Я великий друид которому 400 лет! Том 1

— Может, я не в твоём вкусе? Маленькие девочки? Старухи? Доски? Зверюшки? — с обидой перечисляла та.

— Я бы, может, и обиделся, но ты сейчас неадекватна, — вновь покачал головой. — ты красива, и мне нравятся разные девушки, но главное это то, что здесь, — я коснулся головы Любавы.

— Значит, — я дура?

— Ну, во-первых… А разве ты не дура? Кто будет раздеваться перед врачом, дабы спровоцировать его? Или ты хотела доказать себе, что все мужики — козлы?

Девушка вздрогнула. Похоже, я оказался прав.

— Если бы ты была права, тебя бы опорочили, и ты стала бы бояться мужчин и всю жизнь жила бы в страхе.

— Но я оказалась не права…

— Да нет, права. Козлов большинство, но везде есть исключения. Так что опасаться всё же стоит.

— А, во-вторых? — спросила она.

— Точно, — вспомнил я. — Во-вторых, я имел в виду не умственные способности. А эмоциональную близость. Переспать с как можно большим количеством женщин, дабы доказать себе, что я самец, это по-детски. Мне оно не нужно.

— Ты про любовь?.. Секс по любви? — она вдруг расхохоталась.

Я же вздохнул, вспоминая себя молодого. Глаза горели, в сердце тоже был огонь, а член стоял, как кол. Я спасал и «любил» красавиц, покорял сердца и собрал себе великолепный гарем. Всех я обожал и оберегал, но была ли это любовь? С их стороны, да, для меня же они были скорее друзьями, боевыми товарищами и любовницами.

Хотя могу и ошибаться, ведь я попросту никогда ни о чём таком не думал. Я же мир спасал… и некогда мне было…

— Называй это как хочешь. Но секс без эмоциональной привязанности — это как просто справить нужду, — вновь я покачал головой.

Пусть я сейчас и вновь молодой физически, и у меня бушуют гормоны да всё такое, но эмоционально-то мне уже четыреста лет.

Впрочем, блокировка памяти немного влияет на самовосприятие… Так что, когда я её разблокирую полностью, стану вредным, противным старикашкой и буду много ворчать, всех учить жизни и много отдыхать.

— Ты мне так загрузил мозг, что я не понимаю, как мне реагировать. Оскорбляться или облегчённо выдохнуть… — сказала Любава.

— Тебе надо облегчённо выдохнуть, — улыбнулся ей.

— Хорошо, но я всё же немного обиделась. С малых лет, как у меня начала расти грудь, все мною восхищались. А ты говоришь: «Я тебя не люблю, и на тебя у меня не встанет». Обидненько звучит… А ты точно не импотент? — она прищурилась и уставилась на меня.

— Считай, как хочешь. И меня бесполезно пытаться соблазнить. Сейчас мне не до женщин.

— Очередной трудоголик, для которого работа важнее личной жизни, — простонала Любава и рухнула на кровать. Вид, конечно, открывался великолепный и было трудно держать себя в руках. Так что я бросил на девушку её сорочку.

— Пойду я. Принесу твоему отцу настойку. Иначе вскоре ему будет очень плохо.

— Не надо настойки. Он свою дочь продал за бутылку водки! Пусть теперь на улице живёт!

Я вышел из комнаты и встретил Леру. Но так как я «молодой», то она будет мне тётей Лерой

— С Любавой всё в порядке. Но не трогайте её пока. Я же схожу за настойкой, чтобы оживить его. — я кивнул на спящего мужчину. — У него сильная интоксикация. Да и, похоже, из-за лечения от алкогольной зависимости сознание помутилось. Не рубите сплеча. Тут больше вопросов к тому уроду.

Я кивнул на окно. Там, на дороге, валялся голожопый немолодой мужик с разбитым лицом и челюстью. Лечить его я не собираюсь.

— Хорошо… — согласилась полная женщина.

Покинув дом, посмотрел на урода и, убедившись, что не сдохнет, пошёл дальше. Не хватало мне ещё в тюрьму сесть из-за этой мрази.

Вернулся же спустя полчаса. Мне нужно было приготовить отвар, так что, когда вернулся, Василий, отец Любавы, уже лежал на полу, а тётя Валерия мыла пол. Видимо, началась тошнота. Причём кровавая… Вижу следы крови на лице.

Да уж, это будет тяжело. Но!

— Да что за чертовщина у вас тут творится?! — в дом ворвалась баба Нина. — Уже вся деревня на ушах стоит!

Я лишь рассмеялся от скорости распространения слухов. Ну и рассказал всё да вместе с бабулей занялся мужчиной. Мы оттащили его на раскладушку на кухне и подставили тазик.

— Да хряпнуть он дал Васе, вот тот и поплыл да на всё согласился, — ругалась бабушка, втирая в живот мужчине целебную мазь. — Кретин, говорила же, не пей, ни грамма. Иначе сдохнешь же! Но нет!

— Ему повезло, что быстро вырубился, — подметил я.

— Две рюмки выпил. А вот Геннадий полбутылки высосал. Для храбрости, видимо. Лучше бы чай пил для мозгов, говна кусок! — бабуля всё ругалась. Ну и продолжала мазь втирать.

— Вот и говорю, что повезло, выпей больше, помер бы уже.

— Прибить бы его после такого! — ворчала бабуля. — Но ты прав, что не дал ему помереть. Когда не пьёт, мужик-то он хороший. Да и на лечение согласился. Пока не появился чёрт лукавый.

— Без силы воли человек, считай, калека. Причём опасный для окружающих, — качал я головой, вспоминая некоторых «героев».

Один такой перешёл на тёмную сторону и убил кучу людей. А потом осознал, что натворил, и вспорол себе брюхо. Но толку-то? Невинно убитых уже не вернуть. Впрочем, как и других героев, убитых им.

Мы немало времени провозились с Василием. Его регулярно тошнило, но я каждый раз давал ему настойку, пока не промыли желудок. Потом дал настойки для печени. Её нужно принимать во время еды. Ну и диету соблюдать.

— Если что, зовите, — сказала бабуля тёте Лере. Женщина выглядела очень уставшей и морально разбитой. И её можно понять. Но дальше всё на ней. Такова женская доля, если муж безвольный алкаш.

Геннадия на улице уже не было. Либо утащили, либо сам ушёл. Да и неважно. Он, конечно, может нагадить и заявление в полицию написать, мол, избили! Вон зубов лишили. Но ведь и Любава может написать на него заявление. И сядет он надолго.

Дома же мы сразу пошли в баню. Точнее, сперва бабуля, а потом я. Всё же мы провоняли рвотой отца Любавы.

Остаток дня бабушка учила меня «алкашеведенью». Она сама так назвала урок. Ну а учила тому, как лечить алкашей. Тут многие пьют, всё же работы нет, развлечений нет. Мужики депрессируют и находят спасение в алкоголе.