Я возьму тебя с собой

– Куплю я тебе его! К первому сентября подарю.

– Ты что, Новиков! Полторы штуки ведь! Опять выиграешь? Даже не думай, - не возьму, даже не подъезжай!
– он сердито хмурится, ясно, что не возьмёт.

– Да успокойся ты! Не буду играть, если ты такой щепетильный. Копилку свою тряхану, там как раз под две штуки, а может и больше.

– Ты же на шестнадцать лет, на парашютную секцию копишь! Нет, не возьму, сказал ведь!
– Пашка упрямо дёргает головой.

– Достал ты меня! Ну, слушай, - на секцию мне мать обещала денег дать, это раз. На твой день рождения я тебе ничего не подарил, - МР3 плеер не в счёт, его тебе, в общем-то, мама моя купила. Это два. Мне приятно будет, это три, и это главное. Всё, сказал, а будешь спорить, - конфеты заберу и Занозе отдам! А ну, дай-ка сюда коробку!

– Ладно, ладно, ну хорош Илья, отстань, не отдам, ну кончай, вино перевернёшь, ну вот, - конфету раздавил, у-у зараза!
– Пашка отбивается так, как будто в этой коробке заключён смысл его жизни.
– Слушай, ну ладно, раз так, самолёт ты мне купишь, чего же до первого ждать то, - давай завтра же и сгоняем.

– Ну, давай, но только откроешь его не раньше первого.

– Да ёлки с дымом! Почему первого-то, объясни ты мне!

– Не знаю. Так просто.

Пашка обалдело смотрит на меня.

– Ни фига себе! Не знает он! А знаешь ты, как это называется? Вожжа под хвост попала, - вот как это называется. Ну, тогда и пошёл бы ты со своими подарками, не надо мне от тебя ничего, раз ты зараза такая!

– Ну ладно, ладно, Пашечкин, я дурак, я глупость спорол, всё, всё, завтра купим самолёт этот и начинай его работать, на здоровье, - я пугаюсь не на шутку, если сероглазый заупрямится по-настоящему, - всё, его тогда ничем не проймёшь.

– Да? Ну ладно, раз ты такой хороший, давай я тебе тогда массаж сделаю.

– Вот здорово, только массаж, а не разновидность китайской пытки.

– Снимай джинсы и на диван ложись, а хочешь, - можно и на ковре.

– Попозже, Паш, перед сном, ладно? Если не передумаешь.

– Перед сном мне не до массажа будет! Я продолжения хочу, до самого конца, Ил.

– Ну вот, - продолжение, потом массаж и баиньки.

– И ещё расскажешь мне что-нибудь, ладно? Во, Илья! Знаешь про что, - про Таука ибн аль-Ашаса, про то, как он жил до того, как попал в Испанию к халифу аль-Хакаму, ты же говорил, что он не зря от Аббасидов ушёл, не просто так. Интересно мне, почему, - всё у него так хорошо было, целым войском командовал, - нет, бросил всё, за тридевять земель сорвался чёрти куда, почти наёмником простым…

– Судьба, Пашка. Судьба, она же кисмет, она же карма. Всё в руках Аллаха.

Ни судьба, ни Аллах тут не причём. Сила посильнее Аллаха, - сама Любовь меня тогда погнала за тридевять земель. Тогда я от неё убежал, сумел, исхитрился. Сейчас я держусь за Любовь всеми своими силами. Ты, мой Сероглазый, - всё для чего я и пришёл в твой Мир в этот раз. И не убежать мне от тебя, нет такой силы, которая была бы способна меня оторвать от тебя. И тебе не уйти от твоей Любви ко мне, - ведь сказал же Владыка Снов, что она посильнее моей, может быть. Да, ты пойдёшь со мной. И там, на Гирлеоне, родине всех Чувств и Желаний, твоя любовь засверкает по особенному, напоённая ясными зарницами Лучшего из Миров. И этот блеск преобразит меня, - и отражённый мною, как луной, он вновь падёт на тебя, моё солнце, и ты тоже засветишься новыми гранями своей изумрудной души.

– Илюха, ну что, блин, за дела!
– Пашка кидает в меня виноградиной.
– Что за манера у тебя вечно, - пропадать посреди разговора? Ну, вот где ты опять был сейчас? На Марсе?

– Я думал, что хорошо бы сейчас нам с тобой джакузи запустить.

– Ты гений, Ил! И вино с собой возьмём! Я сейчас… - Пашка подпрыгивает, моментально скидывает шорты, подхватывает вино и конфеты.

– Я готов!

– Ты сам там всё отрегулируй, температуру, воздух, ну всё, в общем.

– Сам конечно, а то ты сваришь нас когда-нибудь.

Я тоже снимаю джинсы, берусь, было, за плавки, - в этот миг звонит нескончаемой трелью дверной звонок. Я удивлённо смотрю на Пашку.

– Заноза!
– обречёно выдыхает он.

– А ну, вино прячь. Постой, а может, не откроем?

– Дверь вынесет, - всё так же обречёно отзывается Пашка.
– Придержи его там, я здесь всё по-быстрому щас…

Я, оставив Пашку, осторожно подхожу к двери. Звонок сейчас взорвётся. Я гляжу в глазок, - ни шиша не видно, ясно, что Никитос закрыл его ладошкой.

– Кто там?
– я стараюсь потянуть время.

– Группа Альфа! Открыть дверь и всем на пол, лицом вниз! Ну, живо, а то дверь сломаем!
– восторженно орёт эта пиявка.

Терпение у него явно на пределе, - он начинает молотить в дверь ногой. Я, тоскливо вздохнув, отпираю дверь. Та распахивается, как от порыва могучего урагана, мимо меня что-то со свистом поносится, - Заноза уже в моей комнате. Я закрываю за ним дверь и упираюсь головой и ладонями в её полированное дерево. Да-а, - думаю я, - нет, ну это всё-таки, - да-а… А что тут ещё скажешь… Мне вдруг делается смешно, - я представляю Никиту в огромных сводчатых залах Ордена Воплощённой Мечты. Пожалуй, перестраивать весь замок пришлось бы, - ну что такое какой-то там гранит для этой ракеты. Из комнаты доносятся какие-то странные звуки, я торопливо иду к братьям. В комнате Пашка сидит на диване и, уронив голову на руки, с отчаянием в потемневших серых осенних глазах смотрит на Никиту. Тот, бешено крутясь на моём вращающемся компьютерном кресле, торопливо поедает сочную золотистую грушу.

– Во, Ил, мама вам велела передать, - он небрежно кивает на объёмистый, чуть надорванный бумажный пакет, валяющийся на полу прямо посреди комнаты.

– Да не крутись ты, болячка, в глазах рябит, - Пашка постепенно приходит в себя.
– Ну, передал? Грушу сцапал? И катись-ка, давай, отсюда, пока по шее не получил.

– Ага, щас, как же! Руки коротки, я, таких как вы, по десять штук за раз уработаю, - Заноза, тем не менее, перестаёт крутиться, и с некоторой опаской смотрит на меня.

Я, прислонившись спиной к дверному косяку, скрестив руки на груди, поджимаю губы и оценивающе смотрю на него.

– А знаешь что, Пашка? Хватай-ка ты его за ноги, а я за верёвкой сбегаю! Только смотри, осторожно, чтобы он тебя не покалечил, я по-быстрому…

– Но-но!
– Никитос даже перестаёт жрать грушу.
– Кончайте! Самим же хуже будет!

Похоже, впрочем, что перспектива схватки с нами обоими, его очень даже устраивает. Он торопливо дожёвывает огрызок, - остаётся только черенок, Никитос швыряет его в Пашку, - небрежно вытирает сок с подбородка и вызывающе переводит горящий взгляд с меня на брата.

– Ну что, вас как, - по одному или вместе сразу, чтоб не чикаться? Вот так вас и закопают, - без штанов!
– до Никиты вдруг доходит, что мы с Пашкой раздеты до плавок и трусов.
– А чего это вы голые, а? Жарко бедненьким?

– В ванну мы собрались… - говорю я, и тут же прикусываю язык, но уже поздно.

– У-у! Ну, ты, Новиков, совсем!
– горестно стонет Пашка.

Никита, возбуждённо распахнув свои серые фамильные глазищи, не мигая, смотрит на меня. Старшего брата он полностью игнорирует.