Я захватываю замок

На вершине насыпи было спокойно, безветренно. Солнце село.

Обычно ритуал у меня начинается с наблюдения за угасающим светилом, но нюханье духов отняло больше времени, чем я думала. Водянисто-желтое небо за башней Вильмотт пересекала яркая, волшебно красивая, зеленая полоса — правда, недолго: когда я добралась до камней, очерчивающих место разведения костра, она уже растаяла. Я выждала, пока померкнет желтый свет, и развернулась к низко висящей над полем луне. Темная синь неба стала глубже; лунный диск, утратив бледность, напоминал сияющий снежный шар. Мягкая, густая тишина буквально спеленывала по рукам и ногам… Из оцепенения меня вывел бой часов на церкви, отсчитывающих девять ударов.

Я бросила в каменный круг хворост, добавила небольшие поленья, а над ними сложила вигвамом приготовленные Стивеном длинные ветки. Затем ушла в башню высекать огонь для розжига костра.

На самом деле добывать огонь нужно трением дерева о дерево; перед первым обрядом мы с Роуз провозились целый час, но не высекли даже искры. В конце концов, решили зажигать спичками в башне тонкую свечу — чем не язычество? Сестра несла ее к вороху дров, а я шла следом, помахивая наперстянками. В сиянии крошечного огонька сумерки казались еще гуще и синее; это неизменно приводило нас в восторг: тут, полагали мы, и начиналось колдовство. Главное — не дать огню угаснуть при спуске с лестницы и переходе через насыпь. В ветреную погоду мы прикрывали его стеклом от лампы.

Прошлой ночью стояла такая тишь, что не пришлось загораживать огонек даже ладонью.

Я окинула прощальным взглядом безмолвные поля: когда вспыхивает пламя, они сливаются с темнотой. А жаль!.. И подожгла ветки. Дерево занялось быстро. Обожаю разгорающийся костер: хруст, треск, робкие, дрожащие язычки пламени, первая струйка дыма!

Поленья загораться не хотели, пришлось наклониться к земле, чтобы раздуть огонь. Пламя резко взметнулось ввысь, охватив «вигвам» из длинных ветвей. Снежная луна глядела на меня словно из огненной клетки. Вскоре ее заволокло дымом — наконец-то занялись поленья. Я отсела подальше и залюбовалась огромным сияющим костром. Все мои мысли будто утянуло в огонь, и теперь они полыхали в ярко озаренном каменном кольце. Ночь наполнилась шипением, треском, гулом!

И вдруг из глубины сгинувшего в сумраке мира кто-то позвал меня по имени.

— Кассандра!

Откуда же голос? От аллеи?.. От замка?.. И кто это вообще?

Я притихла. Отрешившись от шума костра, я ждала, не повторится ли зов. Кто же там? Женщина или мужчина? Попыталась вспомнить звук голоса, но в ушах стоял лишь треск горящих веток. Может, почудилось?

Тут заливисто разлаялась собака. Видимо, действительно кто-то пришел.

Я немного сбежала по склону вниз. Поначалу в глазах плясали языки огня, и ничего не было видно. Мало-помалу чернота превратилась в бледный вечерний свет; ни на аллее, ни во дворе никого рассмотреть не удалось — надо рвом поднимался густой туман.

Элоиза лаяла столь яростно, что я решила спуститься. А собака вдруг смолкла. Сквозь туман опять донесся протяжный зов:

— Касса-а-андра-а-а!

Ясно: голос мужской. Но чей? Это не отец, не Томас и не Стивен. Таким голосом меня никогда не звали.

— Я здесь! — откликнулась я. — Кто там?!

На окутанном туманом мосту послышались шаги. Вперед вырвалась довольная Элоиза.

«Ну конечно! Нейл!» — пронеслось у меня в голове. Я бросилась навстречу. И отчетливо увидела: не Нейл.

Саймон.

Удивительно теперь вспоминать, но я ничуть ему не обрадовалась! Мне так хотелось, чтобы на его месте оказался Нейл… если уж кому-то суждено было явиться, когда я приступила к ритуалу. Тут любой счел бы взрослую девушку «сознательно наивной».

Мы пожали руки; я собиралась быстро проводить его в дом, но он вдруг поднял глаза на костер и воскликнул:

— Совсем забыл! Сегодня же канун дня летнего солнцестояния! Роуз рассказывала о ваших забавах. Красивая гирлянда…

И как-то само собой получилось, что мы вместе зашагали к вершине насыпи.

Саймон приехал на встречу с агентом, просидел с ним за работой весь день.

— А потом решил заглянуть в замок. Повидать вас и вашего отца… Кстати, где он? В доме полная темнота.

Я объяснила, что отец уехал в Лондон; возможно, остановился в квартире миссис Коттон.

— Тогда ему придется спать в моей комнате. Мы там друг у друга на головах сидим. Великолепное пламя!

Мы устроились перед костром. Интересно, насколько подробно Роуз описала ему наши ритуалы? Может, дело ограничилось рассказом о разжигании огня?

Коттон уставился на корзинку.

— Как Роуз? — быстро спросила я, чтобы отвлечь его внимание.

— Превосходно. Да, чуть не забыл — передает вам привет. И Топаз тоже. Так это и есть портвейн викария, о котором говорила Роуз? — осведомился он, указывая на торчащее из корзины горлышко аптечной склянки.

— Да. Он каждый год мне немножко отливает, — ужасно смутившись, ответила я.

— Мы его выпьем или совершим возлияние?

— Мы?

— Да. Я тоже собираюсь праздновать. Как представитель Роуз, пусть она и считает, что для этого слишком взрослая.

От моего смущения вдруг не осталось и следа. Саймон явно принадлежал к числу немногих, для кого праздник летнего солнцестояния — романтика, связь с прошлым… и, возможно, шаг навстречу мечте укорениться в английской почве.

— Хорошо, — согласилась я и открыла корзинку. — Думаю, праздник удастся на славу.

Коттон наблюдал за мной с большим интересом.

— Надо же! Роуз не говорила мне о пакетике с приправой. Для чего она?

— Защита от злых чар. Мы ее жжем. Конечно, травы нужно покупать не в магазине, а собирать самим при свете луны, но я не знаю, где искать растения с хорошим запахом.

Саймон предложил мне впредь собирать их на огороде в Скоутни.

— Травы будут только благодарны. В салатах их все равно не едят. А это что за белая штука?

— Соль. Отводит несчастья. И меняет цвет пламени с алого на голубой. Очень красиво.

— А с кексом что делаете?

— Показываем его костру, потом едим, запиваем вином… Несколько капель портвейна роняем в огонь.

— И потом танцуете вокруг костра?

Я ответила, что уже большая для плясок.

— Ничего подобного! — с улыбкой возразил он. — Я вот с удовольствием потанцую.

О сопутствующих ритуалу четверостишиях я говорить не стала, потому что сочинила их еще в девять лет. Ужасно дурацкие!

Пламя начало стихать; чтобы поддержать великолепие костра, нужно было подбросить дров. К счастью, в башне с тех времен, когда мы регулярно устраивали на насыпи пикники, остался ворох сухих веток. Я попросила Саймона помочь.

У подножия лестницы он замер и, задрав голову, уставился на чернеющую в небесах макушку башни.

— Сколько в ней? По-моему, не меньше семидесяти-восьмидесяти футов, точно.