Я видел как плачут животные
Шрифт:
Он одобрительно кивнул, но ничего не ответил, продолжив свой ритуал общения с цветами.
– Тем более, что меня поджимали сроки.
– Сроки...
– вдруг заговорил он, - это та самая нагайка, которой Фалькон всячески подталкивал вас к решению поставленной задачи. Верно?
– Верно.
– Ну что ж, - он вылил остатки жидкости и положил лейку на край стола, - Скоро вы освободитесь от этого. Отчет будет готов и без вашего участия, правда, как это отразиться на кресле нашего администратора - это уже другой вопрос, но учитывая все предыдущие события и то, что все это произошло во время председательства нашего неподражаемого Фалькона, то можно со всей уверенностью говорить, что эти дни последние в его карьере на Эндлере.
Он удовлетворенно
– Мне сказали, что вы сделали некое великое открытие.
– Ах этот мальчуган, - не поворачиваясь говорил профессор, - он видит в любом элементарном выводе великое открытие. Этот мальчик слишком наивен, чтобы становиться ученым. Ведь удивляться он перестанет практически сразу, как начнет понимать суть многих вещей, происходящих на этой планете. Я стараюсь сохранить в нем это редкое чувство удивления. Сам же я не удивляюсь уже лет двадцать. Не могу. Может быть вы меня удивите?
Я пожал плечами, так и не поняв чего он от меня хочет.
– Мы слишком разные.
– Это же прекрасно! Вы даже не представляете как бывает скучно, когда общаешься с таким же как и ты. Просто нет никакого желания выслушивать все эти формулы, гипотезы, теории и прочее.Тоска да и только. Поговорим о вас. Вы мне, а потом я вам. Секрет за секретом. Как в детстве. Вернемся в ваше детство.
– Это плохая затея, профессор.
– Ну вы же хотите узнать про открытие сделанное мною?
– Может и нет, с чего мне выслушивать очередной отчет о состоянии планеты и исследованиях грунта. Это мне никак не поможет.
– А если я вам скажу, что оно напрямую связано со смертями и может вывести вас к решению проблемы.
Я промолчал.
Иванов легонько улыбнулся.
– Я так понимаю, вы согласны.
– Пусть будет так.
– Тогда я начну первым, чтобы вы поверили в мою искренность,- он сделал глубокий вдох, - Я прибыл на планету совсем молодым ученым. В составе экспедиции "Икар" прилетевшей прямиком со студенческой скамьи. Что мной двигало? Наверное, чувство первооткрывательства, тогда Эндлер был очень суров и мягко говоря недружелюбен по отношению к прибывшим ученым. Мы еле-еле смогли закрепиться на его поверхности и установить модули для проживания. О энергетических щитах тогда и речи не могли быть. Мы выживали как древние мореплаватели на острове после страшного кораблекрушения. Наша задача была по сути проста - установить текущее состояние планеты и оценить шансы на ее будущее заселение. Мы с юношеским максимализмом и отдачей принялись за дело. Боже, нас не пугало практически ничего. Ни шторма, ни страшная радиация, убивавшая все, до чего только добиралась. Наши костюмы буквально светились после длительного пребывания на незащищенной поверхности планеты, а мы только смеялись в ответ. Всего понадобилось почти год, прежде чем более-менее ясная картина по будущему терраформированиюбыла подготовлена. Шансы на заселение и успешное освоение оказались не такими уже и большими, всего-то двенадцать процентов, а это значит совсем ничего.
Мы уже были готовы улетать, даже вещи собрали, как одному из наших геологов попался в руки кусочек маленького минерала похожего на светящийся кубик. Он горел каким-то странным огнем, выделял тепло, а предварительный анализ показал, что даже в таком осколочном состоянии хранил в себе огромное количество энергии, способной взаимодействовать с человеком и окружающим миром. Был только один минус - эту энергию нельзя было контролировать в привычном нам понимании. Нельзя было заключить в форму или заставить действовать в нужном для нас направлении. Она была хаотичной и тем еще сильнее притягивала к себе внимание. Это очень сильно заинтересовало наше руководство и они приняли решение продолжить исследования.
Иванов закончил говорить и задал вопрос.
– Ваше отношение ко
всему происходящему?– Никакого. Абсолютно. Я просто делаю свое дело и все.
– Чушь. Вы не можете относиться ко всему безразлично, когда внутри вас дремлют воспоминания сотен людей. Они мучают вас?
– Да.
– Как часто?
– Каждую ночь, когда я ложусь спать.
– Именно поэтому вы спите всего два часа в день?
Я согласно кивнул головой.
– Что вам запомнилось больше всего?
– Моя собственная жизнь. Это нельзя перекрыть никакими другими воспоминаниями. Это фундамент на котором зиждется все остальное.
– Вас что-то пугает в этом.
– Было всякое. Не хочу об этом сейчас говорить.
– Но почему?
– профессор наседал, - Самый эффективный способ избавиться от страхов - это посмотреть им в глаза и отправиться на встречу. Если чувствуешь страх перед каким-то делом, значит сейчас самое время сделать это! Страх это индикатор правильности наших поступков. Чем сильнее мы боимся, тем смелее мы должны взяться за это дело. И речь не идет о том, что сейчас вы должны идти убивать всех кого попало, хотя боитесь этого, нет, вовсе нет, речь о делах более высоких и важных. Мы порой останавливаемся в шаге от судьбоносного решения, просто побоявшись сделать один единственный шаг. Сделайте его и тогда вы увидите что все было не зря.
В дверь позади кто-то постучал. Вошлаженщина, и голос знакомого ученого появился как раз кстати. Она робко прошла вперед, обогнула стенды с цветами и растительностью, повисшей на металлических краях полок, как тропические лианы, и подошла ко мне.
– Господи, - сказала она, - Я так рада, что ты живой.
Ее поцелуй был неожиданностью для нас обоих.
Поняв, что слегка перенервничала, она извинилась и подошла к Иванову.
– Я жутко волновалась, когда сказали, что в тебя стреляли. Все хорошо.
– Более-менее. Этот доктор с железной рукой умеет поднимать на ноги даже покойников.
– В этом он мастер.
Потом из другой комнаты вышел Сэм. Голос матери привлек его внимание и он буквально набросился на нее, обняв, словно не видел много-много лет.
– Значит вы предлагаете мне идти на встречу своему страху.
Вопрос был адресован профессору.
– Конечно. Иначе, зачем мы вообще здесь.
– Это чревато для меня смертью. Вам ведь неведомо, что чужие воспоминания имеют свойство накапливаться в нашей памяти. Скажем так, это побочный эффект наших способностей. Ничего не бывает просто так. Даже лекарства имеет две стороны своей эффективности.
Профессор посмотрел на женщину - она все еще не отпускала своего черноволосого сына. Затем перевел взгляд на меня. Отсутствие ответа с моей стороны не давало ему желания продолжать разговор. Он хотел получить свое, даже если придется слегка поторговаться. Мы поговорили на отстраненные темы, обсуждали космос, его бесконечность и пределы, которые каждый человек устанавливает сам для себя, говорили про людей, про труд, переставший цениться, про желания многих получить все и не давать ничего. Мы говорили почти полчаса и вскоре наш разговор незаметно для меня самого перешел в ту стадию, когда я уже вовсю говорил о своей семье. О том как и где я жил, с кем. Каков был мой отец и какая красивая у меня была мать. Говорил о толстяке Бобе, о животных, о том как они плакали у меня на глазах, о жизни и смерти, о возможности эту жизнь сохранить, если есть хоть маленький шанс. Я выдал ему все и сам не понял как это получилось.
Довольный собой и хитростью, к которой он прибегнул, Иванов отвернулся к своим цветам и стал гладить их так, будто это были по-настоящему живые существа, чувствовавшие его тепло и ласку, знавшие, что здесь, в окружении заботливого ученого, им не грозит никакая опасность и они могут продолжать расти и развиваться.
– Эндлер подобен этим цветам, - говорил он, - просто масштабы другие. Он чувствует все, что происходит на его поверхности, и как мы ведем себя, находясь на его теле, и как будем продолжать вести.