Я возьму тебя с собой

– Как бы он пригодился тебе, неустрашимый мой Герцог. За Перешейком снова шевелятся любители человечины, да и Безглазые Твари скоро должны очнуться от своих Снов, в которые мне нет доступа. Но нет места на Гирлеоне младшему из сероглазых братьев, я не могу быть уверенным в том, на какую из Сторон он бы здесь встал, - Владыка как бы оправдывается, - ни он, ни Другой, не могут помочь мне в моих нескончаемых войнах за Орлед, - ведь войны всегда означают смерть.

– Гони печаль прочь, не допускай её до своего сердца, о Владыка. Я справлюсь, как и раньше, - Орлед навечно пребудет вершиной ясного Гирлеона.

– Так и будет, мой мальчик, так и должно быть, потому что лишь это правильно, таков Высокий Замысел Творцов, Тёмного и Светлого. Мы все в Ордене Воплощённой Мечты уверены в тебе, ты самая большая наша удача и гордость, хоть ты и остался недоучкой, маленький мой лентяй.

Я улыбаюсь с затаённой грустью в сердце. Я счастливец, - провести детство в Ордене, - так редко кому везёт, даже если в жилах семьсот семьдесят семь поколений течёт такая же кровь, как и у меня, - Извечная Кровь Военных Герцогов Орледских.

– Что ж, формальность выполнена, твои желания мне понятны, я берусь их воплотить. Добрых снов тебе, сын мой по Духу. До встречи на Гирлеоне, Герцог.

– До встречи, отец мой по Духу, до встречи, и да будет она радостной.

Образ Владыки Снов тает, лишь какое-то время двумя зелёными свечами сквозь пространство между Мирами светится его взгляд, но затухает и он. Сиреневый ручей Заклинания Зова сверкающими точками рассыпается, тонет в пропасти с невидимыми берегами. Моя руна Готовности и Согласия блёкнет и растворяется в воздухе. Зеркало снова становится зеркалом, время стряхивает с себя неподвижность и начинает течь обычным своим порядком. В блестящем полированном стекле я вижу снова себя, - Гирса Орледского и Илью Новикова одновременно…

***

В моей комнате сероглазого нет. Всё-таки что-то он придумал. Вот ведь… С кухни доносится звон разбившегося стекла. Так.

– Ну, и что ты затеял? Пашка, ну зачем такой парад?
– на столе стоят два бокала тонкого стекла, поблёскивает тусклым глянцем коробка “Пуэррто”. В центре стола горит ароматическая индийская свеча.

– Я тут хотел… да вот видишь… - Пашка расстроено показывает на осколки хрустальной конфетницы на полу.
– Кокнул её, понимаешь…

– Ну и кокнул, ну и что? Не впервой… Только сам убирай, хотя нет, давай вдвоём.

– Я сам, сам, Илья! Погоди, щас всё будет… - Пашка смотрит мне в глаза и осекается, его голос переходит на шёпот: - Ты что, Новиков? Волка в ванной увидал? Или там Заноза появился? Растрёпанный какой-то и смотришь как-то… Блин, да у тебя глаза светятся! Прямо полыхают зелёным!

Я счастливо смеюсь и хватаю Пашку за плечи.

– Какие волки, какой Заноза, не к ночи он будь помянут? Ты зачем мамкину любимую вазу раскокал, поганец? Руки дырявые! Свечкой этой навонял на всю квартиру! Ух, как я тебя всё-таки люблю, дурачок мой сероглазый!

Пашка, ни шиша не понимая, тоже смеётся вместе со мной.

– Ну, всё, всё уже. Давай совок и веник, и пылесос тоже тащи. Слушай, Ил, ты за вазу не переживай, - мы её на Занозу свалим! Ему всё равно всегда всё с рук сходит, его тётя Наташа любит, он же из всех взрослых верёвки вить может.

– Вот достойный подражания пример братской любви! Держи веник. Нет, это конечно, не то, чтобы рот носками заткнуть, но тоже ничего. Кому ещё из вас двоих больше достаётся друг от друга, - не знаю.

– Мне, кому же ещё!
– уверен Пашка.
– Тебе-то вот хорошо со стороны рассуждать, тебе-то никогда Заноза носки узлом не завяжет, - бздит, гадёныш! Носки ещё что, а помнишь, как он кактус мне под подушку засунул? У-у, я его тогда чуть не убил, хотя куда мне… С ним, чтобы справится, ты нужен, - да и то, как ещё повезёт…

– Я пас, мне жизнь дорога, я маме нужен живой и желательно одним куском. Ну, хватит, чисто уже, выключай пылесос, и руки помой иди.

Я, матерясь про себя, поминая всех богов двух Миров, пытаюсь справиться с огромным штопором, опасно поблескивающим холодным металлом. Ручки какие-то, рычажки, прах бы их побрал! Ой, блин, - ну вот, палец прищемил! И точно, больше всего это устройство напоминает мне невероятные орудия пыток Всадников с южных равнин Орледа, или из застенков Халифов Кордовы. Появившийся из ванной Пашка, отвешивает мне лёгкий подзатыльник, забирает у меня штопор и легко, в секунду, справляется с пробкой.

– Ты почему к технике такой неспособный?
– бухтит он.
– Даже с простеньким штопором справиться не можешь, чтобы не покалечиться, а уж если что посложнее, - только держись. Как ты велик старый свой чинил, во зрелище было, ни в жизнь не забуду!

Я потираю побелевший уже шрам на левой руке. Что было, то было.

– А может мне тебя связать, а? И в кладовку. Вместо Никитоса. Чтобы ты нос не задирал, механик великий нашёлся!

– Ну не злись, Ил! Я же любя, я же за жизнь твою опасаюсь!

– Я тронут, прямо до глубины души, до печёнок самых. Хватай бокалы и конфеты, я вино возьму, в комнату пошли, - не хочу я на кухне.

– В комнату, так в комнату, свечку прихвати.

– Паш, ты груши будешь? И виноград ещё есть, помыть только надо.

В моей комнате мы с сероглазым устраиваемся на полу, на ковре, облокотившись спинами на диван. Вино, бокалы и фрукты устроены между нами, свечка воняет в углу, конфеты Пашка, разумеется, уместил у себя на коленях.

– Конфетки, - вещь! Прямо с фантиками съел бы! Хватит, Илюха, полбокала хватит.

– За тебя, Пашка!

– За нас! Ух ты, сладенькое, лучше чем твоё Шабли любимое, - фи, кислушка, - а это самое то.

Вино, чуть сладкое, терпкое, с оттенками изюма и фруктов, ласкает язык и сердце.

– Ты бы конфет Никите оставил.

– Перебьётся, я ему грушу возьму, даже самую большую, сам же знаешь, ему без разницы, - лишь бы что-нибудь со стола.

– Слушай, а что ты там насчёт новой модели говорил? Полторы тысячи, - чего так дорого-то? Подумаешь, несколько кусков пластмассы!

– Ты, Илья, если не понимаешь ни фига, - лучше молчи тогда!
– горячится Пашка.
– Это же модель от “Italeri”, - это же брэнд, это тебе не “Звезда” наша! Ни тебе подгонки, ни подпилок никаких… Деталька к детальке. Масштаб, опять же, 1:48. Ну и за эксклюзивность, понятно, всё-таки Дорнье 335, да ещё двухкабинный, и не серия даже, а прототип! Я тебе фотографии покажу, упадёшь! Прикинь, два винта по оси, «тяни-толкай» такой, две кабины, не машина, - песня!

Я, улыбаясь, с удовольствием смотрю на раскрасневшегося Пашку. Куплю я ему этот самолёт, решаю я, - деньги ерунда, куплю и всё!