьев.
— Если угодно, да, — кивнула головой Верочка. — Мне бы хотелось остаться одной.
— Понимаю, — поднялся со стула граф. — Вера Николавна, — обернулся он в дверях, — ежели вам что-нибудь понадобится, дайте мне знать. Визитку я оставил на столе, — откланялся Бахметьев.
Верочка осталась одна. Ей было слышно, как тихо переговариваются в передней Даша и Георгий Алексеевич, но слов разобрать она не смогла. Потом он ушёл, хлопнула входная дверь, и квартира погрузилась в оглушающую тишину. Слышно было только, как тикают большие напольные часы в гостиной. Тик-так, тик-так, стучало в висках у Верочки. Надобно бы подняться и заставить себя дописать письмо к Тоцкому, которое начала накануне, но неимоверная усталость и хандра будто пригвоздили её к месту. Письмо-письмо, мерно выстукивали часы. Взяв со стола карточку с золотым тиснением, Вера поднялась и, шаркая, как древняя старуха, направилась к себе в будуар. Письмо лежало там, где она его оставила вчерашним вечером. Перечитав ещё раз начатые строки, Верочка со вздохом взяла в руку перо и склонилась над посланием.
Она не стала ничего скрывать и написала всё как есть. Закончив, она помахала листом в воздухе, дабы побыстрее просохли чернила, торопливо засунула письмо в конверт и позвонила в колокольчик. Отдав письмо горничной, девушка еле доплелась до кровати и как подкошенная рухнула
в постель, не раздеваясь.Тоцкий нервно мерил шагами свой кабинет, не в силах заставить себя усидеть на месте. Его беспокойный взгляд то и дело обращался к человеку, расположившемуся в его собственном кресле и внимательно читающему письмо, что он получил не так давно от mademoiselle Воробьёвой. Наконец, посетитель окончил читать, сложил послание и вернул его Тоцкому.
— Не понимаю вашей озабоченности, — поднялся с кресла мужчина.
— Не понимаете! — взвился Тоцкий. — Я вас предупреждал, что всё это добром не кончится. Надобно было всё рассказать ей, открыться, но вы решили использовать её, оставив в неведении. Видите, к чему это привело!
— К чему? — невозмутимо поинтересовался мужчина. — На мой взгляд, подобное положение только нам на руку.
— Как вы не понимаете!? — негодовал Тоцкий. — Её репутация отныне погублена. Вы ничего не сможете более добиться.
— Послушайте, Парфён Игнатьевич, не стоит так драматизировать. Ничего ещё не потеряно. К тому же его сиятельство рано или поздно оставит её, и она падёт мне в руки аки созревший плод. Только я смогу спасти её от позора и вернуть ей доброе имя. Лучше бы, конечно, рано, чем поздно, — добавил он. — Но я, думаю, что при благоприятном стечении обстоятельств это можно будет и ускорить. Во всяком случае, это я возьму на себя.
— Вы как хотите, а я умываю руки! — едва не взвизгнул Парфён Игнатьевич. — Завтра поутру я поеду к Уварову и все ему расскажу.
— Только посмейте, — угрожающе навис над Тоцким его собеседник. — Я десять лет жизни потратил на то, чтобы разыскать эту девицу и устроить всё должным образом. Я приехал в ваше захолустье, как только получил вашу истеричную записку. Неужели я вам мало плачу? Да вы сами по самые уши увязли в этом деле! На каторгу захотели?! — прорычал он, схватив его за лацканы сюртука.
Тоцкий побледнел и отступил на шаг от своего vis-`a-vis, вынуждая того выпустить из рук свой сюртук.
— Не горячитесь, mon amie, — пробормотал он. — Это я не подумавши сказал.
— То-то же, — улыбнулся уголками губ его собеседник.
Парфён Игнатьевич поёжился под холодным взглядом серо-голубых глаз, поправил лацканы сюртука и шагнул к двери.
— Не желаете отобедать со мною? Я угощаю.
— С удовольствием, — взяв со стола свой цилиндр, мужчина проследовал за Тоцким в открытую дверь.
Минуло две седмицы с того дня, когда Верочка переехала в Петербург, в апартаменты, снятые Бахметьевым. Штат прислуги за это время расширился за счёт кухарки и лакея, нанятых графом. С тех самых пор, как она довольно бесцеремонно выставила его за дверь, Георгий Алексеевич более не наносил ей визитов, хотя она регулярно получала от него записки и небольшие знаки внимания.
Иногда то бывали пирожные или конфеты из дорогой итальянской кондитерской, книжные новинки, дамский ридикюль, расшитый стеклярусом и подобные мелочи. Безусловно, получать подарки было приятно, но Вера довольно часто стала замечать за собой, что ей не хватает общества Бахметьева. Изо дня в день, пребывая в четырёх стенах своей квартиры, она изнывала от скуки и безделья, но написать ему и попросить о встрече, она не решалась, полагая, что он расценит её приглашение, как признак капитуляции.