Я знаю, что ты знаешь, что я знаю…
Шрифт:
Она рвет листья салата, выкладывает их на большие тарелки, кольцами нарезает помидоры, выжимает на них чеснок. А на самом деле – слышит Его запах, точнее, то, как он пахнет, если уткнуться во впадинку между плечом и шеей.
Он пахнет чем-то родным, знакомым – тем, что не раздражает.
Наверное, она сошла с ума, если это уже замечают другие. Ведь недавно, встретив ее на лестнице, фрау Шульце улыбнулась ей какой-то странной улыбкой:
– Фрау Вера, у вас такое лицо, будто вы проглотили светлячка! Такой вы мне больше нравитесь. Я радуюсь, когда вижу вокруг счастливых людей… Это нынче редкость.
Ужин
Вера смотрит на часы.
Внизу скрипит дверь.
Слышатся голоса. Тихий – фрау Шульце и громкий бас Романа Ивановича, который выполняет свою арию скороговоркой, без всякой паузы для ответа:
– Добрый вечер, фрау Шульце! Сегодня наконец действительно первый хороший день весны. Я вас поздравляю. Мои студенты словно с ума посходили – целых три беременных на курсе! Представляете?! Моя жена уже дома? Как ваша нога? Заходите к нам на чай.
Шаги вверх.
Дверь открывается.
Она идет навстречу.
Чмок-чмок…
– Нормально доехал? Как студенты?
– Прекрасно. На курсе целых четыре беременных! Сегодня наконец настоящий весенний день.
Мой руки. Ужин на столе.
– Как Марина, приедет сегодня?
– Звонила, предупредила, что остается у Регины еще на неделю – у ребенка куча дел.
– Что-то мне не нравится эта ее новая подруга.
– Ну что поделаешь… По крайней мере, она устроила девочку в банк.
– Как в оркестре? Похоронили фрау Мариенгаузер?
– Да.
– Как держался Вильгельм?
– Достойно. Но сообщил, что скоро отправляется к детям в Австралию. Что ему теперь здесь делать?..
– М-да-с… Беда.
Роман сидел за столом, разглаживая рукой скатерть в ожидании, когда жена положит на его тарелку еду. Она положила бифштекс.
Он наклонился, рассматривая это произведение кулинарного искусства, будто ему предложили засвидетельствовать подлинность художественной миниатюры древнего мастера.
Вере даже показалось, что в его глазу торчит линза увеличительного стекла, а еще она обратила внимание на его немного поседевшую макушку – самое незащищенное место…
И неожиданно почувствовала легкий укол нежности к этой давно знакомой макушке, на которой она впервые заметила седину. Нежности, которая вспыхнула и пробилась сквозь наслоения двадцати лет совместной жизни. Нежности, которая возникла в первый раз.
И уже, похоже, в последний.
Она почувствовала ее еще и потому, что знала о приближении финала. И, наверное, это была последняя вспышка перед тем, как все должно было угаснуть и превратиться в воспоминания. А Вера хотела иметь их, этих воспоминаний, как можно меньше!
Но, как на грех, эта беззащитная макушка засияла перед ней, чтобы намеренно запечатлеться в памяти и всплывать из ее сокровенного уголка в самый неподходящий для этого момент.
И Вера неожиданно для себя сделала то, чего не делала никогда: наклонилась и поцеловала эту макушку, которая вблизи показалась ей совсем мальчишеской – со смешными вихорками волос вокруг островка уже обозначившейся лысины.
Роман Иванович вздрогнул, будто на него упала горячая капля.
Удивленно посмотрел на жену и пробормотал: «Ну-ну…»
В этом «ну-ну», произнесенном снисходительно, чувствовалась неловкость, будто что-то нарушило церемонию семейного ужина. Будто они занялись любовью прямо на белой скатерти
среди салата и бифштексов.Вера тоже смутилась, поспешила шутливо и непринужденно потрепать мужа по плечу и принялась собирать посуду.
Через час Рихард будет ждать ее у сквера в своей машине – сегодня у них назначена встреча с его матерью.
Вера села перед зеркалом, подкрасила губы и ресницы, разложила на диване несколько платьев – в каком пойти?
Роман лег с газетой на кровать, прикрыв глаза.
– Буду поздно, – непринужденно сказала Вера, закрывая двери. – У нас неформальная встреча у фрау Мерхем – нужно решить, кем мы заменим герра Мариенгаузера.
Роман медленно кивнул.
На его лице блуждала отстраненная улыбка.
Соня:
Ящик под рядном
…Соня проснулась с тревожной мыслью о том, что Саня любит ее меньше, чем она его.
Соня открыла глаза и принялась считать количество ласковых слов, которые они говорили друг другу в последнее время. И пришла к ужасному выводу: она говорила их втрое больше!
Соня начала анализировать ситуацию. С одной стороны, размышляла она, у мужа просто не хватает времени на нежности. Он тяжело работает, устает, а у нее куча свободного времени. И это время она тратит на пустяки. Такие, как сейчас: утром считать слова и сочинять проблемы!
Но разве она виновата, что стала для Сани таким вот ничтожным дополнением? Они договорились сразу: все силы бросить на карьеру мужа, а с ней, Соней, они разберутся позже, когда будут уверенно стоять на ногах. Договоренность возникла еще тогда, когда иностранная компания, в которой Саня работал программистом, послала его на три года в Прагу. Там они и решили: все внимание – Сане. Конечная остановка – Америка, куда Саню тянуло, как магнитом.
Теперь они добросовестно выполняют эту программу.
Но именно сегодняшним утром Соня ясно почувствовала, что в этой программе произошел сбой.
Дело заключалось даже не в количестве нежных слов…
Соня посмотрела на спящего рядом мужа. Скоро он как ошпаренный вскочит с постели, забегает по комнате, на ходу жуя бутерброд, побреется и поедет в город на работу, а она останется одна.
«Привет-пока!»…
А что станет делать она, Соня? Напишет коротенькие сообщения подругам на сайте одноклассников – «уже становится тепло», «купила семена – буду сажать флоксы», «у нас все хорошо» и т. п. Потом наведет порядок в комнате и спустится в сад: пора убрать мусор с клумб и грядок, сходит в цветочный магазин за рассадой, сварит обед, который сама же и съест, ведь Саня приезжает с работы сытый, а после семи вообще ничего не ест.
Потом он сядет за компьютер, а она уставится в телевизор и подумает, что день прошел хорошо.
Так было в Чехии.
Так и в Германии.
С той лишь разницей, что Чехия вдохновляла, а Германия – удручает.
Соня могла бродить по старой части Праги целый день, а тут боялась лишний раз ступить за порог дома фрау Шульце. Прага была ее маленьким утраченным Львовом. Старая брусчатка и запах кофе, узкие арки, через которые она попадала в дворики с развешанным бельем, вазонами с красными цветами на окнах и балконах, с перекличкой соседей, фантасмагория каменных лиц в углублениях эркеров чуть ли не на каждом доме – звери, птицы, рыбы, святые…