Я всегда буду с тобою
Шрифт:
Глава 2
Оказавшись у себя в спальне, Марк как-будто почувствовал себя немного лучше; здесь он мог переварить все, что ему наговорил Макс.
«Итак, – мысли внутри головы начали нехотя ворочаться,—Анна умирает; вот так просто, у нее обнаружено тяжелое заболевание. Ну и что?»,—спрашивает себя вслух Марк,– «ЧТО!? Да это же не она умирает, это я умираю. Ну я вообще-то давно так-то умер; ну и что, значит я скоро умру второй раз. Кстати, ощущения перед смертью схожие с прошлыми»,—подмечает опять же вслух Марк,– «значит и вправду умираю. Хм, смешная ситуация». Ситуация к слову ничуть не смешная, вопреки размышлениям Марка, да и самому Марку скорее хочется расплакаться, нежели смеяться, и он бы наверное расплакался, если бы мог, но к его сожалению, он потерял эту способность лечить себе душу таким способом много лет назад, «умерев»
Тут Марк второй раз за вечер, и за много лет соврал себе. На самом деле, Марка очень сильно волновала возможность снова увидеть Анну, может быть даже получить ответы, на непонятные ему вопросы. Эта маленькая отвратительная надежда, за которую он неосознанно, почти рефлекторно так крепко уцепился, выросла в огромную цель. А ведь он боролся с этой надеждой многие годы, топил ее в алкоголе и наркотиках; похоже она все же неотвратима. Тут еще и как на зло выплыло давно канувшее в лету воспоминание, сладостная картина прошлых счастливых дней: он лежит на кровати, после жаркого, изматывающего занятия любовью с Анной. Он не торопясь вытаскивает из пачки «Richmond» сигарету с шоколадным вкусом, и также не торопясь закуривает; сладковатый дым заполняет комнату; от его оголенного тела исходит волнами пульсирующее тепло; Анна порывисто целует его сначала в губы, затем в поросший колючей щетиной подбородок, потом в зататуированную грудь, при этом касаясь сосками его живота; так она опускается все ниже и ниже, пока не доберется до места, которым еще пять минут назад Марк вызывал у Анны стоны удовольствия. Старания Анны вызывают улыбку на губах Марка, полную счастья.
Очнувшись от счастливого воспоминания, Марк почувствовал себя вдвое паршивее. Перед ним вновь возникла суровая реальность. Полная мерзких призраков прошлого, и пугающих своим тихим безобразием демонов настоящего. Сидеть вот так больше было просто невыносимо. Потому Марк направился вниз, надеясь встретить там Макса, чтобы еще раз его обо всем расспросить, хоть встреча эта была уже маловероятна; Макс уже должен был уехать домой. Все же Марк решил попытать удачу.
В доме было тихо, как-будто кроме Марка в нем никого не было. Он прошел по коридору второго этажа, так никого и не встретив, спустился по своеобразной винтовой лестнице, и вышел в просторный холл первого этажа. Как и следовало ожидать, Макс уже уехал.
Куда теперь идти? – подумал Марк. Он понимал, что сегодня уже не уснет. Сам того не замечая взгляд его устремился в сторону домашней библиотеки. Там можно было послушать мысли умных людей со всего мира, забыться чужими мечтами, убежать от ненавистной ему реальности. Многие годы, когда родители ссорились, когда отец в бессильной злобе пускал в ход кулаки, будучи еще маленьким мальчиком, он часто находил утешение в чтении произведений любимых авторов: Достоевского, Диккенса, Лондона, Флобера, Уайльда, Мериме, Ремарка, а позже и более современных писателей, вроде Рут Уэйр, Стивена Кинга, Чака Поланика, Дениэла Киза, и Дениса Лихейна. Впоследствии Марк прослыл умным, начитанным юношей среди людей, входящих в круг его общения. Те самые люди и не подумали задаться вопросом, что могло заставить восьмилетнего ребенка вникать в мысли великих умов нашего порочного мира, рожденные во время тяжких жизненных испытаний, перенесенные на бумагу в виде тысяч бессмертных строк.
Зайдя в библиотеку, у Марка напрочь отпало желание читать: в самой середине комнаты, развалившись в любимом кресле своего сына, сидел Александр Александрович, с бутылкой пива в правой руке; горлышко бутылки он прижал к губам, а невидящими глазами уперся в пеструю радугу корешков книг. Как только Марк вошел, он резко оторвал глаза от цветных корешков и уставился осоловелым от выпитого спиртного и отсутствия сна взглядом на сына.
– Я так,– торопливо вымолвил Берг младший, – просто не спалось, вот, думал взять, что-нить почитать, – он не ожидал встретить тут отца, тем более не входило в его планы оказаться с ним наедине. Они уже много лет не могли находится наедине друг с другом – каждый чувствовал себя виноватым перед другим.
Однажды, когда Марку едва исполнилось шестнадцать Александр Александрович перебрал со спиртным больше обычного и как следствие, опять разругался с женой. Марку наконец осточертело слушать эту ругань, так что он наконец вышел из своей спальни к неугомонным родителям, и прямо оцепенел от ужаса: отец его размахивал перед матерью непонятно откуда взявшимся здоровенным пистолетом.
В неверных руках отца оружие плясало, выписывая причудливые фигуры. Все нутро у Марка подпрыгнуло вверх, кровь бешено начала стучать тяжелыми молотками в висках, ушах, в груди; Марку на миг показалось, что он явственно слышит биение собственного сердца. Не осознав до конца, что он делает, в одну секунду оказался Марк возле обезумевшего отца; ударом ноги выбил он из руки отца пистолет, затем схватил его обеими руками за рубашку так, что отлетели пуговицы. В этот момент он пошатнулся под тяжестью удара: отец с размаху двинул ему кулаком правой руки в скулу. Удар был хлестким, и напоминал скорее пощечину; Марка это сразу привело в чувство, он понял, что отца словами не успокоить; увернувшись от очередного удара, он сам нанес ошеломительный удар коленом в солнечное сплетение, отчего у отца вырвался сдавленный хрип, они вцепились друг в друга, но физическое преимущество было на стороне Марка: он был выше на голову, больше килограмм на восемь, и моложе, да и к тому же Александрович был пьян, поэтому Марк без особого труда повалил отца на пол, пригвоздил коленом, и сам уже порядком обезумев, схватил валяющийся рядом злополучный пистолет и приставил дуло ко лбу Берга старшего; воцарилась невероятная тишина. Марк тяжело дышал, отец сохранял поистине спартанскую выдержку и спокойствие, уголки его губ слегка подрагивали в злобной улыбке. Вдруг, будто очнувшись от наркоза, Марк судорожно отбросил оружие в сторону и повалился на пол спиной, рядом с отцом. Вдруг отец тихо заплакал. От пережитого только что шока Марк тоже не мог сдержать слез, и с облегчением разрыдался.Хоть все и закончилось благополучно, и все старались поскорее забыть случившееся, какая-то скованность в общении между отцом и сыном все же осталась.
– Может выпьешь со мной пива, – предложил неожиданно Берг старший. Марк, выбравший первую попавшую книгу, чтобы поскорее ускользнуть от холодных глаз отца, даже уронил ее.
– ты хочешь выпить? Со мной?
– Да. Если не хочешь – не надо. Чего ради пялиться на ночь глядя в писанину какого-нибудь особо чувствительного и сентиментального нытика, не лучше ли употребить нам кровь земли? – мурлыкающе продекламировал отец, взбалтывая содержимое в бутылке спокойными, круговыми движениями руки.
– Пожалуй, ты прав. Удивительно только, что ты пиво, а не вино или шампанское называешь кровью земли, – ответил ему Марк, садясь напротив Александра Берга и откупоривая взятую из ведра со льдом холодную и запотевшую бутылку с пивом.
– Для меня кровью земли является все то, что можно пить, и то, что туманит рассудок.
– Смелое заявление, – растягивая слова проговорил Марк. Пиво оказалось очень вкусным и освежало голову, так что он чуть залпом не выпил всю бутылку, – Макс уехал?
– Да, заказал такси и упорхнул. А если бы чуток повременил, мог бы с нами выпить
– Еще его не хватало. Ты бы еще нашей старушке предложил, и получилась бы просто совершенная семейная идиллия.
Отец издал короткий смешок, а затем громко икнул.
– А что, неплохая идея! Вместо семейного ужина сбор в библиотеке. Старушка будет в восторге!
Марк с интересом подметил про себя, что разговор его вовсе не утруждает. Кроме того, от выпитого спиртного по всему телу начинал разливаться приятный, теплый хмель. Первую опустошенную бутылку он поставил на стоявший между ним и отцом стол, сразу же открыл вторую и отхлебнул из нее, затем достал из кармана пачку сигарет и вытащив одну зубами, прикурил. Маленькие барашки молочного дыма взмыли под потолок.
– Дай мне тоже. —попросил отец. Марк протянул ему сигарету, и сам прикурил. Отец с наслаждением затянулся.—Вы с Максом, кажется, повздорили немного.
– Да. Откуда ты знаешь?
– Ну вы отнюдь не шепотом говорили. Я так понимаю, Анна хочет встретиться с тобой?
– Да, – Марк аж пивом подавился от неожиданного отцовского вопроса, – у тебя отличный слух.
– Не сердись. Лучше ответь мне, почему ты отказался с ней увидеться?
– Зачем нам это? Мне это не нужно. Ей кстати тоже. Люди почему-то воображают, что перед смертью обязательно надо просить прощения за любые обиды, про которые обиженные давно забыли.
– Ты можешь пытаться обманывать себя, но не делай попыток обмануть меня. Уж ты точно ничего не забыл. И не говори, что ты не допускал мыслей о возможности хотя бы вновь увидеть ее. – отец докурил сигарету и потушил окурок о лежавший в ведре лед. Марк мертвым взглядом наблюдал за ним сквозь плотный кумар. Его сигарета почти одиноко тлела, забытая между пальцами. – прежде чем ты обложишь меня матами, позволь рассказать тебе одну историю, которая приключилась со мной еще в молодости.
Марк безмолвно и с интересом смотрел на отца. Тот, не дождавшись его ответа, продолжил говорить.